Король Парижа

Дюма в костюме мушкетёра, повязав вместо фартука старую скатерть, таскал с кухни большие дымящиеся горшки с какой-то едой. Подойдя к отцу, Александр приподнял маску.

— Добро пожаловать, мой мальчик! И отведай-ка первым наше блюдо! — предложил Дюма, за отсутствием стола ставя свои горшки на пол. — В кладовой я отыскал только фасоль и чернослив.

Все гости присели на корточках вокруг скудного угощения, что позволило Александру улизнуть незамеченным. Через тёмный сад он добежал до сарая с сельским инвентарём, в котором спрятал свой городской костюм и остатки наряда Железной Маски, большая часть которого была скрыта под балахоном Пьеро.

Когда Александр вернулся в дом, ужин почти закончился, а гости — все они кто больше, кто меньше опьянели — пускали друг другу в голову косточки от чернослива.

   — Я чуть не забыл о фейерверке! — вдруг закричал Дюма.

И в сопровождении всех гостей он вышел в темноту и прошёл на лужайку, где были приготовлены коробки с ракетницами и римскими свечами; их укрыли чехлами от сухого снега, который не переставал сыпать; Александр откладывал задуманное им действо вплоть до той минуты, пока последняя римская свеча не рассыпалась в чёрном небе золотыми брызгами.

После этого он подошёл к отцу и, потянув мушкетёрскую шпагу, прикрытую фартуком, спросил голосом, который нельзя было узнать из-за шлема:

   — Она деревянная или настоящая?

   — Раз вы её коснулись, вам лучше знать.

   — Да, и шпага настоящая, и фартук настоящий. Но разве настоящий мужчина может носить их?

   — Кто вы? — спросил Дюма.

   — Вы меня не знаете.

   — Вы не надели бы маску, которая меняет ваш голос, если не боялись бы быть узнанным.

   — Вы написали книгу о Железной Маске; вам следовало бы знать, кто это был. Вы сделали из него тайного брата-близнеца Людовика Четырнадцатого. Вы украли эту мысль у Вольтера, не так ли?

   — Да, я удочерил эту мысль, сироту, достойную лучшей участи...

   — Вы усыновили немало сирот, не правда ли? И даже «Капитана Поля», ребёнка, рождённого Фенимором Купером в его романе «Лоцман»...

   — Вот так новость! Надеюсь, вы шутите. Кстати, шутки у вас весьма дурного вкуса.

   — Если вы так считаете, тем лучше для вас. Но я не перестану вас оскорблять, а вы можете сколько угодно критиковать мою манеру шутить.

   — Теперь я понял, кто вы! Вы — шпик Наполеона, засланный сюда для того, чтобы разозлить меня и бросить мне вызов.

   — Но я, по-видимому, бессилен сделать это!

Дюма потянул за эфес своей шпаги, потом снова вложил её в ножны.

   — Вы правы, — согласился Дюма, — я не позволю спровоцировать себя в этот вечер, когда принимаю восемь десятков гостей.

   — Это уже третий ваш предлог, чтобы не обнажать шпагу. Каков будет четвёртый?

   — Вы в самом деле решили меня разозлить, — сжимая кулаки, сказал Дюма.

   — Ну а вы поистине решили терпеть любые оскорбления, — возразил Железная Маска. — До меня вас тщетно пытались рассердить Гранье де Касаньяк, Мирекур...

   — Ага, понятно! Вот откуда ветер дует! Если завтра утром мне не пришлось бы так рано садиться в поезд, вы, мой друг, получили бы именно то, чего добиваетесь.

   — Вот и четвёртый предлог! — воскликнул Железная Маска, торжествуя и ликуя оттого, что больше не надо почитать отца как полубога. Теперь Александр знал, как ему следует поступать, и больше не терзался сомнениями.

   — Я слишком надолго отвлёк вас от обязанностей хозяина дома. Надеюсь, вы простите меня за это.

   — Разумеется, — с улыбкой ответил Дюма. — Ну а сейчас, когда вы знаете, что поединка не будет, можете снять свою кольчугу.

   — Как? — вскричал взбешённый Александр. — Вы обвиняете меня в том, будто я ношу кольчугу?

   — Когда собственную шкуру защищает сталь, можно смелее вызывать на поединок любого, — ответил Дюма.

   — Это ваш пятый предлог! — воскликнул Александр. — Я буду рад доказать моим секундантам, что моя шкура столь же беззащитна, как и ваша.

