Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 30 из 86



Ги узнал о приступах, от которых Флобер едва не умер в двадцать с небольшим. Один из них бросил его «в поток пламени», когда он вёз в кабриолете своего брата Ашиля, голова его словно бы взорвалась громадным фейерверком, он потерял сознание и был неподвижен, словно мертвец. Потом с ним случился приступ возле Круассе, в поле, и он несколько часов лежал беспомощным. Поэтому решил не выходить больше из дому один, особенно ночью в Париже. Ги довольно часто оказывал ему помощь с выписками и примечаниями для книги, над которой он работал два последних года, — беспощадной критики человеческой глупости, озаглавленной «Бувар и Пекюше»[71]. Для её создания Флобер прочёл уже триста пятьдесят томов.

Ги еженедельно приносил ему свои работы — стихотворение, набросок, иногда всего лишь страничку. Он обнаружил, что в газетах публикуется много рассказов Катюля Мендеса, Жипа, Франсуа Коппе, Поля Арена[72], и начал писать рассказы сам. Читая их, Флобер бывал гневным, нежным, ворчливым, ироничным, но в конце концов становился благорасположенным и ободряющим.

   — Порви его! Порви! — кричал он однажды. — Чёрт возьми, кажется, этот парень действительно думает так. Рви! И это тоже! Твои поэтические символы стары, как Вавилон. Ты всё ещё вспоминаешь, что говорили другие; а сам видишь пока недостаточно ясно.

Ги подошёл к камину и бросил в огонь стихотворение и рукопись рассказа, над которым работал три недели.

   — К сожалению, — сказал он, — в министерстве писать трудно. Чувствуешь себя окружённым лысинами и радикулитами.

Флобер рассмеялся, подошёл и обнял молодого человека за плечи.

   — У тебя уже получается лучше. Работать нужно ещё много, однако сдвиги есть.

В голосе Флобера иногда звучали мягкие ностальгические нотки. Он погружался в прошлое с тоской, словно был изгнанником, обнажая свои недюжинные дружелюбие и нежность, необычайную сложность характера и гордый дух. Любовно вспоминал, как юношей познакомился с девушкой в гостиной отеля «Ришелье» в Марселе и в ту же ночь предался с ней любви, как много лет спустя не смог удержаться от того, чтобы не взглянуть на этот отель, и как больно, трогательно было увидеть его запертым, пустым, с закрытыми ставнями. В следующую минуту он с бурным, ироничным весельем вспоминал свой первый приезд в Иерусалим, как, впервые глядя с трепещущим сердцем в Гроб Господен, увидел портрет буржуазного короля Луи-Филиппа в натуральную величину[73]! И теперь наслаждался той несообразностью, которая тогда ранила его.

   — Да, сынок, в жизни есть восхитительные страдания.

Марселла задрала длинную ногу и, приподнявшись, стала натягивать чулок. Тело её в короткой чёрной сорочке с кружевами образовало в постели уютную вмятину. Она перебралась в квартиру на улице Монсей. Ей очень повезло — получила месячную работу в одном из баров Фоли-Бержер, была при деньгах и на это время забросила проституцию.

Раздался стук в дверь. Вошла мадам Потио, консьержка.

   — Бандероль для месье.

И швырнула её на стол с остатками завтрака. Ги развернул бумагу. Там была книга «Проступок аббата Муре». Он раскрыл её и радостно улыбнулся.

   — Посмотри. «С добрыми дружескими пожеланиями. Эмиль Золя». Это его новый роман. — Ги был польщён и обрадован. — Взгляни.

   — А кто такой Золя? — спросила Марселла. Она лениво натягивала чулок, демонстрируя ногу. Ей никогда не надоедало выставлять своё тело напоказ.

   — Один из крупнейших современных писателей. Чрезвычайно одарённый художник, говорит, что работает научным методом, который именует «натурализм». Иначе говоря, антиромантик. Он считает, что нельзя больше фальсифицировать жизнь ради правил или условностей невозможными счастливыми концами, поэтической смертью от несчастной любви...

   — Значит, хороших книг больше не будет.

   — ...и необъяснимых эпидемий. Он требует правдивости и права писать о чём угодно. Хочет изгнать из литературы пасторали и нарочито морализаторский тон, ввести в неё реальную жизнь. А это значит допустить в литературу низкие мотивы, грязь, безобразие, то есть всё то, что есть в повседневной жизни. Я думаю, в том, что он утверждает, есть много разумного и много бессмыслицы.

Ги бросил взгляд на комод, где стоял дешёвый будильник. Месье Понс, министерский надзиратель, вёл войну с опозданиями. Ох уж это министерство! Одна только мысль о нём вызывала отвращение. Он уже заранее предвидел всю бессмысленную рутину дня — сидение за столом в специфически административных сумерках, в окружении высоких кип бланков и документов, зелёных картотечных ящиков. Если солнце и светило на министерство флота, то никогда не заглядывало к ним на склад.

