Страница 8 из 25
— Я не люблю людей, которые нисколько не богаче, чем я, а изображают из себя бог знает каких важных.
— Вы думаете, она была бедной?
— Я видела ее всегда в одном и том же платье и пальто.
— В доме есть служанки?
— Для чего месье спрашивает? Три. Одна на втором этаже, потом та, с третьего, квартира направо, еще…
— Среди них есть совсем молоденькая, только что приехавшая из деревни?
— Месье имеет в виду Розу?
— Это которая?
— С третьего. В семье Лаше было двое детей. Два месяца назад мадам Лаше родила третьего и в помощь взяла девушку из Нормандии.
— У них есть телефон?
— Да. У месье Лаше хорошая должность где-то в страховой компании. Недавно купили автомобиль.
— Спасибо, мадам.
— Если можно, чтобы хозяйка дома не узнала…
— Еще одно. Когда вчера вы увидели в газете фотографию, вы ее узнали?
Она заколебалась на минутку и солгала:
— Не была уверена. Поверьте, это первая фотография в газете…
— К вам приходила мадам Кремье?
Консьержка покраснела:
— Зашла, возвращаясь с покупками. Сказала мне так: «Полицейским платят достаточно хорошо, чтобы люди не пытались им помогать!» Я поняла. А как увидела те, другие, фотографии, подумала, что до вас не дозвониться, и, по правде говоря, как хорошо, что господа пришли, будто тяжкий камень упал с моего сердца!
В доме был лифт. Мегрэ и Жанвье поднялись на третий этаж. Из-за двери справа доносились детские голоса, а потом голос, который Мегрэ узнал, произнес:
— Жанно! Жанно! Оставь в покое сестренку! Комиссар позвонил в дверь налево. Послышались легкие, еле слышные шаги. Кто-то из-за двери спросил:
— Кто там?
— Мадам Кремье?
— Что вам угодно?
— Полиция.
За дверью воцарилась тишина, потом комиссар услышал шепот:
— Минуточку…
Снова шаги. Наверное, пошла переодеваться. Когда возвращалась, звук шагов был иным. Видно, сменила шлепанцы на туфли. Дверь она отворила неохотно, поглядывая на пришедших маленькими проницательными глазками.
— Проходите, господа. Я еще не закончила уборку.
Несмотря на это, она была в черном, достаточно элегантном платье, старательно причесана. Ей было шестьдесят пять или семьдесят, это была маленькая, худая, удивительно живая и бодрая женщина.
— У месье есть удостоверение?
Мегрэ показал ей свой жетон, который она тревожно осмотрела.
— Это вы — комиссар Мегрэ?
Мадам Кремье проводила их в комнату, достаточно большую, но до того заставленную мебелью и безделушками, что в ней едва можно было передвигаться.
— Садитесь, пожалуйста. Чем обязана?
Она с достоинством уселась, но не могла сдержать волнения и крепко стискивала пальцы.
— Мы пришли по поводу вашей квартирантки
— Но у меня нет никакой квартирантки.
— Извините, мы знаем все.
Она не спешила закончить фразу и внимательно посмотрела на комиссара.
— Все о чем?
— Обо всем. Мы не из министерства финансов, и то, что мадам пишет в декларации о доходах, к нам не относится.
В комнате не было ни одной газеты. Мегрэ вынул из кармана фотографию незнакомки.
— Мадам ее знает?
— Она жила со мной несколько дней.
— Дней?
— Скажем, недель.
— Скажем, два с половиной месяца. Не так ли?
— Возможно. Жить мне осталось недолго. Не знаю, почему дни проходят так быстро!
— Как ее звали?
— Луиза Лабуан.
— Так было написано в удостоверении личности?
— Я его в глаза не видела. Она мне так сказала, когда пришла.
— А вы не знаете, это ее настоящее имя?
— У меня не было повода что-то подозревать.
— Она пришла по вашему объявлению?
— Вам консьержка сказала?
— Это неважно, мадам. Давайте не будем тратить время. И прошу запомнить, что вопросы задаю я.
— Хорошо, — ответила она с достоинством. — Слушаю вас.
— Луиза Лабуан пришла по вашему объявлению?
