Страница 18 из 24
— Спасибо. Вы тоже на буровую?
Человек хмуро, без улыбки, взглянул на неё и односложно ответил:
— Да.
— Вы, наверное, механик? Которого Эдик обещал доставить? — Витька сделала ещё одну попытку завязать разговор. Ведь скучно лететь молча, тем более, если немного боишься, а в салоне вас только двое.
Но сосед что-то промычал, упёрся затылком в стену и прикрыл глаза клетчатой кепкой.
Неожиданно вертолёт задрожал, загудел и начал подпрыгивать на месте. Витька схватилась обеими руками за скамью, на которой сидела: больше держаться было не за что. Вертолёт ещё раз сильно подпрыгнул, качнулся хвост, и кабина медленно начала «всплывать».
— Полетели! — крикнула Витька и скосила глаза на соседа.
Механик спал! Даже слегка посвистывал во сне. Как же должен устать человек, чтобы уснуть в таком ужасном шуме, когда тебя трясёт, и качает, и подбрасывает, и стукает головой об стенку!..
Но, оказывается, ко всему можно притерпеться. Очень скоро и Витька перестала замечать тряску и даже начала смотреть в окно-иллюминатор.
А внизу будто карту огромную расстелили. Синей змейкой извивается река, по краям её — жёлтые полосы, наверное, берега. Зелёного цвета на карте больше: луга, леса или болота тянутся, и оттенки самые разные, как у карандашей в коробке: тёмный, посветлей и совсем светлый, как листья весной. А среди зелёного моря голубые блёстки озёр словно парусники плывут...
Витька так увлеклась, что не заметила, сколько времени прошло. Ей показалось — совсем немного. Но вдруг карта начала расти, словно Витька смотрела через увеличительное стекло. Стали видны отдельные деревья, полянки среди леса, и неожиданно прямо под ними, как иголка из зелёной подушки-игольницы, высунулась из тайги буровая вышка.
— Вот она! Дядя Эдик, снижайтесь! — закричала Витька.
Она очень разволновалась: если вертолётчики там у себя в кабине заговорились, то могли и не заметить буровую.
Но, видно, не зря папа Турабов называл Эдика «мировым парнем»: разглядел он вышку, и вертолёт стал резко снижаться. У Витьки сердце подползло к самому горлу: ох, не слишком ли торопится Эдик?
Но боялась она напрасно: полёт закончился замечательно. «Стрекоза» села очень мягко. Эдик, а за ним второй пилот, спустились по лесенке из своей крошечной кабины, открыли люк и спрыгнули прямо на землю.
А Витька прыгнула и оказалась в руках папы Турабова, и тут же снова взлетела вверх, чуть ли не выше вертолёта. И снова: вниз — вверх, вниз — вверх...
Не правда ли, странная привычка у некоторых пап встречать своих любимых дочерей?
БЕЛЫЙ БАНТИК — ИЗ ЧЁРНОЙ НЕФТИ?!
Надо ли говорить, сколько было смеха, шуток в маленьком тесном вагончике, где жили Витькин папа и — временно — Витькина мама?
Дочь рассказала им про деда Матвея — дедулю, и про лопоухого Чебурашку (а Чебурашку она тут же показала, потому что взяла с собой), и про хулиганов, которые мучали кедры, и про то, как они с Матвейкой их защищали... И как она скучала, тоже рассказала.
— Нормальная была вахта,— похвалил папа.
— Молодец, дочка! — поцеловала её мама.
— Кстати, папочка, — вспомнила Витька, — почему меня все обзывают «королевной»?
— Наверное, называют, а не обзывают?
— Всё равно не хочу! — надула губы Витька. — Матвейка говорит, «принцесса на горошине», а эти — Галя, Эдик — «королевной» дразнятся... Я — хорошая девочка, вот!
— Может, ты и хорошая девочка, но хвастаться этим не следует, — сказала Людмила Петровна. — А королевной тебя величают потому, что твой папа — король.
Глаза у Витьки стали круглыми. Король?! Папа Турабов?! А... где же корона? И царство... то есть королевство?
— Слышала песню «Мы — короли, мы — нефтяные короли...»? Так вот, это про нас и про таких, как мы. А королевство наше самое богатое в мире.
— Самое-самое?
— Самое-самое. У нас всё есть: и топливо, и еда, и одежда, и лекарства, и игрушки...
— То есть, как?
— Ты сюда на вертолёте добралась?
Витька кивнула: ну, да.