Ги налил себе ещё чашку кофе. Правда, он ухитрялся выкраивать чуть побольше времени для писания в нуднейшее служебное время. Отправил Катюлю Мендесу для журнала «Репюблик де Летр» поэму «На берегу» — довольно дерзкую вещь о парочке, занимающейся любовью. Подписал её «Ги де Вальмон»[74], и Флобер, вернувшийся в Круассе, не задавал о ней вопросов. Ги закончил три рассказа, которые ещё не показывал Флоберу.

Накануне месье Понс объявил о предстоящем визите заместителя главы правительства и вызвал рабочих переставить мебель. Напустился на Ги за то, что он постепенно придвигал стол поближе к окну. Это не положено. Месье Понс хотел угодить высокому чиновнику, которого ни разу в жизни не видел и, скорее всего, больше никогда не увидит.

Марселла расправила на бедре верхнюю часть чулка. Сигаретный дымок вился перед её глазами.

   — Наверное, этот Золя тоже из друзей твоего Флобера?

Её совершенно не интересовал натурализм или что-то столь же далёкое от практических вопросов — то, как привлечь мужчин или как, если они ей нравятся, удержать их. Но Ги говорил ей о Флобере.

   — Он бывает у Флобера почти каждое воскресенье, — сказал Ги. Полистал книгу, потом задумчиво поднял глаза. — Флобер — замечательный человек. Знаешь, что он недавно сделал? Его зять Комманвиль — жуликоватый лесоторговец — разорился, Флобер продал всё, что имел, кроме Круассе, и отдал ему деньги, чтобы спасти от банкротства. После чего вынужден был отказаться от квартиры на улице Мурильо и переехать к зятю в отдалённый конец Сент-Оноре, в квартиру на пятом этаже.

   — Вот как?

Это было всё же интересно, поскольку касалось мужчин и денег.



   — Он замечательный, — сказал Ги. — Он великий.

Марселла загасила окурок. Сорочку она так и не одёрнула. Подошла к Ги.

   — Если бы ты говорил также, что я замечательная девочка...

   — Какого чёрта...

   — Ги, не надо.

   — Я ничего не сделал, птичка.

На лице её появилось обиженное выражение.

   — Ты бросишь меня, раз связался с этими писателями, с этими знаменитостями.

   — С чего ты взяла? — Он весело улыбнулся ей.

   — Ги... — Марселла обняла его за шею и потянулась влажными губами к его рту. Ей нужна была демонстрация. — Дорогой, — нежно произнесла она.

Ги чмокнул её и поднялся.

   — Надо идти.

Она неподвижно сидела, глядя, как он надевает пиджак; вид у неё был обиженный, мрачный, недоумённый.

   — Ги, я не понимаю тебя. В чём дело? Ты как будто держишь меня на расстоянии. Вечно что-то утаиваешь.

   — Как! Мы уже несколько месяцев вместе. Три недели ты живёшь здесь. Это уже почти по-буржуазному — я никогда ещё так долго не оставался с одной женщиной, и ты, судя по твоим словам, никогда...

   — Дело не в том, как долго. Дело в близости.

   — Возможно. — Он взял книгу. Очень приятно, что Золя прислал её. Ги наклонился и поцеловал ухо Марселлы. — Давай вечером куда-нибудь выберемся? Например, в «Олимпию»?

   — Нет! Она мне осточертела. Да и в Фоли-Бержер не любят, когда я закрываю бар.

71

«Бувар и Пекюше» (1991) — неоконченный роман Флобера, в котором перед двумя обывателями, задумавшими постичь истину, разворачивается панорама различных наук. В своём романе Флобер осуждает, с одной стороны, псевдонауку, а с другой — свойственное современному мещанству «полузнайство». В связи с работой над романом Флобер составил сатирический «Лексикон прописных истин» — сборник расхожих суждений-клише.

72

Арен Поль Огюст (1843—1896) — франко-провансальский писатель. Родился в семье ремесленника, был учителем. Участник франко-прусской войны. Помогал Доде собирать материал для книги «Письма с моей мельницы». Автор пьес, стихов, очерков, романов. А. Франс ставил Арена как рассказчика рядом с Доде и Мопассаном.

73

Буржуазный король Луи-Филипп. — Луи-Филипп (1773—1850) — французский король в 1830—1848 гг. Глава младшей династии Бурбонов — ставленник верхушки буржуазии (финансовой аристократии), он правил в её интересах. Свергнут Февральской революцией 1848 г., бежал в Великобританию, где и умер.

74

Ги де Вальмон — псевдоним (Мопассана. Его дед был сыном некоего Мопассана де Вальмона, чиновника по выплате ренты, проживавшего в Париже с 1785 г. Вальмон — главный город округа Сен-Экс-Инферьер на реке Вальмон.