Страница 149 из 207
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Но в этот день план разгрома власовцев осуществить не удалось: из штаба Западного фронта Д.М.Попова пришла радиограмма.
В ней требовалось в сфере действия отряда немедленно организовать разведку расположения и движения противника.
— Что-то важное затевается, — промолвил Иван Антонович. — Так что вы, друзья, — обратился он к командирам и комиссарам, — идите пока к себе, а мы тут с комиссаром и начштабом обдумаем это задание.
Часа два спустя, как ушли разведгруппы, в шалаш «Дяди Вани» влетел Гребенюк. Его свирепое лицо выражало гнев и тревогу.
— Что с вами? Плохо? — Иван Антонович усадил его на чурбак.
— Сбежал, — еле переводя дух, выдавил из себя Фомич.
— Кто? Мурза?
— Никак нет, Юрка, — Фомич смахнул пот с лица. — Притворился, что занемог и за дровами, мол, ехать не может. Ну, я поехал один. Вернулся, а его, подлеца, нет. И в шалаше на веточке вот эта ваша бумага, — он протянул Ивану Антоновичу листовку, — а на ней углем выведено: «Дедушка, не волнуйся. Я ушел с Мурзой». Понимаете вы, с Мурзой! Куда? Эх, если бы он мне сейчас попался под горячую руку, то я ему такого перцу дал, что аж неделю бы сесть не смог. Дорогой Иван Антонович, прикажите его вернуть. Если уж надо его в разведку, то только со мной. Я его в руках держу. А без меня он может такое сотворить, что и ему и разведке конец!
— Да, плохо, — покачал головой Иван Антонович. — Но вы не волнуйтесь. Он пошел в группе Крошки. А тот ему сорваться не даст.
Всю ночь Гребенюк не мог заснуть, ведь первый раз Юра ушел без него. А когда на рассвете ветер, гнавший с востока дождевые тучи, принес глухие звуки канонады, Фомич пуще прежнего разволновался.
А в это время Юра, отдохнув под елью, вместе с Крошкой наблюдал из густого ельника за дорогой. Если ночью по ней прошло в сторону фронта несколько колонн пехоты, артиллерии и обоза, то с рассветом все затихло.
Мурза в своей форме власовца выполнял роль «маяка» — эти места он хорошо знал, — выведал номера частей. Выходило, что 95-я и 78-я пехотные дивизии подтягивали к фронту свои резервы. Вскоре со стороны Алексино появилась группа власовцев с пулеметом и невдалеке стала окапываться. В одного из них Юра впился глазами, стремясь рассмотреть на губе бородавку, и в конце концов не выдержал, сорвался с места и, согнувшись в три погибели, понесся ельником в сторону власовца, да так, что Крошка едва его нагнал и зажал ему рот ладонью.
— Он, он, — бубнил в ладонь Юра, показывая рукой на верзилу с погонами обер-сержанта. — Это он писал на нас бумагу расстрелять.
— Тихо. — Крошка прижал к себе лицо Юры. — Молчок!
— Уйдем? Плохо. Давай я забегу с той стороны дороги и его кокну, — шептал Юра.
— Нельзя. Наша задача — разведка.
— Так они ж уйдут.
— Никуда не денутся. На обратном пути мы их кокнем. А сейчас, Рыжик, нам надо отсюда уходить.
И они двинулись туда, где под елями отдыхали разведчики.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
В это холодное промозглое утро 25 ноября 1942 года армии Западного и Калининского фронтов перешли в наступление на сычевском и ржевском направлениях. После часовой артиллерийской подготовки под грохот, гул и трескотню прикрывавшего огня пехота и саперы, таща с собою надувные лодки, плотики из «ТЗИ», или из так называемого подручного материала, стремительно, широким фронтом ринулись в студеную, бурлящую взрывами Вазузу.
Враг упорно сопротивлялся, и поначалу только двум дивизиям — полковника Городовикова и генерала Сверчевского — удалось форсировать эту коварную реку, захватить плацдарм между опорными пунктами Зеваловка и Пруды и вплотную подойти к укрепленным пунктам Крюково и Боровка, за которые потом весь день шли кровопролитные бои.
