Пьесы (сборник)

МАРТИН. Не обманывай меня. Вам было веление.

ОТЕЦ ДЖОН. Почему ты спрашиваешь? Ты спрашиваешь меня о таких вещах, о каких известно лишь моему духовнику.

МАРТИН. Мы вместе. Вы и я должны объединить людей.

ОТЕЦ ДЖОН. Я тоже спал, как спал ты, это было давно. И у меня было твое видение.

МАРТИН. И что случилось?

ОТЕЦ ДЖОН. (резко). Ничего, это был конец. Меня послали в дальний приход, где я теперь служу и где нет никого, кого я мог бы повести за собой. С тех пор я там. Мы должны запастись терпением; мир был разрушен водой, и теперь он должен быть истреблен огнем.

МАРТИН. Зачем нам терпение? Чтобы прожить семьдесят лет, чтобы потом пришли другие и тоже прожили семьдесят лет; и так поколение за поколением, а тем временем прежний блеск будет все больше и больше тускнеть.

Снаружи слышится шум. Входит стоявший за дверью Эндрю.

ЭНДРЮ. Мартин говорит правильно и хорошо говорит. Разве это жизнь – строгать доски для телеги или оглоблю? Ну нет. Разве это жизнь, спрашиваю я вас, сидеть за столом и писать письма человеку, который хочет карету, или человеку, который никогда не заплатит за сделанную карету? А тут еще Томас приструнивает: «Эндрю, дорогой Эндрю, как у тебя с покрышкой на колесо?» Разве это жизнь? Это не жизнь. Вот я и спрашиваю всех вас: о чем вы вспомните перед смертью? Сладкую чашу в уголке вдовьей распивочной вы вспомните. Ха, ха, вы только послушайте! Деревенские запомнят это до конца своих дней.

МАРТИН. Почему они кричат? Что ты сказал им?

ЭНДРЮ. Не думай об этом, ведь ты поручил мне сделать храбрыми их сердца, и я сделал. Среди них нет ни одного, у кого голова не горела бы, как бочка со смолой. Что сказал твой приятель-бродяга? Ячменный сок, сказал он.

ОТЕЦ ДЖОН. Проклятый злодей! И ты напоил их!

ЭНДРЮ. Ну нет! Я возвысил их до звезд. Так мне приказал Мартин, и никто не скажет, что я не исполнил его приказ.

Шум за дверью, и Бродяги вталкивают внутрь бочонок. Они кричат: «Ура благородному хозяину!» – и показывают на Эндрю.

ДЖОННИ. Это не он! Вот он!

Показывает на Мартина.

ОТЕЦ ДЖОН. Зачем ты привел сюда это дьявольское отродье? Иди прочь, слышишь? Прочь! И всех забирай с собой!

МАРТИН. Нет, нет, я пригласил их. Нельзя так с ними. Они – мои гости.

ОТЕЦ ДЖОН. Гони их из дома твоего дяди!

МАРТИН. Знаете, отец, будет лучше, если уйдете вы. Возвращайтесь домой. Я исполню веление, а для вас, верно, так лучше, что вы не подчинились ему.

Отец Джон и Мартин выходят.

БИДДИ. Повезло старику, что он не сунулся к нам. Ему кушать надо, но и нам голодать ни к чему! А не то выпотрошили бы его и сшили из его кожи мешки.

НЭННИ. Не слишком ли ты торопишься? Посмотри-ка на себя сначала, у тебя весь кафтан в пятнах, так ты спешил набить карманы! Это ты-то лечишь и предсказываешь судьбу? Голодный пройдоха, вот кто ты!

БИДДИ. А тебя подымут завтра пораньше и поведут на тюремный двор, где твой сыночек топтал землю до сегодняшнего утра!

НЭННИ. У него-то была мать, и он узнал бы меня, коли увидел бы, а твой сын не узнает тебя, даже если встретит на виселице.

ДЖОННИ. Знать-то я тебя знаю, ну и что из того? Что толку мне было шляться с тобой? Что мне доставалось от тебя? Да не видел я от тебя ни днем, ни ночью ничего, кроме твоего вздорного нрава, хотя вечно тащился за тобой, обвешанный твоими мешками.

