Страница 15 из 207
Держать рубеж становилось все труднее: танки противника утюжили поле боя, давили гусеницами сопротивлявшихся в окопах бойцов. Железнов выставил на правый фланг все, что только могло противостоять натиску: и батальонные пушки, и минометы, и взрывные средства Тихомирова.
Но этих средств и сил было далеко не достаточно. Танки прорывались сквозь огонь и фугасы. Казалось, наступает конец.
Вдруг из-за густой зелени ольшаника дружно грянул артиллерийский залп нескольких орудий, а затем сразу заговорили и все орудия дивизиона. Передние машины окутались дымом разрывов. Это ошеломляюще подействовало на гитлеровцев. Они заметались: одни залегли, другие повернули назад и бросились бежать.
Этот видимый, ощутимый, хотя и небольшой успех подбодрил красноармейцев. Из окопов группами выскакивали бойцы и бросались врукопашную. Многоголосое «ура» раздавалось каждый раз, когда артиллеристы попадали в танк.
Вот по переднему танку ударил снаряд. Машина вздрогнула, закрутилась на месте и выбросила черное облако дыма.
— Крутись, крутись ты, чертова душа!.. — зло пробурчал Яков Иванович.
Казалось, его слова долетели до горящего танка: раздался взрыв — и окутанное пламенем стальное чудовище развалилось на куски.
— Ну, аминь! — вздохнул Яков Иванович, по привычке опустил руку в карман и вытащил портсигар, но он был пуст.
— Закрутите махорочки, товарищ полковник! — предложил связист, протягивая свой кисет.
Яков Иванович скрутил хрустящую цигарку, затянулся и закашлялся: уж очень скипидаристый был табачок.
— От врага не погиб, а от твоей махры, кажется, богу душу отдам! Как только ты такой горлодер куришь?
— Ничего, товарищ полковник, зато комары не досаждают!
Внезапно лицо Железнова исказилось. Связист привстал и глянул туда, куда смотрел полковник. Со стороны Демьяничей снова широким фронтом двинулись танки, броневики и пехота. Да, обстановка круто менялась к худшему. Теперь медлить никак нельзя, нужно срочно выводить батальон — иначе его окружение и разгром неминуемы.
— Лейтенант! — крикнул Железнов, и рядом с ним, словно из-под земли, вырос молодой командир взвода. — Поднимай взвод и атакуй напрямую, вон на то поле с тремя кустами. Не подпускай их пехоту к нашим артиллеристам!.. Вместе с Прокопенко прикрывайте наш отход, а потом сами отходите, но только не на Жабинку, а на юг, через шоссе, прямо в лес. На Жабинку нам путь отрезан... Помните, товарищ лейтенант: от вашей стойкости и решительности действий зависит судьба всего батальона!
— Все понял, товарищ полковник, — перекрикивая гул разрывов, ответил лейтенант и, придерживая рукой болтавшуюся на боку сумку, побежал к взводу.
Вскоре в пшенице заколыхалась его фуражка, а за ней — штыки и пилотки его бойцов.
А справа танки, продвигаясь в направлении зеленой полоски, били по артиллерийским позициям. Вскоре между батальоном и артиллеристами выросла непроглядная стена огня и дыма. Железнов понял, что он потерял в темпе — гитлеровцы движутся быстрее — и окружение неминуемо.
Прикрываясь ротой Прокопенко, батальон отошел на юг, в лес. Гитлеровское командование, обрадовавшись тому, что «заноза» ликвидирована и танки наконец-то вырвались на дорогу, повернуло свои войска вдоль шоссе — на Жабинку. Против железновского батальона, отошедшего в лес, на опушке был оставлен заслон. Для устрашения советских бойцов гитлеровцы беспрестанно стреляли в гущу леса из автоматов и пулеметов.
Окруженные врагами, напуганные непрекращающимся огнем, люди жались к центру — к НП Железнова. Чтобы удержать их от паники, нужно было уверить всех, что удастся благополучно выйти из кольца.
— Нам надо продержаться до ночи, друзья, — сказал Железнов командирам рот и политрукам. — А ночью мы обманем фашистов и выйдем из окружения. — Он обвел всех взглядом. Но на измученных лицах людей увидел только печать усталости и страдания.
— Вы не верите? — спросил Железнов у Сквозного, который сосредоточенно вглядывался в прогалину между соснами.
— Хочу верить, товарищ полковник, но...
— Почему «но»? — рассердился Железнов.
