Гёте

Оба года, последовавшие за сражением при Иене, были омрачены трауром: в 1807 году скончалась герцогиня Амалия, а в 1808 году Гёте потерял мать. Но зачем предаваться стенаниям, склонять голову перед испытанием? Он входил в одну из самых плодотворных полос своей жизни. Казалось, столкновение с опасностью и со смертью дало ему новые силы, несметные надежды и оживило его вдохновение. Он только что закончил первую часть «Фауста» и работал над прекрасной поэмой «Пандора». Нестройные голоса, так долго бушевавшие в его смятенной душе, слились теперь в неизреченную гармонию. С юношеской лёгкостью, напоминавшей страсбургскую или франкфуртскую пору, поэт начал работать над повестью «Избирательное сродство», «Вертером» его шестидесяти лет. Он чувствовал сейчас, что достиг вершины, что свободен от борьбы, омрачавшей его гений, и знал, что победил мрачных «демонов» сомнения и иронии. Он задумал писать историю своей жизни и собирал документы, воспоминания для этой новой работы, которую хотел назвать «Поэзия и правда». Несмотря на свою кочевую жизнь, частые поездки в Иену, путешествуя на богемские воды, вопреки смутному политическому положению, Гёте никогда не чувствовал себя так уверенно, легко и покойно. Можно ли было требовать, чтобы он погрузился в печаль и бесплодные сожаления? Смерть матери, конечно, опечалила его: старушка, которую он не видел уже двенадцать лет, такая миролюбивая и весёлая, так хорошо его понимавшая и всем жертвовавшая для его счастья, воплощала в себе милое прошлое. Но прошлое было прошлым! Министру фон Гёте некогда было плакать: он послал Кристиану во Франкфурт, чтобы уладить вопрос о наследстве[137]. Сам же был озабочен приготовлениями к Эрфуртскому конгрессу[138].

Памятное событие! Единственное в мире собрание! При дворе захлёбывались от восторга, подсчитывая все коронованные головы, которые будут присутствовать на этом конгрессе: царь всея Руси, император французский, четыре короля, тридцать четыре герцога и князя. Бесчисленное множество фельдмаршалов, министров, посланников будут сопровождать государей, а Наполеон привезёт с собой Тальма и труппу Французской комедии. Чего только не ждали от этого конгресса! Великолепнейших зрелищ, благоприятных политических последствий. Слава и милости не засияют ли над маленьким герцогством? Оба цезаря заключили мир в Тильзите[139], и принцесса Мария Павловна собиралась, не без гордости, предстать перед братом своим Александром.

Двадцать седьмого сентября 1808 года царь в коляске выехал из Веймара на Эрфурт, а Наполеон встретил его у Мюнхенгольцена. Карл-Август следовал за государями и вызвал Гёте в Эрфурт. Но тот не двинулся с места; пришлось настаивать и приготовить ему квартиру поблизости от резиденции герцога. Тогда он решился и приехал 29 сентября. Конгресс во всей своей пышности разместился в хорошо знакомой Гёте обстановке. Сколько раз приезжал он сюда верхом или в карете с герцогом или герцогиней Амалией! Тогда по этим молчаливым улицам тихими шагами бродила история. Как всё переменилось теперь! Бывший наместник Дальберг стал самым видным лицом Рейнского союза, принцем-примасом и большим фаворитом Наполеона. Благородный и важный, со звездой Почётного легиона на левом боку, с крестом из бриллиантов, сияющим под шелковистой тканью брыжей, он наклонял свою белую в завитках голову к креслу господина Талейрана[140].

Гёте каждый день бывал на представлениях Французской комедии: «Андромаха», «Бритапик», «Эдип», — чего только он не пересмотрел на этих спектаклях для королей. Его приглашали нарасхват, он ужинал у Шампаньи, министра иностранных дел, герцога Кадорского, вместе с Боргуэном, французским посланником в Дрездене, и был представлен Маре, герцогу де Базано. Последний доложил Наполеону о присутствии Гёте, и 2 октября в десять часов утра произошло знаменитое свидание.

Дворец наместника, лестница, забитая генералами и адъютантами. Мелькание взад и вперёд мундиров, обшитых галунами. Парадные сабли волочатся и позвякивают по ступеням. Как всегда, император даёт аудиенцию во время первого завтрака. Гёте уже ждут. Вот и он в придворном костюме, тщательно завитой. Толстый поляк-камергер просит его обождать минуточку. В передней друг поэта, советник Мюллер[141], представляет его Талейрану и Савари[142]. В это время входит генеральный интендант. Дверь открывается, и все разом идут в кабинет Наполеона, где уже находятся Ланн[143] и Бертье.

Это большая комната, хорошо знакомая Гёте. Обои те же, только исчезли со стен картины. Где же портрет герцогини Амалии, улыбающейся в своём бальном платье, с чёрной бархатной маской в руке? Где изображения прежних наместников? Всё исчезло! И за круглым столом с серебряной посудой сидит только коренастый человек маленького роста, уже слегка ожиревший, с красиво выпуклым, лысеющим лбом. Ему можно дать сорок лет. Это император. Он продолжает завтракать. Талейран садится справа от него на некотором расстоянии, Дарю[144] слева и несколько ближе, и беседа начинается. Разговаривают о финансах, о военных контрибуциях.

