Страница 185 из 207
— Согласен за исключением начальников штабов. У них, Фома Сергеевич, сейчас работы по горло.
— А я бы их взял. Они у нас все коммунисты, и они без лишнего упрашивания сами поймут важность этого поручения и найдут для него время.
— В отношении начальников штабов давай сделаем так — сначала посмотрим их штабную загрузку, а потом, в зависимости от нее, дадим и это дело. — Железнов вернул листы Хватову. — Они, друг мой, основные лошадки в управлении части и в бою и в резерве.
* * *
На третий день командование дивизии направилось в полки, а начальники родов войск — по своим частям. Хватов взял на себя полк Дьяченки, который в партийно-комсомольском составе понес самые большие потери.
Сначала на батальонных партийных собраниях были рассмотрены заявления вновь вступающих в партию. Их было порядочно.
Все заявления дышали беспредельной любовью к Отчизне, преданностью Коммунистической партии и заканчивались словами: «хочу сражаться коммунистом».
Уже солнце спустилось к верхушкам берез, по-вечернему зазвенели комары, когда Хватов записал в свою книжечку последнего кандидата на парторга разведроты. После он встал и пошел по тропе размяться. Вместе с ним пошагал и Журба — замполит полка.
— Вот что, Роман Карпович, — Хватов остановил Журбу, — хотя мы чертовски устали, все же давай, пока здесь Дьяченко, рассмотрим хотя бы основные мероприятия партийно-политической работы. Это у нас времени займет немного.
Журба согласился. Но только они опустились на травку у землянки замполита, как из-за кустов выскочил «газик» и, круто повернувшись в сторону от дороги, остановился невдалеке от них. Из машины вышла Валентинова. Ее лицо светилось радостью.
— Видимо, сын прозрел, — тихо сказал Хватов. — Слепой он у нее был.
— Товарищ полковник, — пошла она к Хватову, — разрешите обратиться. Я только что с места прежнего расположения, забирала там остатки своего парка, и вот туда, — глотая от волнения воздух, прерывисто говорила Ирина Сергеевна, — прилетел наш самолет. Летчица, — посмотрела она на письмо, — Тамара Каначадзе. Тамара сообщила, что у них ваша Наташенька...
— Наташенька? — Фома Сергеевич произнес это так удивленно, что Журба замер на месте.
— Да. Ее они вывезли оттуда, с вражеского тыла. — И Валентинова вручила ему письмо. — В нем, видимо, все сказано.
Фома Сергеевич, этот закаленный в боях воин, разволновался так, что даже затряслись руки.
— Я вас, Фома Сергеевич, очень хорошо понимаю. Поезжайте, заберите Наташку и везите ее ко мне. А там подумаем. Поехали?
— Да у меня своя машина.
— Тогда всего хорошего! — Валентинова помахала рукой, села в «газик» и помчалась. Тамара Каначадзе ей вручила и другое письмо, адресованное Железнову.
Валентинова, еще держа пакет в руках, весело сообщила:
— А я сейчас обрадовала Фому Сергеевича.
— Обрадовала. Чем?
— Дочурка его нашлась. Она у наших летчиц, на аэродроме.
— Что ты говоришь? Действительно, радость.
— А это вам, — Валентинова протянула письмо Железнову. — Наши летчицы оттуда, из тыла привезли. — Дальше Яков Иванович ее не слышал и стал читать.
Это письмо его и обрадовало и озадачило тем, что в нем находилось письмо Веры, адресованное матери. Но, несмотря на всю его лучезарность, это письмо посылать Нине Николаевне никак было нельзя: в нем не было строк, которые раскрывали бы душевное огорчение потому, что она не видела мать, когда та была у отца на фронте.
— За письмо спасибо! Садись. Попьем чайку на свежем воздухе. — Яков Иванович показал на стол. — Заодно расскажешь, что с Ваней, да и как ты обосновалась на новом месте?
— С Ваней пока что по-старому. Врачи обнадеживают.
— А он-то как?
— Он? Хорошо. Привык. Верит и свою повязку бережно охраняет. Глядя на него, и я верю.
— И верь. В вере матери великая сила!..
Зазуммерил телефон. Звонил Хватов.
— Здравствуй, — приветствовал его Железнов. — Поздравляю. Всей душой радуюсь за тебя. Поезжай, а мы тут с Ириной Сергеевной для нее все подготовим.
