Страница 20 из 207
— Меня, товарищ полковник, разыскивает штаб фронта. Если не явлюсь, судить будут, — доказывал Яков Иванович.
— Не будут, — немного раздраженно ответил Пономаренко. — Видите, что делается? Гитлеровцы подходят к Плещеницам. Там наших войск нет... Читайте! — Он протянул телеграмму. — Только что самолет сбросил.
Телеграмма была от Наркома обороны Маршала Тимошенко. В ней сообщалось, что немецко-фашистские войска прорвались на Плещеницы. Требовалось срочно прикрыть это направление сильными отрядами и не допустить противника к Борисову.
— Ясно. Но обо мне нужно сообщить хотя бы в отдел кадров.
— А вот здесь сам начальник отдела кадров. — Пономаренко показал рукою на полковника Алексашина. Он сидел в кругу командного состава неподалеку от дороги.
Беседа между Алексашиным и Железновым была короткая. Алексашин записал в свою книжку сведения о Якове Ивановиче и передал ему написанный от руки именной список офицерского состава только что сформированного отряда.
Взяв список и карту, Железнов, в сопровождении другого кадровика, направился обратно к полковнику Пономаренко, чтобы, получив от него указание, ехать принимать отряд.
Пономаренко в это время разговаривал с незнакомым Железнову полковником, который только что подъехал сюда на машине. Он был направлен из какого-то центрального учреждения в штаб фронта и, не найдя его, возмущался сложившейся на фронте обстановкой.
— Безобразие!.. Разложение!.. Драпает весь фронт! Паникеры! Судить! Расстреливать надо! — брызгая слюной, распекал он Пономаренко. — Чтобы закрыть дыру прорыва, Генштаб вынужден был бросить на это направление «Пролетарку».*
______________
* 1-я Московская мотострелковая дивизия.
Хотя полковник представлял почтенное учреждение, Яков Иванович все же не выдержал:
— Вам, товарищ полковник, не к лицу говорить так, по-обывательски. Не драпают, а сражаются. Геройски сражаются!
Москвич презрительно прищурил глаза:
— Вы, полковник, ослепли! Разве не видите, что творится?.. Бегут! Бесстыдно бегут!..
— Если смотреть с этого пятачка, — перебил его Железнов, — только так и скажешь. Но надо знать, кто бежит. Бегут сбитые на марше, еще не вступившие в бой, вторые эшелоны, резервы... Бегут разные там военкоматы и склады. Бегут призванные, но не дошедшие до своих частей бойцы... Бегут, конечно, и некоторые паникеры... Но наши дивизии первого эшелона не бежали и не бегут! Они дерутся насмерть, уничтожая вражеские войска в пять, в десять раз больше, чем теряют сами!.. Больно слышать от вас...
— Не разглагольствовать, а порядок наводить надо! — грубо оборвал Железнова полковник. — Суровый порядок!..
— Я тоже за то, чтобы наводить суровый порядок, — ответил Яков Иванович, холодно встретив злой взгляд полковника. — Ваше обобщение неверное и, на мой взгляд, вредное! Кто же, по-вашему, сегодня держит гитлеровцев у Слуцка, Минска и Полоцка? Ведь все еще держат и не драпают. А послушали бы, что говорят эти люди, — Яков Иванович показал на грузовик с ранеными: — Наши еще сегодня дерутся в Бресте — в крепости, дерутся в лесу за Гайновкой, на Немане и Щаре... Так что, наводя строгий порядок, не надо забывать о тех, которые, не щадя себя, воюют там, в окружении, без нашей помощи...
— Поменьше философствуйте, полковник, а лучше выполняйте приказ, — снова оборвал его москвич.
— Нельзя всех смешивать в одну кучу, — возразил Яков Иванович уже более сдержанно. — А тех, кто там сражается, — он решительно указал в сторону Бреста, — надо чтить, и их героизм передавать вот этим людям, — кивнул он в сторону колонны, шагавшей на передовую.
— Чудак-человек, — вскипел москвич.
— Не я чудак, а те, кто привел нас к такой катастрофе!..
— А ну-ка, повторите! Так кто привел нас к катастрофе?
