Страница 176 из 207
— Пройдемся немного, — обхватив рукой, приподнял ее Карпов и коснулся губами ее губ.
— Не надо, Петя, — Ирина Сергеевна сняла его руку со своего плеча. — Я очень и очень устала. Не знаю, как только ноги держат. — И снова опустилась на ступеньку. — Давай лучше поговорим, как дальше жить будем? Видишь, как у меня получилось, — и радость и горе... А тут ходят слухи, что тебя назначают на другое место и даже в другую армию.
— Да, Ириша, назначают. Но ты не волнуйся. Я как только на новом месте обживусь, так сразу же буду хлопотать, чтобы тебя перевели к нам в дивизию или куда-нибудь поближе. Тогда мы опять будем вместе.
— А дети?
— А их надо устроить где-нибудь поближе к тылу, у крестьян.
— Это, Петя, легко сказать, да сделать трудно. Кто это возьмет на себя обузу и ответственность возиться со слепым мальчиком?
— За хорошие деньги возьмутся. А деньгами я помогу.
— А я, Петя, думаю о другом.
— О другом? — насторожился Карпов. Он очень боялся, как бы она не решилась повезти их вместе с Юрой в Княжино, ведь там была его жена.
— Вчера я была в нейрохирургическом госпитале. — Зная ревнивое отношение Карпова к Хватову, она сознательно здесь покривила душой. — Там мне предложили положить Ваню на обследование. Говорят, некоторым при таком ранении возвращают зрение. Но прежде чем на это решиться, я хочу посоветоваться с тобой.
— А что? Это, пожалуй, самое правильное решение.
Но сказал он это каким-то безучастным тоном, как о совершенно чужом ребенке, и это больно отозвалось в материнском сердце Ирины Сергеевны. И она как-то сразу сникла.
— Ириша, ты чего? Плохо тебе? — Карпов обнял и привлек ее к себе. — Может быть, боишься, что уеду и забуду? Нет, этого не будет, наоборот, буду тосковать и нестерпимо ждать того времени, когда мы снова будем вместе. Ну, что? Скажи хоть слово.
— Ну, что тебе сказать? — И чуть было не сорвалось у нее с языка, что мужем-то он, Петя, может стать, а вот станет ли отцом... Но сказала другое: — Тяжело мне будет без тебя...
Там, где только что замолчал соловей, замелькали узенькие лучи автомашины. Карпов встал и хотел было спрятаться от посторонних глаз. Ирина Сергеевна его задержала:
— Что ж, так и дальше будем прятаться от людей?
— Это машина комдива, и я не хочу, чтобы он меня здесь видел.
— Ну и что ж. Пусть видит.
Но за Юрой приехал только один Польщиков. Услышав сигнал, ребята высыпали на крыльцо.
— Раз так получается, я поехал. — Карпов поцеловал Валентинову. — Польщиков подбросит меня до автопарка, а там дежурной я доберусь и до полка, — и хотел было сесть в машину, но Ирина Сергеевна задержала:
— Попрощайся с детьми.
Карпов проворно взбежал на крыльцо и пожал Ване с Дусей руки:
— До свидания, детки. Всего вам хорошего. Слушайте маму.
Красный глазок машины давно растворился в ночной черноте, а Ирина Сергеевна, прижав к себе ребят, все еще смотрела ему вслед, удрученно думая о неласковом отношении Карпова к детям.
«А где ему взять ласки, когда всю свою жизнь жил в свое удовольствие — пустоцветом?» — мысленно сказала сама себе.
На другой день утром Карпов вызвал к себе начфина и приказал затребовать из военкомата данный жене денежный аттестат.
— А что с ней? — удивился начфин.
— Да ничего. Так надо.
* * *
Яков Иванович возвратился к себе в землянку, когда Юра уже лежал в постели. Он наскоро разделся, помыл руки и присел возле Юры.
— Вот видишь, сынок, какая у твоего отца служба. Никак не найду даже часика, чтобы пораньше освободиться и поговорить с тобой про твое житье-бытье, про твоих друзей и начальников. Да, чуть не забыл, — и Яков Иванович вытащил из кармана шинели мешочек с карамелью и вручил сыну. — Давай съедим сегодня по одной. А завтра возьми с собой и угости ребят Ирины Сергеевны. Ну, рассказывай, — Железнов сел поудобнее на чурбачок.
