Страница 16 из 25
— Когда племянница жила у вас, вы были не в курсе, есть ли у нее друг?
— Судя по тому, что говорила, она не встречалась ни с кем. Но трудно верить девушке, которая прятала под кроватью неизвестно кого.
— Большое вам спасибо.
— Это все, что месье хотел узнать?
— А у вас есть еще что-то?
— Может быть, я еще что-то вспомню…
Не без сожаления она смотрела, как все трое исчезают в дверях. Ей так хотелось рассказать что-нибудь еще…
Лоньон пропустил вперед Мегрэ с Жанвье и спускался последним. Внизу комиссар не мог сразу придумать, что сказать Растяпе.
— Извините, старина… Если бы я знал, что вы здесь…
— Это не имеет значения.
— Вы проделали огромную работу. Не исключено, что теперь дело пойдет значительно быстрее, просто помчится галопом.
— Это значит, что я больше не нужен.
— Я этого не говорил.
Жена Люсьена выглядывала из окна своего магазинчика.
— Сейчас ничего конкретного для вас нет. Было бы неплохо, чтобы вы немного отдохнули и занялись своим бронхитом.
— Это только обычная простуда. Но несмотря на это, спасибо.
— Вас подбросить?
— Нет, я на метро.
Лоньон умышленно подчеркивал разницу между ним, ездящим на машине, и собой, который тащится на метро и, поскольку близилось к шести, будет мучиться в переполненном вагоне.
— Ну, хорошо. Если вам что-нибудь станет известно, позвоните. Я тоже буду информировать вас обо всем.
Сев в машину рядом с Жанвье, Мегрэ вздохнул:
— Бедный Лоньон! Дорого бы я заплатил, чтобы с ним не встречаться.
— Возвращаетесь на набережную, патрон?
— Нет. Подвези меня домой.
Мегрэ жил совсем рядом, и у них не было времени, чтобы обсудить только что услышанное. Оба думали о шестнадцатилетнем подростке под кроватью.
Вдова Кремье считала ее гордой зазнайкой, которая ни на кого не обращала внимания. Служанка семьи Лаше, Роза, видела ее просиживающей долгие часы в одиночестве на скамейке перед собором Святой Троицы. Одна она приходила к мадемуазель Ирэн. Никто не сопровождал ее к «Ромео». Одна оттуда вышла, отказавшись, несмотря на дождь, ехать на такси, водитель которого видел ее на площади Сен-Огюстен, а позднее на углу Сен-Оноре…
А потом было только мертвое тело, лежащее на мокром асфальте площади Вэнтимиль. Не было на ней уже ни взятого на прокат бархатного пальто с капюшоном, ни вышитой серебром сумочки, а на одной ноге не хватало туфли на высоком каблуке.
— До завтра, патрон.
— До завтра, старина.
— Будут указания?
Не было возможности допросить Жанну Арменье, новоиспеченную мадам Сантони, проводящую медовый месяц во Флоренции.
— Вечером жду звонка из Ниццы.
Было еще много темных мест, на которые необходимо пролить свет. И где-то рядом был тот, кто сначала убил девушку, а потом положил ее труп на площади Вэнтимиль.
Глава шестая,
в которой рассказывается о странном отце и угрызениях совести Мегрэ
За обедом мадам Мегрэ рассказывала что-то о дочке соседки по лестничной клетке, как она первый раз сходила к зубному врачу и сказала… Что она там сказала? Мегрэ слушал в полуха, а сам смотрел на жену, голос которой звучал, как знакомая приятная музыка. Мадам Мегрэ замолчала и спросила:
— Разве не забавно?
— Да-да, очень смешно…
Мыслями комиссар был где-то далеко. Такое с ним случалось часто. Он смотрел тогда на собеседника широко раскрытыми неподвижными глазами. Те, кто плохо его знал, даже не подозревали, что Мегрэ смотрит на них, будто на меняющиеся в темной глубине сцены декорации.
Мадам Мегрэ, не закончив истории, пошла мыть посуду. Тем временем комиссар удобно устроился в кресле и развернул газету. Когда в кухне стихли звуки уборки, в квартире воцарилась тишина, прерываемая только шелестом газетных страниц. Дважды начинался и кончался дождь.
