Страница 44 из 207
— Ты что же, за разгром врага пить не хочешь? — спросил Добров и взял бутылку, чтобы долить ему. — Это не по-фронтовому!..
— Не могу, Иван Кузьмич, — Железнов прикрыл стакан рукой. — Мне сейчас в должность вступать.
— А, успеешь еще! — махнул рукой Добров.
— Генералу представляться! — Яков Иванович искал подходящий повод, чтобы отказаться.
— Подумаешь, тоже причина!.. Лучше заложи хорошего «пыжа», — Добров подвинул гостю закуску, — и хватим за доброе здоровье! Смотри, если не выпьеш, я рассержусь!..
К счастью Якова Ивановича в этот момент в квартиру вошел адъютант командира дивизии. Он сообщил, что комдив приехал и просит Железнова прибыть к нему.
Добров отпустил Якова Ивановича с условием, что тот будет у него ужинать и, показав на недопитый стакан, сказал посмеиваясь:
— Оставлю как упрек!.. Если не сдержишь слова, вылью за шиворот!
Когда Железнов вошел к Щербачеву, врач делал генералу укол в руку. В комнате пахло камфарой.
— Я сейчас, — сказал генерал и предложил Железнову сесть. — Сердце что-то подводит... Вот ездил туда, — генерал махнул рукой в ту сторону, откуда доносилась канонада. — Смотрел участок фронта, который нам приказано занять. А дорога трясучая! Меня в машине и прихватило.
Когда врач ушел, Железнов придвинул стул к кровати Щербачева.
Генерал обрисовал ему состояние дивизии, рассказал о положении на фронте и изложил свои мысли по организации марша.
— Прошу вас, вместе с Бойко подсчитайте время и продумайте построение колонн и их боевое обеспечение. — Щербачев устало опустился на подушки. — Продумайте всю эту организацию с таким расчетом, чтобы в ночь на послезавтра можно было сменить части дивизии генерала Бегичева... Учтите активность противника и предусмотрите контрмеры на случай возможного удара со стороны Рузы... В двадцать три ноль-ноль прошу доложить приказ на марш.
— Будет исполнено, — пряча блокнот в карман гимнастерки, ответил Железнов и поднялся.
— Как только мне станет получше, я к вам приду, — сказал Щербачев. — Поэтому не прощаюсь...
— Что вы, товарищ генерал! — запротестовал Железнов. — Вам надо полежать. — И он передал Щербачеву предложение Военного совета отправить его в госпиталь.
— Сейчас не могу, — покачал головой генерал. — На кого дивизию оставлю? На Доброва? Да он мне в один день весь командный состав разгонит. А при умелом руководстве с нашими командирами можно чудеса творить! Прекрасная дивизия!
— Я ему помогу, товарищ генерал. А если станет зарываться — одерну!
— Ну и пойдет потасовка на весь фронт! — улыбнулся Щербачев. — Хотя я охотно вам верю. Мне о вас много хорошего говорил полковник Лелюков.
— Александр Ильич? — переспросил Яков Иванович. — А где же он сейчас?
— Да недалеко отсюда, под Наро-Фоминском. Командует московской Пролетарской мехдивизией, — ответил Щербачев и снова вернулся к прежнему разговору. — Доброва нужно держать в руках. Странный он человек! В нем есть хорошие качества — храбрость, твердость, напористость, но он страдает большим пороком: не уживается с людьми. Все у него плохие и даже негодные. Только он один хороший!.. Так что оставить дивизию пока не могу!..
От генерала Железнов пошел прямо в штаб. Он отдал начальникам служб и командирам частей распоряжения, касающиеся подготовки к маршу, и вместе с Бойко принялся разрабатывать организацию и обеспечение этого марша.
О том, что он обещал Доброву вместе поужинать, Железнов вспомнил только около полуночи, да и то лишь в связи с тем, что в той стороне, где стоял домик Доброва, загрохотали разрывы бомб. Яков Иванович сразу же позвонил Доброву по телефону. Добров ответил, что все обошлось благополучно, только в окнах вылетели все стекла, по дому ветрище свищет, и поэтому он придет сейчас в штаб.
Яков Иванович собрался к комдиву с составленным им проектом приказа, но в дверях встретился с вошедшим Добровым. Железнов протянул ему проект приказа.
