Страница 99 из 207
— Громче! Громче! — попросил Бойко. Ему казалось, что она говорит слишком тихо и поэтому армия ее не слышит.
Вера прикрыла микрофон рукой.
— Ну как же громче? Ведь услышат!.. — сказала она.
Бойко с досадой махнул рукой.
Вера чуть повысила голос. Но через некоторое время опустила микрофон:
— Не отзываются. Надо подождать. Может быть, выключились...
— Чего же ждать? — полным отчаяния голосом проговорил Бойко. Ведь это для него была последняя надежда.
— Давайте вызывать кавкорпус, — предложила Вера. — А Вихорева будет вызывать «Утес». — И, не дожидаясь согласия Бойко, приказала Ане и Василию развернуть другую станцию, а сама стала настраиваться на волну кавкорпуса.
С правой стороны, под гаснущей Полярной звездой, снова глухо загрохотала артиллерия. Вера сняла наушники, прислушалась и с волнением взглянула на Бойко. Бойко понял ее взгляд, посмотрел на часы и кивнул головой:
— Все идет по плану!..
— Что значит «по плану»? Они все еще там?
— Нет, Вера Яковлевна, не там.
— А что же там грохочет?
— Там грохочет Гречишкин, да десятка два таких же, как и он, удальцов.
— А дивизия?
— Дивизии там уже нет... Связывайтесь скорее с кавкорпусом, а то нам уже пора уходить.
Вера стала быстро стучать ключом, вызывая кавкорпус. Бойко неотрывно следит за выражением ее лица. Наконец на ее губах появилась улыбка...
— Кавкорпус слушает, — сказала она.
Бойко дернул за штанину лежавшего сбоку шифровальщика:
— Бельдюгин, вставай! Кавкорпус!..
Но вдруг лицо Бойко и шифровальщика помрачнели. Бойко безнадежно махнул рукой.
— Мы с ними разговаривать не можем. У нас нет их кода. — Бойко был изумлен беспечной улыбкой Веры. — Вот как нехорошо складываются наши дела, Вера Яковлевна!..
Вера улыбнулась в ответ, и Бойко с удивлением посмотрел на нее.
— Можете разговаривать, — сказала она. — Кавкорпусу фронт сообщил ваш код!
Шифровальщик подсел ближе к щитку рации и, пользуясь ее светом, стал быстро переводить то, что диктовал Бойко, на цифры. Вера передавала их в эфир.
Время от времени она выключалась, чтобы гитлеровцы не засекли работу их станции. В один из таких перерывов она прочитала письмо отца: «Верушка! Целую. Радуюсь твоему подвигу. Благодарю за всех. Скоро увидимся. Папа».
Вера вертела в руках листок бумаги, всматриваясь в неровный почерк и пытаясь хотя бы по почерку узнать еще что-нибудь.
Светало. Бойко продолжал диктовать Бельдюгину. Впереди него стоял часовой, держа автомат наизготовку. Когда Вера подошла к ним, все тревожно обернулись. Бойко поднялся и протянул ей листок бумаги. Увидев этого человека при утреннем свете, Вера не могла проронить ни слова.
Она встречала Бойко, когда зимой прилетала к отцу, — это был красивый, энергичный здоровяк. Сейчас же перед ней стоял другой человек, будто тень прежнего Бойко, — истощенный, обросший щетиной, с вытянувшейся шеей и громадным кадыком. Казалось, стоит ему сделать шаг — и он свалится, чтобы никогда не встать. Лишь в глазах его светился живой огонек, да надорванный голос звучал по-прежнему властно.
— Пожалуйста, срочно передайте фронту! — попросил Бойко, отдавая Вере кодограмму. — Будет еще продолжение.
Но Вера по-прежнему глядела на него и никак не могла прийти в себя. Бойко по-своему истолковал ее взгляд. Он кивнул в ту сторону, откуда доносилась артиллерийская стрельба, и сказал:
— Не волнуйтесь! Они молотят по пустому месту.
— Так, значит, они скоро могут...
— Ничего не могут! — перебил ее Бойко. — Там Тарасов нас прикрывает. Передайте еще и эту, — он взял у шифровальщика вторую кодограмму, — потом будем сниматься с места.
Теперь станции и запасное питание к ним несли радисты и бойцы. Их путь пролегал через топкое болото.
— Почему мы идем на северо-запад? — спросила Вера у Бойко.
— К дивизии идем.