НЭННИ. Ни дна тебе, ни покрышки! Что ему, видите ли, доставалось от меня! Уж побольше, чем мне доставалось от твоего папаши! Ведь, кроме обид и синяков, я от него ничего не видала.

ДЖОННИ. Так-то оно так, но ведь не бросала же ты его! Всегда ты была вруньей и дурой, такой и останешься даже на краю могилы.

НЭННИ. Вечно я выпрашивала, а потом делилась с тобой, будь ты проклят! Лучше б мне было не знать тебя! Почему не отломала я прут покрепче, чтобы поучить тебя доброте и учтивости, пока ты был еще мал?

ДЖОННИ. Ну вот, теперь о прутьях заговорила! Да не учила ты меня никогда и ничему, кроме воровства, и это с тебя, а не с меня взыщется за мои грехи в Судный день.

ПОДИН. Клянусь честью, у вас лучше получается, чем у Гектора, когда он дрался за свою Трою!

НЭННИ. А ты помолчи! Нам не о драке надо думать, а о том, как набить живот и выспаться вволю. Дай-ка мне немножко табачку набить трубку – может, снимет он с моего сердца усталость от долгой дороги.

Эндрю протягивает ей табак, и Нэнни с жадностью хватает его.

БИДДИ. Мне надо было дать, а не ей. Уже сорок лет, как, закуривая трубку, я не забываю о табачной молитве. А она никогда и не вспоминает ни о чем подобном.

НЭННИ. Смотри не подавись, зарясь на мою долю!

Они не могут поделить табак.

ЭНДРЮ. Ну, ну, ну! Вас хорошо принимают в этом доме, ну и нечего спорить и ругаться. Такие бродяги, как вы, должны смеяться и радоваться жизни. Неужели вы не знаете ни одной песни, которая веселила бы сердца?

ПОДИН. Джонни Бокач хорошо поет. Он всегда пел на ярмарках, да вот в тюрьме охрип немного.

ЭНДРЮ. Ну, так спой хорошую песню, такую, чтоб от нее храбрым стало сердце мужчины.

ДЖОННИ (поет).

ЭНДРЮ. Ничего нет хорошего в твоей песне, очень она грустная. Для меня это все равно, что пилить бревно. Вот подождите, я сейчас принесу мою флейту.

Уходит.

ДЖОННИ. Думается мне, здесь не хватает добрых приятелей, а у того, молодого, хватит денег, чтобы приютить нас с нашими пожитками.

ПОДИН. Ты считаешь себя слишком умным, Джонни Бокач. Лучше скажи мне, кто этот человек.

ДЖОННИ. Хороший парень, полагаю, имя которого скоро будут знать на всех дорогах.

ПОДИН. Ты восемь месяцев пробыл в тюрьме и ничего не знаешь о здешних местах. Здешние парни такого хромого бродягу, как ты, не примут к себе. А я знаю. Пару вечеров назад я обдирал козлят для тех ребят, что живут в горах. Это было в каменоломнях за полем – там они обсуждали свои планы. У них на уме дом богатеев на площади. И ты знаешь, кого они ждут?

ДЖОННИ. Откуда мне знать?

ПОДИН (поет).

ДЖОННИ (вскакивает). Не может быть, ведь Джонни Гиббонс в бегах!

ПОДИН. Я спросил о нем у старика, с которым мы вместе немножко выпили. «Не задавай вопросов, – сказал он, – и делай, что говорят. Если у парня гордое сердце, у него хватит ума поднять соседей и наложить руку на все, что движется по дороге. Он научился этому во Франции, откуда совсем недавно приехал сюда, а там вино свободно льется по трубам. Лови удачу, – сказал он, – и не медли, а то все раскроется, и тогда уж ничего не будет».

ДЖОННИ. Он приплыл по морю из Франции? Тогда это точно Джонни Гиббонс, но мне показалось, будто его зовут иначе.

ПОДИН. У такого человека может быть сотня имен. Неужели он открылся бы нам, ведь он нас прежде в глаза не видел, да еще при том, что с нами не закрывающие рот женщины? Вот он идет. Погоди и присмотрись, тот ли он человек, о котором я себе думаю.

МАРТИН (входит). Я сделаю флаг, и на нем будет единорог. Дайте-ка мне вон то полотно, а там краска. Мы не будет просить помощь у степенных людей – позовем преступников, лентяев, болтунов, воров.