Добров вошел в комнату и выразительно взглянул на Бойко, кивнул при этом на дверь. Бойко понял его и вышел из комнаты.
— Вот что, товарищ Железнов, — начал Добров, когда они остались вдвоем. — Я здесь не начальник какой-нибудь службы, а первый заместитель командира дивизии. Вы видели, каково состояние здоровья комдива? Поэтому прошу вас все вопросы, которые мне придется проводить, предварительно согласовывать со мной.
— Я вас, товарищ Добров, не совсем понимаю, — сказал Железнов, тоже перейдя на официальный тон.
— А тут понимать нечего! Возьмите за правило — прежде чем докладывать командиру дивизии, советуйтесь со мной. — И Добров, подойдя поближе к мигавшей лампе, стал читать приказ.
Якову Ивановичу стоило некоторого напряжения удержать себя от неприятного разговора с Добровым. Он не возражал против того, чтобы с ним советоваться, однако начальственный тон Доброва раздражал его.
— Вот видите, товарищ полковник, — Добров положил приказ на стол, — если бы вы посоветовались со мной, то, наверное, приказ был бы написан совершенно в другом духе.
— В каком же? — спокойно осведомился Железнов.
— В наступательном!
— Так это же приказ на марш, — возразил Яков Иванович.
— Ну и что же? Организация марша должна соответствовать замыслу предстоящих боевых действий.
— Правильно! Он так и построен.
— Да, но от него несет оборонительной тактикой! А гитлеровцев нужно уничтожать ударом.
— Вы, товарищ полковник, говорите правильно. Однако сейчас перед дивизией стоит задача любой ценой остановить гитлеровцев, но в то же время стараться сберечь силы. Надо учитывать то, что у нас мало артиллерии...
Добров скривил физиономию.
— Выходит так: «иди туда — стой тут», — съязвил он. — Понимаете ли вы, товарищ Железнов, как мне тяжело все время «перемалывать и отходить»? — он стукнул себя в грудь. — Ведь Москва за нами!.. Поймите, у нас полнокровная дивизия. И мы могли бы сразу целой дивизией ударить по фашистам!
— Поверьте, Иван Кузьмич, что мне, комдиву, командарму и Военному совету фронта Москва дорога так же, как и вам. Но для сокрушающего удара одной нашей дивизии мало!.. — Яков Иванович взглянул на ручные часы. — Мне пора! — сказал он и положил проект приказа в папку. — Я вашу точку зрения доложу комдиву.
— Не надо! — резко ответил Добров. — Бесполезно!
— Почему же?
— Мы с ним расходимся во взглядах на ведение боевых действий. — Он надел фуражку набекрень и безнадежно махнул рукой.
— «Пяхота» никогда душу кавалериста не поймет! — сказал он и уже в дверях обернулся: — Что ж, приказ есть приказ!.. — вздохнул тяжко и вышел.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Строительство завода заняло большое пространство земли, захватило пески, сосновую рощу и на востоке дошло до вечно сырой, богатой клюквой и грибами омшары.
От станции сюда протянулась насыпь заводской железнодорожной ветки. Вдоль прокладываемых дорог возводились фундаменты будущих цехов, котельной и электростанции. В сосновом бору, за железной дорогой, строились для рабочих и инженерно-технического персонала деревянные дома.
На стройке работали колхозники близлежащих сел, в том числе и того, где поселилась Нина Николаевна. Вместе с Галиной Степановной они, как и другие женщины их деревни, поднимались чуть свет и шли на работу. Чувствуя в себе больше моральных сил, Нина Николаевна старалась незаметно, чтобы не осудили соседки, помогать Карповой. Иногда ей попросту приходилось работать за двоих.
Так было и сегодня. Нина Николаевна еще до обеда уложила кирпич на своем участке. Она ждала Юру, который должен был принести ей на стройку обед. Но Юра почему-то задержался, и она перешла на участок Карповой, поставила ее на подачу кирпича, а сама стала на кладку.
Это все же не укрылось от глаз обедавшей Пелагеи Гавриловны. Макая в соль дышащую паром картошку, она подала свой голос:
— Ты это зря, Николавна, балуешь ее! Что она тебе ровня, что ль? Ты, поди, годков на пятнадцать постарше ее.