Страница 4 из 25
Мегрэ подумал о мадам Лоньон, худой, болезненной женщине. Из-за своих недомоганий она почти не выходила из квартиры на площади Константэн-Пэкёр. Возвращающегося домой инспектора ждали вечные охи и жалобы, он должен был заниматься хозяйством и бегать за покупками. «А под буфетом ты вытер?» Ему стало жаль Растяпу.
— У меня есть одна маленькая улика. Не уверен, правда, что это что-нибудь даст.
На другом конце провода царило молчание.
— Если вы и вправду не хотите спать, я найду вас через часок-другой.
— Я буду на месте. Мегрэ позвонил на набережную Орфевр, вызвал машину и распорядился, чтобы водитель забрал в Институте судебной экспертизы вещи незнакомки Потом он принял ванну, причем чуть не уснул, и опять позвонил Лоньону, чтобы взять его с собой на улицу Дуэ к «мадемуазель Ирэн».
Дождь кончился. Небо было светло-серым, через облака пробивались желтоватые лучи солнца. Возможно, в течение дня оно выглянет хотя бы ненадолго!
— Вернешься к обеду?
— Может быть. Не знаю.
— Мне показалось, что ты собирался закончить следствие еще вчера вечером.
— Я его закончил. Это другое.
Он не одевался, пока не увидел полицейскую машину около дома. Водитель три раза просигналил. Мегрэ через окно дал ему знак, что уже выходит.
— Скоро увидимся.
Через десять минут, когда они проезжали по Монмартру, комиссар уже забыл, что вторую ночь подряд не смыкает глаз.
— Остановись где-нибудь, я заскочу выпить стаканчик вина, — сказал Мегрэ шоферу.
Глава вторая,
в которой Растяпа возобновляет старое знакомство, а Лапуэнту поручают необычное заданне
Инспектор Лоньон стоял на краю тротуара на улице Ларошфуко. Даже издалека он казался обиженным злой судьбой. Одет он был, как всегда, в один из своих костюмов мышиного цвета, которых будто никогда не касался утюг, в такой же серый плащ и некое подобие шляпы. Его кожа была серо-желтой, а выражение лица — как у больного хроническим насморком. И не потому, что Лоньон не спал ночь. Просто-напросто он так выглядел всегда, и даже только что встав с постели, имел несчастный вид.
По телефону Мегрэ предупредил, что заедет за ним, но не просил, чтобы тот ждал на улице. Тем не менее Лоньон стоял на тротуаре.
У него не только отняли дело, но и заставили тратить время и после бессонной ночи мерзнуть на улице, говорил весь его облик.
Открывая ему дверцу, Мегрэ бросил взгляд на здание окружного комиссариата. Поблекший флаг, украшающий фасад, грустно свисал — погода была безветренная. Именно здесь Мегрэ делал первые шаги как помощник комиссара.
Лоньон без слов опустился на сиденье, не интересуясь, куда его везут
Шофер повернул влево на улицу Дуэ.
Разговор с Лоньоном всегда было делом трудным и деликатным. Что бы ему ни говорили, инспектор всегда находил повод для обиды.
— Вы видели утренние газеты?
— У меня на это не было времени.
Мегрэ вытащил из кармана газету, которую только что купил. Фотография незнакомки была напечатана на первой полосе. Хорошо были видны следы побоев под глазом и на губе, но лицо было узнаваемо
— Уверен, что сейчас раздаются первые звонки!
Лоньон подумал: «Другими словами, я потратил целую ночь зря, таскаясь от одного кабака к другому и от таксиста к таксисту. А они всего лишь разослали фотографии в газеты и теперь ждут звонков!» Ему было не до смеха. Лицо Растяпы стало еще более мрачным и поникшим. Он, Лоньон, сейчас был живым упреком жестокому и дурному человечеству.
Он не задавал никаких вопросов. Он был только маленьким колесиком в полицейской машине, а колесикам много знать ни к чему.
Улица Дуэ была пуста. Только в дверях одного из домов стояла консьержка. Машина остановилась перед окрашенным в бледно-фиолетовый цвет магазинчиком, вывеска на котором гласила: «Мадемуазель Ирэн». А ниже, мелкими буквами, было написано: «Модные, элегантные платья».