— Это я знаю... Но ведь мы удаляемся от фронта и от кавкорпуса.
— Правильно, Вера Яковлевна. Это искусство вашего папаши! — сказал Бойко с такой гордостью, как будто он сам придумал план выхода из окружения. — Это наиболее надежный путь.
«Куда же теперь пойдет дивизия? — думала с тревогой неискушенная в военном деле Вера. — Ей надо торопиться! Гитлеровцы могут перерезать пути... А как же будет с храбрецами Тарасова? Их немного, и их легко могут окружить!.. Бойко сказал: «Это искусство вашего папаши!..» Но какое же это искусство? Оставить людей на явную гибель?.. Значит, искусство в геройстве этих людей?..»
Вера вспомнила, как говорил на занятиях начальник курсов: «Сила нашего военного искусства не только в полководческом таланте и умении наших военачальников, но и в беспримерном геройстве и выносливости наших воинов!» Если тогда на занятии эта фраза показалась ей высокопарной, то сейчас, уже в иных условиях, Вера ощутила ее подлинный смысл. Ведь перед ней были люди — и Бойко, и Груздев, и другие незнакомые ей воины — герои, которые всеми своими действиями подтверждали правильность этих слов.
Часа через полтора они наконец ступили на твердую землю. В сапогах хлюпала вода. Идти было трудно, но Бойко торопил всех. Наконец и ему самому стало невмоготу. Он приказал всем переобуться. Потом еще около часа до заросшей лесной дороги шли глухим бором. Здесь Бойко остановился и посмотрел на карту. Потом они еще с километр прошли по этой дороге до просеки.
— Привал, товарищи. Отдыхайте! — скомандовал Бойко, приказал всем спрятаться за можжевельником, а сам с двумя бойцами вышел туда, где дорога перекрещивалась с просекой. Один из бойцов влез на сосну, второй перешел через просеку и спрятался в кустах, а Бойко прислонился к сосне. Привыкшие к такой обстановке, радисты облокотились на рации и сразу же заснули. Вера и Аня прижались друг к другу, стараясь согреться. Василий застыл с автоматом возле поросли можжевельника, поглядывая в ту сторону, где в кустах скрылся красноармеец.
Вскоре Вера услышала голос Василия: он с кем-то объяснялся. Она прислушалась. Голос второго человека показался ей знакомым.
Вера поднялась, крадучись в кустах можжевельника, почти вплотную подошла к говорившим, осторожно приподняла ветки и вздрогнула: напротив Василия стояли Куделин и разведчик с автоматом за спиной и винтовкой в руках.
Отступив на несколько шагов, Вера сложила ладони вместе и свистнула, вызывая Василия. Василий сразу же подошел. Вера рассказала ему, что это тот самый солдат, с которым она вчера встретилась, и велела немедленно доставить его к Бойко.
— Чего ты боишься? Он свой человек! — возразил Василий.
— Откуда ты знаешь? — Вера строго взглянула на него. — Он не должен видеть меня. Он не должен знать, кто мы. Понимаешь ты это?
— Откуда он узнает? Ему не до этого. Он принял меня за партизана и боится, как бы его не расстреляли, — успокаивал ее Василий. — Кроме того, он ранен и еле стоит на ногах.
— Гуманность гуманностью, а наша служба требует осторожности! Пусть с ним разберется подполковник Бойко.
Василий нехотя подчинился и вместе с разведчиком повел Куделина к Бойко.
Куделин прекрасно разыгрывал из себя изнуренного бойца, он еле волочил ноги. Увидев Бойко, он сделал вид, что напрягает последние силы, подошел к нему и, тяжело ворочая языком, по всем правилам доложил, кто он и почему здесь оказался.
— Если бы не он, — Куделин показал на бойца, — то я бы, наверно, снова попался в лапы к этим людоедам! — тихо произнес он и ничком упал на землю.
Василий и солдат подхватили Куделина под руки и усадили его. Бойко расстегнул ему полушубок и, когда Куделин открыл глаза, хотел его расспросить поподробнее, но в это время наблюдатель крикнул:
— Наши!.. Наши!..
— Где? — подбежал к сосне Бойко.
— Там! — наблюдатель показал в сторону просеки.
Снова вернувшись к Куделину, Бойко с огорчением взглянул на него:
— Что же мы будем с тобой делать?
— Я, товарищ подполковник, пойду с вами, а если не смогу, то вы меня бросите, — ответил Куделин и, обхватив сосну, стал подниматься на ноги.