Мегрэ и старики

— Кому ты звонил?

— Вам.

— Зачем?

— Похоже, она одевается, чтобы выйти на улицу, и я хотел спросить, какие будут распоряжения.

Мегрэ понимал, что выглядит смешным в глазах молодого Лапуэнта и только что подошедшего Жанвье. По контрасту с переполохом, который он только что учинил, в квартире было тихо, как никогда: кабинет залит солнечным светом, дверь открыта в сад, на липе щебечут птицы.

Мегрэ вошел в кухню, где все стояло на своих местах, и услышал негромкие звуки, доносившиеся из комнаты старой экономки.

— Могу я повидаться с вами, мадемуазель Ларрье?

Однажды Мегрэ назвал ее «мадам», но она возмутилась: «Мадемуазель, если вам угодно!»

— Кто это?

— Комиссар Мегрэ.

— Сейчас выхожу.

Лапуэнт продолжал вполголоса:

— Она вымылась в хозяйской ванной.

Мегрэ редко бывал так недоволен собой и все вспоминал свой сон, стариков, которые смотрели на него снисходительно и покачивали головами, потому что он носил короткие штанишки и в их глазах был всего лишь мальчуганом.

Дверь маленькой комнатки отворилась; пахнуло духами, давно вышедшими из моды, — Мегрэ узнал их, потому что его мать пользовалась такими по воскресеньям, когда ходила к мессе.

И старая Жакетта оделась так, будто шла к воскресной службе. На ней были черное шелковое платье, черная кружевная косынка вокруг шеи, черная шляпка, украшенная белым шелковым бантиком, и белоснежные перчатки. Не хватало только молитвенника.

— Я должен, — пробормотал Мегрэ, — отвезти вас на набережную Орфевр.

Он уже собирался предъявить ордер на арест, подписанный судебным следователем, но, вопреки ожиданиям, старуха не выказала ни удивления, ни возмущения. Без единого слова она прошла по кухне, проверяя, выключен ли газ; зашла в кабинет, чтобы закрыть дверь и захлопнуть ставни.

Она задала только один вопрос:

— Кто-нибудь останется здесь? — И поскольку ответили ей не сразу, добавила: — Если нет, нужно закрыть окно и в спальне тоже.

Поняв, что ее разоблачили, старуха вовсе не пыталась покончить с собой: наоборот, она никогда еще не вела себя с таким достоинством, с таким самообладанием. Она вышла впереди всех. Мегрэ сказал Лапуэнту:

— Тебе лучше остаться.

Старуха прошла вперед, слегка кивнув консьержу, который глазел на нее через стеклянную дверь.

Смехотворно и отвратительно надевать наручники на семидесятичетырехлетнюю старуху. Мегрэ пропустил ее перед собой в машину и уселся рядом.

— Сирену больше включать не надо.

Погода все еще стояла прекрасная: они обогнали большой красно-белый автобус, полный туристов. Мегрэ не знал, о чем говорить, какие вопросы задавать.

Сотни раз он возвращался на набережную Орфевр, везя с собой подозреваемого, мужчину или женщину, которых должен был припереть к стенке. Задача бывала более или менее трудной, более или менее мучительной, в зависимости от расследования. Допрос мог продолжаться часами, а иногда заканчивался лишь на рассвете, когда трудовой люд Парижа начинал свой день.

Эта стадия расследования никогда не нравилась Мегрэ.

И в первый раз за всю его практику ему предстояло допрашивать старую женщину.

Во дворе уголовной полиции он помог ей выйти из машины, но старуха оттолкнула его руку и с достоинством начала подниматься по ступенькам, словно ступая на церковную паперть. Мегрэ сделал знак Жанвье, чтобы тот шел следом. Все трое поднялись по главной лестнице и вошли в кабинет комиссара, где легкий ветерок раздувал занавески.

— Садитесь, пожалуйста.

Он указал старухе на кресло, но та выбрала стул, а Жанвье, который хорошо знал заведенный порядок, устроился на уголке письменного стола и взял блокнот и карандаш.

Мегрэ кашлянул, набил трубку, прошел к окну, потом вернулся и встал перед старухой, которая не сводила с него своих маленьких живых глаз.

— Прежде всего я должен объявить вам, что судебный следователь подписал ордер на ваш арест.

Он показал ордер. Старуха из вежливости взглянула на документ.