   — Тогда снимите маску! — крикнул Дюма.

   — Снимите сами, если посмеете! — отпарировал Александр, обнажив шпагу.

Гости подошли поближе и молча наблюдали эту странную сцену.

   — Осторожнее. Не подходите ближе, — попросил их Дюма. — Меня могут вызвать на дуэль!

От гнева у него на лбу вздулись вены.

   — Эта новость удивит весь мир, — рассмеялся Александр.

   — Эта история смешна, — успокаиваясь, сказал Дюма. — У нас даже нет экипировки, чтобы сойтись в поединке.

   — Почему же? Разве у нас нет шпаг?

   — Дуэльный кодекс запрещает драться личным оружием.

   — Мы можем обменяться шпагами.

   — Но почему вы так упорно хотите со мной драться? Кто вы? Кто вас прислал?

   — Я пришёл сам, чтобы доказать вам и вашим гостям, что вы шарлатан, что ваши книги написали не вы, а ваши...

   — Довольно! — взревел Дюма.

   — Значит ли это, что вы всё-таки будете драться? — с насмешкой спросил Александр.

   — Да! — воскликнул Дюма. — При первых лучах зари.

   — Зари? — саркастически усмехнулся Александр. — То есть никогда.

   — Тогда сейчас, через десять минут.

   — За это время вы исчезнете из этого поместья; оно вам уже не принадлежит и сюда вы никогда не вернётесь!

   — Нет, нет, мне необходимо это время, чтобы уладить кое-какие дела и найти моего сына.

   — Ах, сына? — презрительно рассмеялся Александр. — Он опять должен драться вместо вас?

   — Чёрт меня подери! — вскричал Дюма. — Вы способны вывести человека из себя! Но я и без этого сильно взволнован тем, что этот поединок, тринадцатая моя дуэль, неизбежно закончится моей смертью.

У Александра промелькнула мысль, не слишком ли далеко он зашёл в своей игре.

Что, если состоится настоящая дуэль? Что тогда будет?

   — Я обещал моему сыну труп, — торжественно объявил Дюма. — Это будет либо ваш труп, либо мой.

Оба трупа неопровержимо докажут, что мои дуэли не выдуманы. Посему готовьтесь к поединку со смертельным исходом. Оскорблён я, и выбор оружия за мной.

   — Но где мы будем драться? — спросил Александр.

   — Прямо здесь. Не возражаете?

   — Нисколько, хотя тут темно, — ответил Александр.

   — Поэтому мы будем сражаться, как наёмные убийцы на тёмных улочках Неаполя, — объяснил Дюма. — Каждый из нас в одной руке будет держать фонарь, в другой — шпагу. Где ваши секунданты?

   — Я в них не нуждаюсь, — ответил Александр, которому эта дуэль представлялась теперь некой фантасмагорией, чего он раньше и представить себе не мог.

   — Где мой сын? — спросил Дюма, повернувшись к гостям. — Он в костюме Пьеро. Александр! Александр! — позвал он. — Прошу всех, постарайтесь найти моего сына.

К Дюма приблизился облачённый в тогу мужчина с маленькой арфой и в лавровом венке на голове.

   — Перестаньте, не будьте идиотами, — сказал он. — Вы что, намерены совершить эту глупость?!

   — Хиршлер! — с благодарностью вскричал Дюма, узнав своего поверенного. — Вы мне нужны. Видите ли, я должен составить завещание.

   — Какое завещание? — рассмеялся Хиршлер. — Кроме долгов, вам завещать нечего.

   — Согласен, но это — пока я жив. Мёртвый, я не буду сорить деньгами и стану миллионером. Авторские права за мои книги и пьесы сделают моих сына и дочь богатейшими людьми. Исполнение этого завещания я и хочу доверить вам.

   — Но каким образом я смогу исполнить устное завещание?

   — А как я могу написать его, не имея пера и бумаги?

   — Вот, возьмите мел, — предложил кто-то из гостей.

   — Спасибо, — поблагодарил Дюма. — Я напишу завещание мелом на стене террасы. Эй, Алексис, посвети мне.

И Дюма стал писать мелом свои последние распоряжения на глазах у изумлённых друзей. Александр, свидетель этой сцены, расценивал её как эффектный театральный жест этого законченного гистриона. Закончив писать, Дюма подписался: Александр Дюма, маркиз Дави де ля Пайетри.