— Сначала она позвонила, чтобы узнать о цене, спрашивала, не могла бы я уступить. Я ответила: «Приходите, тогда и поговорим».
— Вы согласились на меньшую цену?
— Да.
— Почему?
— Потому что я всегда на этом попадаюсь.
— На чем?
— Они всегда сначала выглядят очень порядочными, послушными и предупредительно вежливыми. Я спросила, часто ли она выходит по вечерам. Она ответила, что нет.
— Мадам знает, где она работала?
— Кажется, в конторе, только не знаю в какой. Я лишь через несколько дней поняла, что это за зелье!
— Зелье?
— Ужасно скрытная, из тех, кто будто поклялся не открывать рта.
— Вы ничего о ней не знаете? Она что, вообще с вами не разговаривала?
— Почти. Вела себя так, будто жила в отеле. Утром одевалась и уходила, довольствуясь мимолетным «Здравствуйте», когда меня видела.
— Выходила всегда в одно время?
— О да. Но тут было чему удивляться. Первые два или три дня она уходила в полдевятого. Значит, работает с девяти, подумала я. Через несколько дней начала уходить в десятом часу. Тогда я спросила, не сменила ли она работу.
— И что она вам ответила?
— Ничего. Это было в ее стиле. Когда не хотела отвечать, притворялась, что не слышит. А по вечерам старалась меня избегать.
— Но чтобы дойти до своей комнаты, она должна была пройти через гостиную?
— Да. Я чаще всего здесь сижу. Предлагала ей, чтобы взяла себе стульчик и выпила со мной кофе или отвара из трав. Один раз она снизошла до меня, и помню, что за час сказала фраз пять.
— О чем вы разговаривали?
— Обо всем. Я пыталась что-нибудь узнать.
— О чем?
— Кем была, откуда родом, из какой семьи?
— И ничего из нее не вытянули?
— Поняла только, что она неплохо знала юг. Я рассказала о Ницце, где каждый год мы с мужем проводили две недели, и почувствовала, что она тоже там бывала. А когда я спросила о родных, она сделала отсутствующее лицо. Если бы месье видел это лицо, тоже потерял терпение.
— Где она ела?
— Обычно в городе. Я не позволяю готовить в комнате, а то не миновать пожара. С этими их примусами никогда не известно, что может случиться, не говоря о том, что у меня есть вещи особой ценности, они достались мне в наследство. Она прибегала к различным уловкам: я находила у нее в комнате крошки хлеба, а один раз она пыталась сжечь какую-то жирную бумагу. Наверное, из-под ветчины.
— По вечерам она бывала одна?
— Чаще всего. Выходила из дома два, три раза в неделю.
— Переодевалась перед выходом?
— Во что она могла переодеваться, если у нее было одно платье и одно пальто на все случаи жизни. А в прошлом месяце случилось то, что я предвидела.
— А что мадам предвидела?
— Что в один прекрасный день ей нечем будет платить за комнату.
— Не заплатила вообще?
— Дала мне сто франков аванса, пообещала остальное в конце недели. А в конце недели начала меня избегать. Я загородила ей дорогу. Тогда она сказала, что через день-другой у нее будут деньги. Пусть месье не думает, что я скупая и только и делаю, что считаю деньги. Конечно, мне они нужны, как и любому человеку. И если бы она вела себя, как все нормальные люди, я была бы терпеливее.
— Вы ей все это сказали?
— Три дня назад, за день до исчезновения. Попросту поставила ее в известность, что жду приезда родственницы из провинции и мне будет нужна комната.
— Как она отреагировала?
— Сказала только: «Хорошо.»
— Мадам не может показать нам квартиру? Старая дама встала.
— Прошу сюда. Вы увидите, что нигде в другом месте она не нашла бы такой комнаты.
В самом деле, комната была просторная, с большими окнами, обставленная, как и гостиная, в стиле XIX века. Солидная кровать красного дерева, между окнами бюро в стиле ампир, которое, наверное, принадлежало покойному месье Кремье, а тут стояло только потому, что в других комнатах уже не было места. На обоих окнах висели тяжелые бархатные портьеры, на стенах — старинные фотографии в черных и позолоченных рамках.