Страница 50 из 207
Урванцев до боли в глазах всматривался в темноту, но на заросшей лесной дороге ничего нельзя было разобрать.
Лишь по скрипу колес да по посапыванию лошади можно было предположить, что кто-то едет на подводе. Когда подвода поравнялась с Костей, он крикнул:
— Стой!.. Куда едешь?
С подводы спрыгнули, и, как показалось Косте, там был не один человек.
— Домой... — спокойно ответил мужской голос.
— А откуда? — Костя подошел к подводе и, взяв лошадь под уздцы, остановил ее.
— Оттуда... — отозвался из темноты другой мужской голос. — Хотели через фронт пробраться, да не удалось. Вот обратно едем... Анисим, трогай!
— Погоди, Анисим! — Костя еще крепче вцепился в узду лошади.
Ему показалось, это этот невидимый ему человек соврал, что фронт вовсе не там, откуда шла подвода, потому что в той стороне было относительно тихо. Костя запустил руку под брезент, покрывавший подводу, и нащупал мешок — как будто с мукой, другой поменьше, сыроватый, — видимо, с солью. За ними были еще мешки и небольшой, сундук.
— Запасливый, — сказал Костя и осветил фонариком подошедшего к нему человека. — Корову фашистам, что ли, отдал?
— Почему отдал? Отняли, — ответил тот.
— А это кто? — Костя перевел луч фонарика на женщину, повязанную большим серым в клеточку платком. Она показалась ему совсем молодой.
— Жена...
— Жена-а? — повторил Костя и снова навел луч света на мужчину. — Оружие есть?
— Какое у нас оружие? — ответил мужчина. На его давно не бритом лице под черными мохнатыми бровями блестели беспокойные глаза.
— Руки вверх! — скомандовал Костя.
— А ты кто такой, дорогой товарищ? — спокойно спросил мужчина. — Если ты советский человек, то тебе нечего нас бояться. Мы тоже советские.
— Врешь! Если бы ты был советский человек, то не бежал в тыл врага. Выкладывай оружие!..
— Слушай, товарищ! — Мужчина отступил на несколько шагов назад. — Если бы мы были враги, то, наверно, трое-то как-нибудь с тобой справились. Лучше скажи: что тебе нужно?
Костя не поверил ему, но необходимость поскорее оказать Вере помощь заставила его рассказать правду.
— Раненая летчица?.. — переспросил мужчина. — Надо помочь! — И он крикнул в темноту: — Маруся, Анисим, пошли!..
— Анисим пусть подводу поворачивает, — сказал Костя, — мы и без него справимся.
— Назад мы, товарищ, ехать не можем, — возразил мужчина.
— Как же можете? — вскипел Костя. — Куда же вы везти хотите? К фашистам, что ли? Поворачивай, Анисим!
Анисим прикрикнул на лошадь, вожжи шлепнули по ее мокрым бокам. Телега скрипнула, и лошадь, хлюпая копытами, потащилась вперед. Костя не трогался с места, ожидая, когда подвода вернется обратно. Но она не вернулась. Проскрипев еще немного, она остановилась.
— Что случилось, Анисим?! — крикнул Костя.
— Да вот, заело!.. Вожжу колесом закрутило, — послышался приближающийся голос Анисима. — Несите ее сюда. Я вас проведу...
Ответ Анисима показался Косте подозрительным. «Если вожжу колесом закрутило, — раздумывал он, — так зачем же он сюда идет? Раскручивал бы. А если раскрутил, тогда почему не поворачивает?..» — и, решив проверить сам, быстро зашагал навстречу Анисиму.
— Ну держись, если соврал! — зло крикнул ему Костя и потряс пистолетом.
— Да мы хотим вам помочь. Несите скорее сюда вашу летчицу, и поедем! — ответил Анисим. — А то, слышишь, пальба приближается. Чего доброго, фашисты схватят!
Но Костя уже подошел к подводе, нащупал вожжи, привязанные к телеге, и убедился, что Анисим соврал. Тут он окончательно решил, что это враги, их надо перестрелять, подводу забрать и самому вывезти на ней Веру.
— Предатели! — прохрипел Костя и, вскинув пистолет, навел его на возчика.
Но кто-то сзади схватил его за руки, и пули прошли по земле.
— Сволочи! — взревел Костя. Стараясь освободиться, он присел и рванулся изо всех сил.