Южнее форсировала Вазузу дивизия генерала Железнова. Первые десанты двух полков дружно бросились в воду, даже было захватили противоположный берег, но противник быстро выдвинул мощные огневые средства и, хотя сам нес большие потери от меткого огня артиллерии полковника Куликова, все же подавил высадившиеся десанты, а уцелевших сбросил в воду и все, что было на плаву, — топил шквальным огнем пулеметов, минометов и штурмовых орудий.
Железнов отдал приказ форсирование приостановить, людей отвести в исходное положение, а противника держать в боевом напряжении.
На командный пункт ввалился промокший до ниточки Добров.
— Вот что, Иван Захарович, — после долгого молчания заговорил Железнов, обращаясь к полковнику Куликову. — Давай у армии добиваться снарядов. Без них в воду соваться нельзя! А пока возьми на прицел выход противника к воде.
— Эх! — только и произнес Добров, хлестнув мокрой шапкой по ладони, да так, что брызги отлетели даже на карту комдива.
— Я тебя, друг, понимаю. Самому не легче.
— Как же это так? — сокрушался Добров. — Кажется, все было продумано, все держали в строжайшем секрете. А тут — пшик! И такие потери... Здесь, генерал, химера, в которой надо серьезно разобраться. Да, да, разобраться! И за такие жертвы, может быть, кое-кого вздуть.
— Дорогой полковник, сейчас идет бой, и перво-наперво надо удержаться и соорганизоваться для нового форсирования. А уж потом, после сражения, будем разбираться что к чему. — И Яков Иванович, не обращая внимания на бурчание Доброва, позвонил Бойко и все то, что тот говорил — наполовину кодом, — тут же наносил на свою карту. Из-за его плечей за его рукой, выводившей красным и синим карандашами положение сторон, внимательно наблюдали Куликов и Добров.
— Прорвали, молодец Сверчевский! — Вздох радости вырвался у Куликова. — А где Гетман? — он знал, что в прорыв будут вводиться 6-й танковый, а за ним — 2-й гвардейский кавалерийский имени Доватора корпуса.
Яков Иванович сделал знак рукой: «Потише!» и записывал.
«Начштаба сообщил, что командарм возмущается и требует объяснений». Железнов укоризненно взглянул на Доброва и чуть было не выпалил: «Тоже — требует. Только с той разницей — ты «разобраться и вздуть», а он — «объяснений» и, надо полагать, «сделать суровые выводы», но смолчал и продолжал писать цифры. Выходило: Городовиков и Сверчевский прочно удерживают плацдарм. Гетман выдвинулся на линию Игнатково — Истратово. О противнике Бойко сообщил открыто: «78-я и 337-я дивизии подтянули вторые эшелоны, а на берег выкатили штурмовые орудия», на что Железнов ответил: — Это мы видим. Всего!
Закончив разговор, он тут же отправил на своей машине Куликова к начальнику артиллерии армии за снарядами, а сам, вместе с Добровым и майором Петровым, сел за разработку плана вторичного форсирования Вазузы.
— Вот что, товарищи, — начал он. — Днем ведем пристрелку по видимым и предполагаемым целям. С наступлением темноты заменяем полк Дьяченки полком Карпова. Ночью, когда противник затихнет, дружным броском на широком фронте форсируем Вазузу. Так что вы, товарищ Петров, садитесь и считайте, что надо для полка Кожуры, а я — подсчитаю, что нужно полку Карпова. А вы, товарищ полковник, — обратился он к Доброву, — поезжайте к майору Кожуре и помогите ему привести полк в порядок, организовать бой на сковывание противника и в то же время дать людям до 22.00 отдохнуть. О сроке форсирования сообщите только ему.
Наступление советских войск подняло с рассветом командующих 9-й и 4-й танковых армий генералов Моделя и Рейнгардта и основательно их всполошило. И если Рейнгардт спокойно пил кофе, так как на фронте его армии было более-менее благополучно, если не считать, что на Вазузе у Замошья взлетел мост да на дорогах на Сычевку взорвались на фугасах автомашины, то генерал Модель, съев бутерброд с сыром, на глотке кофе поперхнулся, когда начальник штаба доложил, что русские форсировали Вазузу и прорвали фронт на стыке 95-й и 78-й дивизий на глубину первой позиции и что большими усилиями вторых эшелонов этих дивизий кое-как удерживаются Крюково и Бобровка.