— Вы обвиняетесь в умышленном убийстве вашего хозяина, графа Армана де Сент-Илера, произошедшем в ночь со вторника на среду. Сотрудник нашей технической лаборатории только что снял с вашей правой руки парафиновый тест. Этот тест позволяет обнаружить частицы пороха и других химических веществ, въевшихся в кожу человека, который пользовался огнестрельным оружием, в особенности автоматическим пистолетом.

Мегрэ взглянул на нее, ожидая отклика, но казалось, будто это она, спокойная, на диво владеющая собой, изучает комиссара.

— Вы ничего не скажете?

— Мне нечего сказать.

— Результат теста оказался положительным, что устанавливает, без какой-либо возможной ошибки, что вы недавно пользовались огнестрельным оружием.

Она была так невозмутима, словно сидела в церкви и слушала проповедь.

— Куда вы дели оружие? Я предполагаю, что в среду утром, направляясь на набережную Орсе, вы выбросили пистолет в Сену вместе с гильзами. Предупреждаю вас: мы сделаем все необходимое, чтобы обнаружить пистолет, — водолазы обшарят дно.

Она решила молчать — и молчала. Что же до взгляда, то в нем читалась такая безмятежность, будто речь вовсе не шла о ней, будто она оказалась здесь случайно и выслушивала слова, которые ее ничуть не касались.

— Не знаю, каким мотивом вы руководствовались, хотя у меня есть кое-какие подозрения. Вы около пятидесяти лет прожили с графом де Сент-Илером. Вас связывали самые близкие отношения.

Легкая улыбка чуть тронула губы Жакетты, в улыбке этой читалось и кокетство, и глубокое чувство.

— Вы знали, что после смерти принца ваш хозяин собирался осуществить мечту своей юности. — Мегрэ осточертело говорить в пустоту: временами он едва сдерживался, чтобы не встряхнуть старуху за плечи.

Если бы он не погиб, он бы женился — ведь так? Сохранили бы вы свое место в его доме? И в любом случае — было бы оно таким же, как прежде?

Держа карандаш на весу, Жанвье тщетно дожидался ответа.

— Во вторник вечером вы проникли в кабинет хозяина. Он читал гранки своей книги. Может быть, вы о чем-то поспорили?

Через десять минут такого диалога Мегрэ потерял терпение и вышел в кабинет инспекторов. Тут он вспомнил, что Лапуэнт со вчерашнего вечера дежурит на улице Сен-Доминик.

— Ты занят, Люка?

— Ничего срочного.

Тогда пойди смени Лапуэнта. — И поскольку полдень уже миновал, Мегрэ добавил: — Заскочи в пивную «У дофины», пусть пришлют сюда поднос сандвичей, пиво и кофе. — И, подумав о старухе, заключил: — И бутылку минеральной воды.

Вернувшись в свой кабинет, он увидел, что Жакетта и Жанвье сидят на своих местах, неподвижные, как на картине.

Следующие полчаса он мерил шагами комнату, курил короткими затяжками, то подходил к окну, то останавливался в двух шагах от старой экономки, чтобы взглянуть ей в лицо.

Это нельзя было назвать допросом, ибо она упорно молчала, — скорее длинный, довольно сбивчивый монолог.

— Должен сразу сказать вам: возможно, эксперты признают временное помрачение рассудка. Ваш адвокат будет настаивать на состоянии аффекта, назовет это преступлением по страсти…

Смех смехом, а ведь это правда.

— Ваше молчание ничего вам не даст, но если вы признаете свою вину, то сможете растрогать присяжных. Почему бы не начать прямо сейчас?

Есть такая детская игра: не открывать рта, что бы ни говорил и ни делал партнер, а особенно — не смеяться.

Жакетта не открывала рта и не смеялась. Мегрэ беспрерывно сновал по комнате, а она по-прежнему следила за ним глазами, ни разу не вздрогнув и не возмутившись, словно его слова не имели к ней ни малейшего отношения.

— Граф был единственным мужчиной в вашей жизни.

Все без толку. Он пытался нащупать хоть какую-то слабинку — но тщетно. Постучали в дверь. Рассыльный из пивной «У дофины» поставил поднос на письменный стол комиссара.

— Подкрепитесь немного, это вам не повредит. Судя по тому, как идут дела, мы еще не скоро кончим.