Яков Иванович положил трубку и подошел к Ирине Сергеевне.
— Слышала, мать моя?
— Слышала и все обдумала. — Ирина Сергеевна поднялась: — Не теряя времени, я полетела в Афонино. Там живет одинокая старушка Ефросинья Александровна — прирожденная няня. Буду ее уговаривать взять на время Наташу. Старушка опрятная, избушка ее чистенькая. И мне кажется, что девочке у нее будет хорошо. А поначалу, пока мы в резерве, она побудет у меня.
— Поезжай, — только и сказал Яков Иванович. Проводив ее, сразу же сел за стол и стал писать письмо жене.
Хватов приехал на другой день к обеду. Машина подкатила к дому Валентиновой. Ирина Сергеевна выбежала на крыльцо. Приняв с рук Хватова спавшую Наташу, отнесла ее в дом и бережно, чтобы не разбудить, опустила на свою кровать.
Хватов стоял посреди избы, не зная, что делать. Его выручила Ирина Сергеевна.
— Давайте обедать. К обеду я пригласила Якова Ивановича. Позвоните ему, он у себя.
Растроганный такой заботой, Фома Сергеевич подошел к Валентиновой и поцеловал ее руку.
— Большое вам спасибо!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
В дождливое утро 7 августа, когда еще была в разгаре Курская битва, Западный фронт на стосорокакилометровом — от Копыревщины до Кирова — пространстве перешел в наступление, нанося главный удар на Рославль.
Командование группы армий «Центр», возглавляемое генерал-фельдмаршалом фон Клюге, страшно боялось, как бы на смоленском направлении не прорвались советские войска и не овладели бы «Смоленскими воротами» — пространством между реками Западной Двиной и Днепром, и не только потому, что они были «воротами на Москву», но еще и потому, что являлись и «воротами в Белоруссию», через которую шли пути в восточную Пруссию и Польшу.
Дивизию генерала Железнова вывели на фронт юго-восточнее Дорогобужа, в район Теплянки, потеснив для этого справа и слева соседние дивизии.
На направлении главного удара Железнов поставил самый сильный полк майора Тарасова, левее — полк майора Кожуры и во втором эшелоне расположил полк подполковника Дьяченки.
Хватов решил перебраться на НП Тарасова. Его Железнов остановил:
— Зачем?
— Там Тарасов и Кочетов в своих новых должностях впервые будут вести бой, а потому как-то на душе не совсем спокойно.
— Так ты что ж, вместо них командовать будешь?
— Командовать не буду, но поддержать — поддержу, — упорствовал Хватов.
— Там же Милютин. Сильный поддержатель.
— Милютина направлю к Кочетову. Сражение, Яков Иванович, как я вижу, предстоит тяжелое и упорное, так что нам, политработникам, надо быть там, где решается судьба боя, на главном направлении.
— Я не согласен и доложу члену Военсовета, — Железнов использовал последний аргумент. Хватов улыбнулся, помахал рукой и пошел ходом сообщения к машине. Там он встретил Валентинову — она подвозила боеприпасы на позицию артполка.
— Не знаете, как там Наташа? — спросил ее Хватов. — Вторые сутки не видел.
— Возвращаясь с базы, заскочила. Она еще спала. Лежит, ручонками раскинулась, дышит спокойно. Румяненькая. Ефросинья Александровна говорит, что девочка к ней привыкла и ест хорошо.
— Привыкла? Ест хорошо? Прекрасно. — Хватов смотрел на Валентинову полным надежды взором. — Дорогая Ирина Сергеевна, скоро начнется бой, и вряд ли я смогу вырваться. Будьте матерью, пожалуйста, посмотрите за ней. А я поехал в полк к Тарасову.
В эту промозглую ночь саперы, эти боевые труженики, вслепую проделывали в минных полях и проволочных заграждениях — своих и противника — проходы.
Тарасов и Хватов не отрывались от наблюдательных щелей: мороз ходил у них по коже в ожидании взрывов там, где в мути дождя вспыхнувшие ракеты широкими блицами катились к земле. Нетерпеливое ожидание одолевало и Кочетова с Милютиным, находящихся на своем НП. Ведь они отправили туда группу старшины Щукина с волокушами, в которых находились большой взрывной силы заряды.