Страница 192 из 207
Не прошло и полчаса после ухода Веры и гостей, как в амбар и в соседние постройки загрохали.
— Кто там? — не без страха спросила Устинья.
— Открыть! Шнель! — властно прогремел за дверью голос.
В амбар ворвались офицер и три гестаповца, и лицо Устиньи осветили три луча электрофонарей.
— А где Юлия? — переводчик спросил Устинью.
— Юлия ушла на свидание к гауптману Шенку.
— Вас? Шенку? — спросил ее офицер. Переводчик перевел сказанное Устиньей.
— Обыскать! — распорядился офицер. И в одно мгновение все было перевернуто и в амбаре и на чердаке.
А в это время километрах в двух отсюда Вера отстукивала донесение «Гиганту». Чтобы сбить абверовских собак со следа, Вера, закончив передачу, не пошла прямо домой, а вместе с Крошкой и его людьми прошла до ближайшего ручья. Крошка со своей командой перешли ручей, а Вера со Степаном разулись и пошли по воде вправо. На выходе из него обмыли с песком подошвы обуви и, не одевая ее, босиком направились в лес. И только там обулись. Подходя к околице, Вера и ее новый боевой товарищ разошлись. У амбара ее встретила Устинья и поведала об обыске.
— Раз обыскивали не нас одних, это очень хорошо, — отметила Вера. — Значит, нас лично не подозревают. Идем, тетя Стеша, спать. Я очень устала. А тебе, дорогая, ведь с восходом солнца вставать. Боюсь, как бы нам не проспать.
— Не проспишь. Сейчас мы откроем маскировку, и солнце в половине седьмого упрется как раз в твою подушку.
— А если не будет солнца?
— Тогда я прибегу.
Но не потребовалось ни того и ни другого: в половине седьмого Веру подняли взрывы: советские самолеты бомбили станцию, после чего ни один бронепоезд не смог двинуться.
Это, пожалуй, было серьезное предупреждение генералу Хейндрицу о немедленном отводе войск с рубежа Ельни. Но Хейндрице, уверенный в прочности Ельненского укрепленного района, не торопился отводить здесь войска. И это обернулось для них трагедией.
Это утро для командарма Хейндрице было зловещим: советские войска неудержимо двигались на Ельню, а в тылу его армии авиация наносила сокрушающие бомбовые удары и по резервам и по главным коммуникациям. Наряду с этим основательно разбомбила не только станцию Ельня, но и новый КП в Шиловском лесу.
Хейндрице было уже вполне ясно, что войска 452-й пехотной дивизии не смогут удержать Ельню. Но над ним висел как дамоклов меч приказ Гитлера: «Смоленск — ворота на Москву. Держаться во что бы то ни стало!»
Но как ни был строг приказ Хейндрице, фюрер казино Гантман, наученный за два года войны горьким опытом, был иного мнения и на этот раз прихватил порожняк машин, загрузил их всем, что только можно было увезти, в том числе и поросят, и сразу после обеда отправил все это со своим помощником в Шилово. На всякий неприятный случай оставил у себя еще два грузовика, запрятав их в молодом сосняке, недалеко от столовой. Всем в казино было ясно, что пахнет порохом. И каждый, с благословения Гантмана, подменив себя кем-нибудь, мчался домой собирать вещи. Помчалась и Вера к Степану, а Устинья — домой. Степан уже сидел в кузове.
— Едешь?
— Да. Наши уже взяли Прошино и Кольшино и вот-вот ворвутся в Ельню. Так что ночью мы с тобой будем работать на новом месте.
Шофер гудком оборвал их разговор.
— Всего! — помахал рукой Степан.
* * *
Утром 30 августа на фронте армии генерала Трубникова Соколовский ввел в прорыв гвардейский танковый корпус. Корпус, взаимодействуя с вырвавшимися вперед гвардейской дивизией генерала Стученки и танковым полком подполковника Лосика, успешно наступал вместе с ними на Ельню. И их прорыв был настолько стремительным, что гарнизон Ельни даже не сумел как следует подготовиться к отражению ударов.
И не успели погаснуть в сумеречном небе лучи солнца, как в Ельню с трех сторон ворвались танки, а вместе с ними и полки генерала Стученки.
С первыми разрывами снарядов над городом в казино влетел комендант и, еле переведя дух, сообщил:
— Кругом танки.
