Страница 13 из 24
«Я, нижеподписавшийся Леонар Планшон, уступаю Роже Пру при условии, если он выплатит мне сумму в тридцать тысяч новых франков (тридцать тысяч), в качестве возмещения моей доли, малярное предприятие, находящееся на улице Толозе в Париже и принадлежащее мне и моей ясене Рене, урожденной Бабо.
Эта передача включает аренду здания, инвентарь и движимое имущество, за исключением моих личных вещей». На документе стояла дата — 28 декабря…
— Обычно, — заметил Мегрэ, оторвав взгляд от текста, — такие документы подписываются в присутствии нотариуса. Почему вы его не пригласили?
— Чтобы избежать бесполезных расходов… Когда порядочные люди…
— Итак, ваш муж был порядочным?
— Во всяком случае, мы с Роже поступили честно…
— Прошло около трех недель, как был подписан этот документ… С тех пор Планшон уже не являлся владельцем малярной мастерской… Возникает вопрос, почему же он продолжал там работать…
— А почему он продолжал жить в доме, хотя для меня он уже давно никем не был?
— Выходит, он работал как простой рабочий?
— Так оно и было…
— Ему платили?
— Да, я думаю… Спросите об этом у Роже…
— Три миллиона старых франков были выплачены чеком?
— Банкнотами.
— Здесь?
— Не на улице же, конечно!
— В присутствии свидетеля?
— Мы были втроем. Наши личные дела никого не касаются.
— Эта сделка не оговаривалась никаким условием? - Этот вопрос, казалось, застал ее врасплох, и минуту она молчала…
— Одно условие было, но он его не выполнил…
— Какое?
— Что он уедет и даст мне развод.
— Он же уехал?
— Да, но через три недели!..
— Вернемся к понедельнику…
— Опять? Долго это будет еще продолжаться?
— Нет, надеюсь… Вы легли спать… Пру последовал за вами… Он вас разбудил, когда ложился?
— Да.
— Вы посмотрели на часы?
— Знаете, в постели мы занимались другим…
— Вы оба спали, когда вернулся муж?
— Нет…
— Он открыл дверь ключом?
— Ключом, разумеется, а не шариковой ручкой…
— Должно быть, он был слишком пьян и не мог сам открыть дверь.
— Он был пьян, но замочную скважину все же нашел…
— Где он обычно спал?
— Здесь… На раскладушке.
Мадам Планшон открыла стенной шкаф и показала сложенную раскладную кровать.
— Вы ее тогда вынули из шкафа?
— Да… Прежде чем идти спать, я сама ее раскладывала, чтобы он не гремел на весь дом, когда возвращался…
— Он не ложился спать в понедельник?
— Нет… Мы слышали, как он поднялся на второй этаж…
— Чтобы поцеловать дочь?
— В таком состоянии он никогда этого не делал.
— А зачем он поднялся на второй этаж?
— Нам это тоже было интересно. Мы слышали, как он открыл шкаф на лестничной площадке, где находятся его вещи, затем вошел в маленькую комнату, которая служила чердаком. Наконец, послышался шум на лестнице, и я удержала Роже: он хотел посмотреть, что происходило.
— Что же происходило?
— Он нес вниз чемоданы.
— Сколько чемоданов?
— Два. Да их и было у нас в доме всего два, потому что мы никогда никуда не ездили.
— Вы не говорили с мужем? Вы не видели, как он ушел?
— Не видела. Когда он спустился в столовую, я поднялась с постели и сделала знак Роже оставаться на месте, чтобы избежать сцены…
— Вам не было страшно? Вы говорили, что, когда ваш муж напивался, он становился буйным, и, случалось, что он угрожал вам…
— Роже находился рядом со мной…
— Как вел себя муж, когда вы видели его в последний раз?
— Еще не открыв дверь, я услышала, как он говорил сам с собой и, кажется, над чем-то зубоскалил… Когда я вошла, он оглядел меня с ног до головы и начал смеяться…
— Он был очень пьян?
— Да, но вел себя не как обычно… Он не угрожал… Не разыгрывал трагедию и не плакал… Вы меня понимаете?.. Вид у него был очень довольный, и я подумала, что он собирался сыграть с нами какую-то злую шутку…
— Он что-нибудь говорил вам?
— Прежде всего он крикнул: «А, это ты, моя старуха!». И с гордостью показал мне два чемодана.