Около десяти мадам Мегрэ, видя, что муж сворачивает газету, предположила, что сейчас они пойдут спать, но он взял со стола один из кипы журналов и снова углубился в чтение. Она начала шить, отпуская время от времени ничего не значащие реплики. Ей было все равно, отвечает ли ей муж что-то или довольствуется только покашливанием. Просто это помогало поддерживать интимное настроение.
Соседи, живущие наверху, выключили радио и пошли спать.
— Ты ждешь чего-нибудь?
— Должны позвонить.
Ферэ обещал допросить по-настоящему мать Луизы, как только она вернется из Монте-Карло. Ему могло что-то помешать. Накануне Парада цветов у полиции много работы.
Немного позже мадам Мегрэ заметила, что шелест страниц вновь прекратился. Муж сидел неподвижно с закрытыми глазами. Она подождала немного, а затем произнесла:
— Может быть, ты все-таки ляжешь?
Был уже двенадцатый час. Мегрэ, не протестуя, взял телефон, включил его в спальне и поставил на столике около кровати. Потом они разделись, по очереди сходили в ванную, проделав ежедневный ритуал Мегрэ погасил свет и, повернувшись к жене, поцеловал ее.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи. Попробуй заснуть.
Он не переставал думать о Луизе Лабуан и о других персонажах, которые один за другим появлялись неведомо откуда, дефилируя перед ним, как кортеж. Единственное, что отличало эти миражи от настоящих людей, это необычность их движений — то слишком плавных, то, наоборот, подчеркнуто эксцентричных, а лотом они перепутались, будто каждый начал играть чужую роль.
Еще позже Мегрэ привиделось, что он играет в шахматы, но его усталость была так велика, а игра продолжалась так долго, что он перестал различать фигуры. Принимал ферзя за короля, пешки за коней и не мог сообразить, куда же поставил ладью. Это было ужасно, тем более что шеф Уголовной полиции не спускал с него глаз. Вся набережная Орфевр испытывала к этой партии огромный интерес. Естественно, что его противником был никто иной как Лоньон, который с саркастической улыбкой, уверенный в себе, ждал, когда Мегрэ отобьется от шаха, чтобы поставить ему мат.
Этого нельзя было допустить. Речь шла о престиже набережной Орфевр. Поэтому все столпились у него за спиной, внимательно следя за игрой: Люка, Жанвье, молодой Лапуэнт, Торранс и много других, которых он не мог различить.
— Вы подсказываете! — бросил Лоньон кому-то за спиной комиссара. — Но это уже не имеет значения.
Лоньон был один, совсем один. Некому было ему помочь. Но если бы он выиграл, что сказали бы люди?
— Можете подсказывать сколько угодно. Единственное, о чем прошу, — не жульничайте!
Почему он был так уверен, что Мегрэ собирается мошенничать? Или такой уж был у него характер? Неужели он сам ни разу в жизни никого не обманул?
Только сейчас Мегрэ нашел своего ферзя, который решал судьбу партии, и выпутался. Лучше ждать нового шаха. Ферзя нельзя терять ни в коем случае.
Зазвонил телефон. Мегрэ протянул руку, шаря в поисках выключателя.
— Ницца, месье.
Будильник показывал десять минут второго.
— Это вы, патрон?
— Минутку, Ферэ.
— Я вас, наверное, разбудил?
— Правильно сделал.
Мегрэ глотнул воды. Потом взял лежащую на столике трубку. В ней было еще немного табаку. Закурил.
— Вот теперь рассказывай.
— Не представляю, как быть. Знаю о деле только то, что было в газетах. Мне трудно судить, что важно, а что нет.
— Ты виделся с этой Лабуан?
— Только что от нее. Она вернулась из Монте-Карло только в полдвенадцатого и я пошел к ней. Живет она в доме, напоминающем пансионат для подобных ей ненормальных старух. Между прочим, все бывшие актрисы. Есть также экс-вольтижерка из какого-то цирка, а хозяйка, если ей верить, пела когда-то в опере. Не могу вам описать эту атмосферу. Никто еще не спал. Вечерами те, кто не сидят в казино, играют в карты в гостиной, в которой все столетней давности. Полное ощущение музея восковых фигур Гревена. Вам, наверное, скучно?
— Нет.