Неизвестно, чем бы кончился этот спор, если бы Пономаренко не прекратил его. Извинившись перед приезжим, он объяснил ему, что должен безотлагательно, по приказу Наркома, поставить полковнику Железнову задачу, и отвел Якова Ивановича в сторону.
— Разве так можно? — укоризненно покачал он головой. — Зачем вы связываетесь?!
Позади скрипнули тормоза, гулко хлопнула дверца, и из легковой машины вышел плечистый полковник-танкист.
— В чем дело? — крикнул он. — Я еду к себе в дивизию!
Железнов узнал в танкисте старого друга и протянул ему руку:
— Александр Ильич, здравствуйте!
— А, чертушка, здорово! — обрадовался танкист.
— Товарищ Лелюков, — козырнув, обратился к нему подошедший Алексашин. Дивизию вы не найдете. Ее постигла печальная участь под Брестом... Поэтому вы назначаетесь в распоряжение коменданта обороны города Борисова товарища Сусайкова. — И, немного подумав, добавил: — Его заместителем.
— Значит, запехотили? — возмутился Лелюков, но вынужден был подчиниться.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Солнце, пробиваясь сквозь ветви деревьев, зайчиками играло на веранде, большим ярким пятном улеглось на постели; оно постепенно подползло к подушкам и наконец добралось до светлых Аниных волос. Как ни одолевал Аню утренний сон, она все же заставила себя подняться и, щурясь от солнца, потянулась. Хотела пощекотать подругу, которая спала рядом с ней, но пожалела: время было еще раннее. Смуглые щеки Веры рдели румянцем, пухлые губы чуть шевелились, словно что-то шептали во сне. Но вот ее пушистые ресницы приподнялись, и на Аню взглянули карие, еще совсем сонные глаза.
— Я проспала? — Вера сбросила одеяло и спустила ноги на пол.
Аня заглянула ей в глаза:
— А ну, расскажи, что ты сейчас видела во сне?
— Ничего особенного! Даже и не помню, — зевнув, ответила Вера и откинула за спину толстые плети своих каштановых кос.
— А мне показалось, ты что-то интересное видела во сне, даже с кем-то разговаривала. — Она села на кровать рядом с Верой. — У меня иногда такие интересные сны бывают, даже обидно проснуться!..
В дверях появилась Марья Васильевна, мать Ани.
— Все еще спите?.. — покачала она седой головой. — Вставайте скорее. Самовар уже давно на столе сердится и шумит.
Аня села перед настольным зеркалом причесываться, а Вера сунула ноги в тапочки, наскоро оделась и принялась заплетать косы.
— Признайся, Верочка, тебе Иван Севастьянович очень нравится?
— Да как тебе сказать... — запнулась Вера. И, стараясь уйти от прямого ответа, сама задала вопрос:
— А разве он может очень понравиться?
— Мама говорит, что он в тебя влюблен по уши, — засмеялась Аня, — даже хочет предложить тебе руку и сердце, но не знает, как это сделать.
Вера залилась румянцем: ей было приятно это услышать. Но, сама не понимая, почему так поступает, ответила резко, почти грубо:
— Пусть только попробует!.. Я его так отчитаю, что он после этого навсегда холостяком останется! — Заметив в глазах подруги недоверие, она покраснела еще сильнее и повторила слышанные от кого-то слова: — Он просто выхоленный маменькин сынок!..
На веранде воцарилось молчание. Аня не знала, как принять Верины слова — в шутку или всерьез. А Вера ждала лишь того, чтобы подруга поспорила с ней, сказала, что она несправедлива к Ивану Севастьяновичу и что он на самом деле хороший, умный, красивый...
Однако Аня об этом так и не догадалась, и Вера, в досаде схватив полотенце, побежала во двор умываться. Подруга не спеша пошла за ней.
— Давай позанимаемся гимнастикой и — за математику! — предложила Аня, вытирая лицо полотенцем. — А то ребята приедут, на речку пойдем. Вечером, может, в училище пригласят на концерт. Так не оглянешься — время пролетит, и математика с места не сдвинется. Правда?
— Известно, ты у нас всегда самая рассудительная! — ответила Вера и через плечо плеснула на подругу водой.