— А раньше — на теплоходе плыла?
Витька снова кивнула.
— А ещё раньше — на самолёте летела? И на автобусе ехала?
— И вовсе не на автобусе, а на дядиарифчиковой «Ладе», — Витька была довольна, что может возразить, а то голова устала всё время кивать.
— Это неважно. Вы с мамой не доехали бы так быстро до своего короля, если бы у него не было такого королевства. Потому что бензин, и керосин, и мазут, которыми питаются моторы всех этих машин, делают из нефти.
— Правда?
— А твой беленький бантик из чего, думаешь?
Витька хмыкнула: кто ж этого не знает? Из синтетики, конечно.
— Из нефти!
Она была поражена: белый бантик — из чёрной нефти? Да папа просто шутит!
— А мамина шубка? Которая пушистая, тоже скажешь, из нефти?
— Точно.
— А кукла Лена, которую мыть можно и волосики заплетать — тоже? А мячик? А моя пластмассовая посуда? А ранец?
Теперь беспрестанно кивал папа Сергей Турабов, но делал он это с удовольствием.
— Что же это получается? Всё на свете — из нефти? Но сколько же тогда её надо? Целый вагон или поезд?
— Гораздо больше, — серьёзно сказал Сергей Рашидович.
— А хватит? — забеспокоилась Витька.
— Хватит, — успокоил он дочь. — Только найти её трудно.
— Почему?
— Потому что прячется она, понимаешь?
— Хитрая! А ты её, значит, ищешь?
— Разведываю.
— Как разведчик?
— Как нефтеразведчик.
Интересно! Папа — король-разведчик, выходит, она — королевна-разведчица! Пожалуй, не стоит обижаться, если её в другой раз так назовут...
О ЧЁМ ГОВОРИЛИ КОРОЛЬ С КОРОЛЕВНОЙ НА ЭКСКУРСИИ ПО БУРОВОЙ
К вышке они отправились вдвоём: Людмила Петровна с ними не пошла, ей было необходимо навестить больного Данилу Михайлова, который сломал ногу, а она её «отремонтировала».
Оказывается, когда говорят «буровая», то имеют в виду не только вышку, но и жилые вагончики, и столовую, и местную электростанцию, и площадку, где садится вертолёт, и многое другое, что необходимо нефтеразведчикам.
Витька и раньше видела буровые вышки — дома, на Каспии. Но издали, а так близко — ни разу. Пока маленькая была, папа не брал, а потом он уехал в Сибирь.
— А зачем вышка такая верхотурная? — спросила она, задирая голову.
— Чтобы свечам было где помещаться.
— Каким ещё свечам? — удивилась Витька. Сергей Рашидович рассмеялся:
— Трубы так называются, Витёк. Видишь, внутри вышки стоят?
Витька пригляделась, даже руку «козырьком» сделала: верно, стоят в ряд по бокам.
— Ну и что?
— Берём одну, приделываем к ней турбобур и бурим скважину,— начал объяснять Витьке папа, но та перебила:
— Папочка, ты не «бур-буркай», а говори нормальными словами. А то я ни-че-го не понимаю!
Последние слова Витька произнесла совсем как Людмила Петровна, и Сергей Рашидович, снова рассмеявшись, потрепал её по чёрным кудрям:
— Хорошо, постараюсь «нормальными». Ты знаешь, что такое «сверло»?
— Конечно. Которым дядя Ариф дырки в стенке делал, а бабушка Фатья ругалась. На дядю Арифа, я имею в виду, за то, что шумел.
— Вот. А турбобур — особенное сверло, чтобы в земле делать «дырки» — скважины, по-другому.
— Зачем дырки?
— Чтобы до нефти добраться. Она глубоко прячется. Километра два-три приходится бурить.
— Ничего себе, — удивилась Витька. — А дальше?
— Бур землю сверлит, а труба с ним спускается. Кончится одна, другую привинчиваем, а к ней третью, четвёртую... — целая колонна получается.
— Подожди, подожди, — снова перебила Витька. — А этот... турбобур, сам, что ли, крутится под землёй?
— Сам. — Сергей Рашидович объяснил, что по трубе сверху подаётся специальная смесь — глинистый раствор, она и вращает турбобур, как вода колесо в детской игрушке. А раствор этот — «на все руки мастер»: он ещё и лишнюю землю наверх выносит, и стенки скважины укрепляет, чтобы не обвалились!
— Так и сверлим, пока до нефти не доберёмся, — закончил папа.