В запыленной витрине висели два платья — белое, расшитое блестками, и платье для коктейля из черного шелка. Мегрэ вышел, дал знак Растяпе следовать за ним, приказал шоферу подождать и подхватил с сиденья завернутый в серую бумагу сверток, который прислали из Института судебной экспертизы.
Нажав на ручку, Мегрэ убедился, что двери еще закрыты, но уже не на засов. Было полдесятого. Приблизив лицо к стеклу, комиссар увидел, что в комнате за магазином горит свет, и начал стучать.
Несколько минут никто не выходил. Лоньон стоял сбоку, не двигаясь и не разжимая стиснутых губ. Он не курил уже несколько лет, с тех пор, как жена начала болеть и твердила без конца, что дым ее задушит.
Наконец в глубине магазина появилась какая-то фигура. Это была достаточно молодая девица в красном халате, который она придерживала на груди. Приглядевшись к ним, девица исчезла. Наверное, пошла сообщить кому-то о неожиданном визите. Потом она появилась снова и, медленно прошествовав через заваленный платьями и плащами магазин, наконец решилась открыть дверь.
— В чем дело? — спросила она, подозрительно глядя сначала на Мегрэ, потом на Лоньона и в последнюю очередь на сверток.
— Мадемуазель Ирэн?
— Нет.
— А можно ее пригласить?
— Магазин закрыт.
— Я хочу поговорить с мадемуазель Ирэн.
— Кто это хочет?
— Комиссар Мегрэ из Уголовной полиции.
Девица не удивилась и не испугалась. Ей не было еще и восемнадцати. Она только что проснулась или от природы была такая заторможенная.
— Сейчас посмотрю, — сказала она и ушла.
Было слышно, как она с кем-то тихо разговаривает. Потом раздался характерный скрип кровати: кто-то вставал с постели. Прошли три минуты, за которые мадемуазель Ирэн, видимо, провела гребнем по волосам и надела халат.
Это была немолодая женщина с бледным лицом, большими голубыми глазами и поредевшими светлыми волосами, седыми у корней. Сначала она просунула в дверь голову, а чуть позже предстала перед посетителями с чашкой кофе в руке.
— Чего еще ты от меня хочешь? — спросила она, обращаясь только к Лоньону.
— Я — ничего. Это комиссар жаждет поговорить с вами.
— Мадемуазель Ирэн? — поинтересовался Мегрэ.
— Месье, вероятно, хочет знать мое настоящее имя? Если так, то меня зовут Кумар, Элизабет Кумар. Для моей профессии Ирэн звучит лучше.
Подойдя к прилавку, комиссар развернул сверток, из которого вынул голубое платье.
— Узнаете?
Она не сделала ни шагу, чтобы лучше разглядеть платье, и без колебаний ответила:
— Конечно.
— Когда вы его продали?
— Я его не продавала.
— Но оно из вашего магазина?
Она не предложила гостям присесть, не выглядела Ни удивленной, ни обеспокоенной.
— И что дальше?
— Когда вы видели его в последний раз?
— Это важно?
— Может оказаться, что это очень важно.
— Вчера вечером.
— Во сколько?
— В десятом часу.
— У вас еще открыто в десятом часу вечера?
— Я никогда не закрываю до десяти. Почти каждый день бывает, что клиентки покупают что-то в последний момент.
Лоньон, судя по всему, должен был бы об этом знать, но стоял с непроницаемым выражением лица, будто все это его не касалось.
— Не правда ли, клиентки мадам — это проститутки и артистки кабаре?
— Не только. Некоторые дамочки встают только в восемь вечера, и всегда оказывается, что им не хватает чего-нибудь: чулок, пояса, лифчика… Или неожиданно обнаруживается, что платье, в котором они выходили в последнюю ночь, испорчено…
— Несколько минут назад вы сказали, что не продавали этого платья.
— Вивьен! Еще кофе! — она повернулась к девушке, стоящей на пороге спальни.
Девушка с предупредительностью хорошо вышколенной горничной взяла у хозяйки пустую чашку.
— Это ваша служанка? — спросил Мегрэ, провожая ее глазами.
— Нет. Просто она у меня живет. Как-то раз вечером пришла, да вот так и осталась.