Но на него тут же навалился Анисим. Они вдвоем с чернобровым повалили Костю на землю. Скрутили ему руки назад и придавили лицом к земле.
— Слушай, летчик! — заговорил чернобровый. — Что ты с ума сошел, что ли? Если бы мы были враги, то пустили тебе сейчас пулю в затылок. Мы — настоящие советские люди и хотим спасти тебя и летчицу. Назад нам ехать нельзя. Мы можем только взять вас с собой и передать партизанам.
Он освободил Костю, и тот сел, растирая онемевшие руки.
— В тыл к врагу не могу... — ответил Костя, стуча зубами от пережитого волнения. Доводы чернобрового показались ему убедительными, и он перестал опасаться этих людей. — У меня самолет... Как же быть с ним?.. Не уничтожить же?!
— Если не можешь лететь, значит, надо уничтожить. — Чернобровый помог Косте встать, похлопал его по плечу. — Эх ты, дурачина!..
— Лететь-то я могу, да подняться в этой темени невозможно. Взлета не видно... Нужно рассвета дожидаться. А дожидаться, выходит, опасно... Пойдемте со мной к самолету, может, на месте что-нибудь придумаем, — предложил Костя.
Мужчины отправились с ним, а женщина осталась у подводы.
Когда они подошли к самолету, Костя поставил у пропеллера Анисима и велел ему курить. А сам, светя перед собой фонариком, зашагал вместе с чернобровым мужчиной, беспрестанно оглядываясь на огонек цигарки.
— Кажется, я придумал! — радостно воскликнул Костя.
Далеко за полночь в кабинет командующего фронтом вошел командир для поручений. Над большим, стоящим посередине комнаты столом изучали обстановку по карте командующий фронтом, член Военного совета и начальник штаба фронта. Член Военного совета подошел к порученцу, взял у него шифровку. Машинально поглаживая щеку, он стал читать копию донесения, адресованного командующему ВВС. Кулешов доносил о выполнении задачи и о понесенных потерях: «...Летчик Жаров сбит в районе энской СД и сгорел вместе с самолетом; летчица Астахова скончалась от ран; летчики Урванцев и Железнова не вернулись с задания. Розыск их продолжается...»
Член Военного совета еще раз перечитал донесение и положил его на стол. Командующий сосредоточенно смотрел на карту, он изучал положение вражеских войск и старался найти такое решение, которое дало бы возможность задержать гитлеровцев, не вводя оперативных резервов. Он пробежал глазами телеграмму и снова стал всматриваться в карту. Взгляд его задержался на красной скобке, которой была обозначена дивизия Щербачева, оборонявшая все тот же рубеж.
— Дерется стойко! — Командующий показал присутствующим на шифровку. — Об этом Железнову сейчас говорить не надо.
И он написал на шифровке: «Прошу полковнику Железнову пока ничего о дочери не говорить. Скажу сам. Полковнику Алексашину: затребовать материал для награждения летчиков. Подвиг беспримерный».
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Готовясь к генеральному московскому контрнаступлению, командование армии в конце ноября вывело обескровленную дивизию генерала Щербачева во второй эшелон для пополнения. Воспользовавшись этой передышкой, командующий наконец уговорил Щербачева лечь в госпиталь и вместо него временно назначил Железнова. Добров оскорбился и подал рапорт о своем откомандировании. Но командарм оставил его в прежней должности и отпустил на несколько дней по личным делам в Москву.
Пока дивизия шла в леса под Кубинкой — в район сосредоточения, полковник Железнов и комиссар дивизии полковник Хватов отправились в резерв командиров и в запасной полк, чтобы отобрать пополнение командного и рядового состава.
Не успели они появиться в штабе начальника резерва, как к ним пришли майор Карпов и военинженер 3 ранга Валентинова, они просили Железнова взять их к себе в дивизию. Яков Иванович согласился, но с тем условием, чтобы Карпов еще на недельку остался в резерве и подлечился после ранения, а за Валентиновой обещал заехать на обратном пути из запасного полка.
Пополнение запасного полка выстроили в поле в линию взводных колонн. Строй оказался таким длинным, что его пришлось завернуть углом. Когда Железнов вместе с Хватовым и командиром полка обходили строй, они увидели в первой шеренге стоявших рядом Кочетова, Трошина и Подопригору. Прозвучала команда «Вольно!» — и они вырвались из строя и подбежали к Железнову.