Мадам Планшон не сводила с Мегрэ глаз, а тот, в свою очередь, внимательно следил за малейшей реакцией на ее лице. Должно быть, она это заметила, но, казалось, вовсе не была смущена.
— Это все?
— Нет… Заплетающимся языком он добавил что-то вроде: «Ты можешь порыться в чемоданах и убедиться, что я не взял ничего твоего». Часть слов он проглатывал и говорил, похоже, скорее себе, чем мне…
— Вы сказали, что у него был довольный вид?
— Да, точно. Словно он хотел нам напакостить. Я спросила его: «Куда ты собрался?» Он сделал такой широкий жест, что чуть не упал. Я поинтересовалась: «Тебя ждет такси у дома?» Он еще раз насмешливо оглядел меня и ничего не ответил. Он уже взялся за чемоданы, но я потянула его за пальто и сказала: «Ты не можешь так уйти, мне нужен твой новый адрес, чтобы оформить развод…»
— Что он вам ответил?
— Точно не помню. Чуть позже я повторила его слова Роже: «Ты его получишь, красотка… И скорее, чем ты думаешь…»
— О дочери он ничего не говорил?
— Нет. Ни о чем он больше не говорил.
— Он не зашел в спальню, чтобы поцеловать ее на прощание?
— Мы бы это услышали. Ведь комната Изабеллы находится прямо над нашей спальней, и пол там скрипит.
— Итак, с двумя чемоданами он пошел к двери… Они были тяжелыми?
— Я их не взвешивала… Довольно тяжелые, но не слишком, так как он унес только одежду и туалетные принадлежности…
— Вы проводили его до порога?
— Нет.
— Почему?
— Он мог бы подумать, что я за ним слежу…
— Вы не видели, как он пересек двор?
— Нет, ставни были закрыты. Я только заперла за ним входную дверь на засов…
— Вы не боялись, что он уедет на грузовике?
— Я бы услышала, как он его заводит…
— Но вы этого не слышали. А у дома не было такси?
— Я ничего не видела, так как была слишком довольна, что он наконец-то покинул дом. Я побежала в спальню и, если хотите все знать, бросилась в объятия Роже, который все слышал через дверь…
— Он ушел из дома в понедельник вечером, не так ли?
— Да, в понедельник…
Мегрэ же просил коллег из восемнадцатого округа установить за домом тайное наблюдение во вторник. Если верить Рене Планшон, ее мужа в то время здесь уже не было.
— Вы не догадываетесь, куда бы он мог отправиться?
Мегрэ вспомнил последние слова Планшона, сказанные ему в тот понедельник около шести часов вечера, когда он звонил из бистро на площади Аббес: «Благодарю вас…»
В тот момент комиссару показалось, что в голосе Планшона звучала горечь с оттенком иронии. Причем Мегрэ почувствовал это так явственно, что, если бы знал, где тот находится, то тотчас же перезвонил бы ему.
— У мужа есть родственники в Париже?
— Ни в Париже, ни в другом месте… Я это хорошо знаю, потому что его мать была родом из той же деревни, что и я, — из Сен-Совёр, в Вандее…
Рене, очевидно, не знала, что Планшон приходил домой к Мегрэ и рассказал ему о своей личной драме. Однако ничего нового она не сообщила комиссару.
— Вы думаете, он направился туда?
— Зачем? Он едва помнит те места, так как ездил туда еще ребенком раза два или три со своей матерью. Из родственников там у него остались только кузены, да и те его уже забыли…
— А друзья у него есть?
— Когда он еще не превратился в пьяницу, он был застенчив и нелюдим до такой степени, что мне и сейчас не понятно, как он решился заговорить со мной…
Мегрэ попробовал проверить, насколько Рене была искренней:
— Где вы впервые встретились с ним?
— Чуть ниже по этой улице, на танцплощадке «Бал приятелей». До этого я никогда туда не ходила. Я только что приехала в Париж и работала этом квартале… Мне нужно было бы воздержаться…
— От чего?
— Заводить знакомство с мужчиной, имеющим физический недостаток…
— Разве уродство влияло на характер мужа?
— Не знаю… Меня можно понять… Такие люди постоянно об этом думают, чувствуют, что отличаются от других… Поэтому они вбивают себе в голову, что все на них смотрят и насмехаются… Они все воспринимают по-другому, более ревнивы и озлобленны…