Но Наполеон увидел Гёте и сделал ему знак приблизиться.

   — Сколько вам лет?

   — Шестьдесят, ваше величество.

   — Вы хорошо сохранились... Я знаю, вы первый трагический поэт Германии.

   — Ваше величество, вы оскорбляете нашу страну — мы полагаем, что у нас есть свои великие люди: Шиллер, Лессинг и Виланд должны быть известны вашему величеству.

   — Признаюсь вам, что я их совершенно не знаю. Впрочем, я читал «Историю Тридцатилетней войны», и, на мой взгляд, она, простите меня, может доставить трагические сюжеты только для наших бульваров... Вы живете постоянно в Веймаре? Не правда ли, это место, где собрались все знаменитые немецкие литераторы?

   — Ваше величество, они находят здесь покровительство, но в настоящее время из людей, известных всей Европе, в Веймаре пребывает один только Виланд.

   — Я был бы очень рад видеть господина Виланда.

   — Если ваше величество позволит мне сказать ему об этом, я уверен, что он немедленно явится сюда.

   — Он говорит по-французски?

   — Он знает этот язык и сам исправлял некоторые французские переводы своих работ.

   — Пока вы здесь, надо, чтобы вы каждый вечер ходили на наши спектакли. Вам не повредит посмотреть представления хороших французских трагедий...

Здесь Дарю вмешался в беседу и сказал, что Гёте перевёл вольтеровского «Магомета», по император прервал его.

   — Это нехорошая пьеса! — резко сказал он.

Потом Наполеон перевёл разговор на «Вертера», которого он перечёл семь раз, брал с собою когда-то в Египет и знал до мельчайших подробностей. Во имя «естественности» он стал критиковать одно место.

   — Зачем вы это так сделали?

Гёте улыбнулся и, соглашаясь с правильностью замечания, ответил:

   — Разве писателю непростительно, ваше величество, прибегнуть к искусственности, чтобы добиться эффекта, которого природа сама по себе не может дать?

Тогда Наполеон опять заговорил о театре:

   — Трагедии рока? Я не люблю их. Это годилось для прежних времён. Что хотят теперь от рока, от судьбы? Судьба — это политика.

Потом он снова повернулся к Дарю и стал говорить с ним о налогах. Из приличия Гёте отошёл к балкону. Его охватывало прошлое. Тридцать лет тому назад он уже был в этом зале. Сколько серьёзных или весёлых часов провёл он здесь в тиши провинциального уюта! «Судьба — это политика»... Исчезнувший со стены портрет герцогини Амалии промелькнул перед его глазами. Он отходил от большой истории. Он не заметил, как вышел Талейран. Бертье и Савари тоже отошли, приблизившись к двери. Тут доложили о герцоге Сульте. Высокий ростом герцог Далматский вошёл тяжёлыми, размеренными шагами. Наполеон тотчас начал расспрашивать его о некоторых польских делах, которые ставили того в затруднительное положение. Казалось, императору доставляет удовольствие смущать герцога и лукаво поддразнивать его. Он в это утро был хорошо настроен.

137

До сих пор Гёте жил на свое жалованье министра и на литературный гонорар; только в шестьдесят лет он получил свою часть отцовского состояния — около пятидесяти тысяч марок.

138

Эрфуртский конгресс, — В сентябре — октябре 1808 г. в Эрфурте в ходе переговоров России и Франции была выработана секретная союзная конвенция между ними, которая подтверждала и возобновляла положения Тильзитского мира 1807 г.

139

Оба цезаря заключили мир в Тильзите... — Мирный договор между Россией и Францией был подписан в Тильзите 26 июня (8 июля) 1807 г. в результате переговоров между Александром I и Наполеоном I; Пруссия теряла территорию к западу от р. Эльбы и многие польские земли, из которых большая часть включалась во вновь образованное Вестфальское королевство, а на остальных создавалось Варшавское герцогство; Тильзитский мир сохранял силу до вторжения наполеоновских войск в Россию в 1812 г.

140

Талейран (Талейран-Перигор) Шарль Морис (1754 —1838) — французский дипломат, министр иностранных дел в 1797—1807 и 1814—1816 гг. (в 1814—1815 гг. одновременно был главой правительства), делегат Франции на Венском конгрессе 1814—1815 гг., посол в Лондоне в 1830—1834 гг.; беспринципный политик и карьерист.

141

Мюллер Фридрих фон (1779 — 1849) — веймарский канцлер, участник мирных переговоров с Наполеоном I, автор воспоминаний «Беседы Гёте с канцлером фон М.» (изд. 1898); друг Гёте.

142

Савари Анн-Жан Мари-Рене (1774—1833) — французский генерал и министр полиции при Наполеоне I.

143

Ланн Жан (1769—1809) — герцог Монтебелло, маршал Франции, участник наполеоновских войн 1805—1808 гг.

144

Дарю Пьер Антуан (1767—1829) — французский политический деятель и писатель; сопровождал Наполеона I в качестве главного интенданта армии в походе в Россию.