— Танки, — подхватился Гантман и тут же гаркнул: — Господа! Город обстреливают танки. Ужин окончен. Фройлейн, весь, весь грузит ауф авто!
Через какие-нибудь полчаса машины с людьми и утварью казино мчались в Шилово. Ехали севернее, кружной дорогой, так как прямой путь был запружен пробками бежавших из-за Ельни, которых нещадно бомбила советская авиация.
У железнодорожного переезда колонну встретил помощник Гантмана.
— Дальше пока что ехать нельзя, — доложил он и свернул машины в лес.
— Шеф приказал ложиться спать, — передала Даша. — Так что берите у кого есть теплое и устраивайтесь где погуще.
Устинья прошла к другой машине, взяла там узел с постелью и расстелила ее под березой рядом со своими товарками.
— Ложись, вздремни, а я подежурю, — шепнула она Вере. — А как все заснут, разбужу.
Вера легла, но сон никак не шел. И не из-за того, что пищали и безжалостно кусали комары, а потому, что беспокоила одна мысль: как бы скорее сообщить «Гиганту» последние сведения.
— Тетя Стеша, я пойду, — подняла она голову, но Устинья прижала ее к подушке.
— Тихо. Еще Дашка не спит.
И снова потянулось томительное время. Где-то недалеко захохотала сова. Ее не пугали даже взрывы. Кто-то из девушек, к огорчению Веры, приподнялся и послал этой противной птице проклятие. Наконец все стихло, и Устинья подняла Веру, но тут по лесу звонко пронеслось заячье «ба-га-гай!». Вера замерла. Но из спящих никто не шевельнулся.
— Иди, — Устинья положила руку на плечо Веры.
Не спал и Степан, поджидая ее. Встретив Веру, он безмолвно провел ее в глушь к рации, а сам, отойдя шагов на пятнадцать, замер у самой тропы.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
С прорывом ударной группировки советских войск на Ельню противник на правом крыле Западного фронта зашевелился. В его траншеях чувствовалось большое оживление, было похоже, что он собирается отходить. Видя это, генерал Железнов решил атаковать противника ночью, как только тот стронет пехоту с переднего края. А чтобы не упустить этого момента, он направил вперед разведку. Позвонил соседним комдивам, они делали то же самое.
— Ты у меня смотри, Аркадий Григорьевич, не проспи врага, — наставлял Железнов командира разведки лейтенанта Груздева. — Как только зашевелится — сигналь. Я и майор, — он посмотрел на Слепнева, — неотлучно будем с КП следить за тобой. Если что, то прикроем огнем. Как, Иван Захарович? — Железнов обратился к начальнику артиллерии.
— Прикроем, товарищ генерал.
— Ну, ни пуха ни пера, — пожал комдив руку Груздеву.
После Хватов вместе со Слепневым и Груздевым прошли в разведгруппы, чтобы сказать людям теплое слово.
— Теперь, Иван Захарович, будем решать твои дела. — Железнов взял Куликова под локоть и двинулся с ним по тропе. — Генерал Шанеман нервничает. Так давай демонстрацией к наступлению доведем его до исступления. Словом, ночью — короткий, но сильный артиллерийский налет. Если у вас вопросов нет, то всего хорошего.
Но тут подошли Добров и Хватов. Яков Иванович задержал Куликова.
— Садитесь поближе к карте, — указал он всем на скамейку у стола. — Слушаю вас, Иван Кузьмич.
— Передовые батальоны к бою готовы! У Тарасова — батальон Кочетова, у Дьяченки — батальон Короткова. В них созданы отряды по захвату переправ и мною проинструктированы, — доложил Добров.
— Состав? — спросил Железнов.
Добров дал подробную информацию.
— Прекрасно! — и Железнов записал внизу карты фамилии названных Добровым офицеров. — Я уверен, что мы на плечах врага форсируем Ужу. Но хочется, друзья, как можно скорее выйти к Днепру. — Железнов обвел всех взглядом. — Для этого надо так же стремительно форсировать и Устром и не дать противнику на нем закрепиться. Имейте в виду, что на Уже, возможно — я только что получил агентурные сведения, — встретим 18-ю мотодивизию. Следовательно, уже сейчас следует об этом думать и готовиться и к форсированию Устрома и к отражению танковой контратаки справа.