— А что рассказывать-то? — Юра, смакуя, сосал конфеты. Ведь за все время войны такая сладость с приятной кислинкой впервые попала ему в рот.
— А ты начни с самого-самого начала, с того момента, как мама ушла из дому по городской тревоге.
На этот раз Юра смог поведать отцу весь ужас только первого дня войны и весь тот кошмар, который пережил он с бабушкой и ребятами Валентиновой. И уже было начал рассказывать о том, как вернулась мать, как они эвакуировались, и на фразе: «Нас погрузили в машину — и на вокзал, и на вокзал...» путанно повторил несколько раз и заснул.
И так каждый вечер понемногу Юра раскрывал перед отцом свою жизнь и героические дела партизан Подмосковья и Смоленщины.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Весна пришла и в Княжино. Горячее солнце быстро согнало снег, и луга зазеленели муравой, а поля — озимью. Княжинцы спешили до начала полевых работ поднять землю на своих огородах да привести в порядок усадьбы. Аграфена Игнатьевна, хотя и некуда было спешить, тоже не отставала от своих соседей. И вооружившись лопатой, также ковырялась в своем маленьком огороде.
— Бог на помощь! — приветствовал ее с улицы старичок почтальон. — Железнова?
— Железнова, батюшка, Железнова, — засеменила Аграфена Игнатьевна к изгороди.
— Вот депеша с фронта. Так что, мать моя, идемте в дом. Надо в книге расписаться и время проставить.
Прежде чем это выполнить, Аграфена Игнатьевна, вооружившись очками, первоначально прочла телеграмму и, уставившись на почтальона неподвижным взором, бухнулась на табуретку.
— Батюшка, дорогой мой, да знаешь ли, какую ты нам радость-то принес, — залепетала Аграфена Игнатьевна. — Да за такую телеграмму моей расписки мало. — И она достала из шкафчика бутылку с остатками самогона и все вылила в стакан. — Потчуйтесь и закусывайте, — пододвинула Игнатьевна ему тарелку с салом и хлебом.
Тут вошла Русских и отвесила почтальону поклон.
— Хлеб да соль! Нет ли, Порфирьевич, и мне весточки?
— Ну как нет. Тебе, Гавриловна, всегда есть, — и он вручил ей письмо. На этот раз от Ивана.
— Спасибочко, дорогой. Заходи, я тебя тоже угощу.
— А вам, Игнатьевна, от кого?
Вместо Игнатьевны ответил Порфирьевич.
— От самого Железнова. — И, глядя поверх очков на Игнатьевну, спросил: — Разрешите, я прочту. — Та в знак согласия кивнула головой.
— Мои дорогие, восклицание, — торжественно читал он. — Сообщаю большую радость точка Сегодня возвратился Юра в полном здравии точка Обнимаем целуем вас Яков и Юра Железновы точка Подробности письмом.
Проводив почтальона и Гавриловну до калитки, Аграфена Игнатьевна вернулась в дом, быстро умылась, оделась и, взяв телеграмму, направилась на завод. На ее счастье, на кольце стоял автобус (теперь от Княжино до завода шла хорошо укатанная гравийка.)
На заводе ей тоже повезло — на проходной дежурил односельчанин, инвалид этой войны, и он пропустил Игнатьевну прямо в цех.
Матери всегда матери. И даже такая волевая и выдержанная женщина, как Нина Николаевна, и та, прочтя телеграмму, не постеснялась своих цеховых товарищей и товарок, упала на грудь матери и разрыдалась.
— Буде, доченька. Успокойся, — приголубила ее Аграфена Игнатьевна и посадила на ящик. — Не плакать, а радоваться надо, доченька.
— Что с ней? — встревожились товарки.
— Сын, милые, нашелся. Юрочка... — дрогнувшим голосом поведомила Аграфена Игнатьевна.
И полетело по цеху: у Нины Николаевны сын нашелся...
Тут же все стали советовать поехать и забрать его. На фронте мальчишку, как и любого другого, на каждом шагу подстерегает опасность. А тут все-таки глубокий тыл. Нина Николаевна тоже была такого мнения и, не откладывая дела в долгий ящик, пошла с Аграфеной Игнатьевной в партком к Илье Семеновичу.
— Что с тобой? — сразу же усадил он Нину Николаевну на диван. — Не пойму, то ли плачешь, то ли радуешься?
— Радуюсь, Илья Семенович, — и она протянула ему телеграмму. — Юра нашелся. У Яши он.