— Не сердитесь, товарищ полковник. Это не малодушие. Я эту местность знаю. И...
— И очень хорошо, — перебил его Железнов.
— Нет, не очень хорошо, — подавленным тоном возразил Сквозной. — Мы в мешке. Там, — показал он на юг, — шоссе Варшава — Брест — Кобрин. По дорогам наверняка идут фашистские войска. Мы должны либо все бросить и вплавь переправляться через Мухавец, либо выходить на запад.
— В лапы к фашистам? — перебил его Железнов.
— Да, тогда в лапы к фашистам, — повторил Сквозной. — Следовательно, у нас только один выход — пробраться вплавь.
— А там?
— А там прорываться через Варшавское шоссе.
— Через Варшавское шоссе, говоришь? — Железнов по привычке сжал пятерней свой подбородок и, нахмурившись, посмотрел на карту. — А раненые? Пушки? Да вы знаете, как нам нужны наши пушки? Бросать ничего нельзя.
Глухая стрельба автоматов и особенно резких разрывов вражеских снарядов создавали в лесу впечатление, что со всех сторон враг и выхода отсюда действительно нет.
— Вот что, берите-ка смельчаков и проберитесь на Варшавское шоссе, к мосту, — снова обратился к Сквозному Железнов. — Разведайте, кем он охраняется, каковы к нему подходы.
Долго стоял Яков Иванович, глядя вслед уходившим в глубь леса. Он почувствовал, что настроение Сквозного передалось командирам и поколебало их души. «Неужели нет выхода? — подумал он. И упрямо убеждал себя: — Не может быть! Не может быть! Надо найти его. Надо искать!» Сосредоточившись на этой мысли, ни о чем другом не думая, он шагал и шагал по лесу. Вдруг сквозь кусты он увидел сидящего, спиной к нему, на корточках военного.
Остановился и пристально вгляделся. Военный что-то старательно закапывал в землю. Яков Иванович тихонько подошел к нему сзади.
— Что вы тут делаете?
Не поднимаясь с земли, военный обернулся, и Яков Иванович увидел, что это Паршин. Паршин в испуге откинулся назад, упершись руками в землю, и забормотал:
— Я?.. Я ничего... так... ягоды собираю...
— Ягоды? — Яков Иванович оттолкнул его и, нагнувшись, стал разрывать взрыхленную землю.
Паршин стремительно вскочил и бросился в чащу.
— Стой! — Яков Иванович побежал за ним. Он догнал беглеца, схватил за шиворот и привел обратно. — Разрывай!
Паршин стоял в нерешительности, озираясь по сторонам. Одутловатое, побледневшее от страха лицо задергалось, пухлые губы чуть слышно зашептали:
— Простите, товарищ полковник...
— Разрывай! — грозно повторил Яков Иванович. Паршин не двинулся с места. Железнов вытащил из кобуры пистолет и крикнул еще громче? — Разрывай! Ну!
Паршин опустился к подножию сосны и трясущимися руками стал пригоршню за пригоршней откидывать в сторону землю. Делал он это так медленно и так осторожно, что Железнов сам встал на колени, разгреб кучу отброшенной земли и нашел в ней клочки разорванного партийного билета.
— Твой билет? — Яков Иванович поднес клочки к лицу Паршина.
— Мой... — чуть слышно ответил тот.
— Подлец!.. Трус!.. К врагу собрался? — Железнов размахнулся, но Паршин вовремя отскочил в сторону.
— Товарищ полковник, простите! Нервы!.. Нервы проклятые в этом аду не выдержали!.. Простите! — Он грохнулся на колени и схватил Железнова за руку. — Плена боюсь... Ведь они коммунистов расстреливают...
Яков Иванович отдернул руку.
— Не простить, а расстрелять тебя... — Он подошел вплотную к Паршину, вынул из его кобуры пистолет, положил к себе в карман. Потом толкнул Паршина в плечо и, пропуская вперед, крикнул: — Иди!
— Не толкайте меня!.. — истерично завопил тот и вдруг бросился на Железнова.
Яков Иванович схватил его за руку и что есть силы ударил в грудь. Паршин распластался на земле и, раздирая на себе гимнастерку, надрывно закричал:
— Стреляйте!.. Стреляйте!..
Яков Иванович выхватил пистолет и выстрелил вверх. Паршин съежился, не спуская с Железнова глаз, хныча пополз за сосну. На выстрел прибежал Польщиков.