Страница 107 из 207
— Искали меня, дедушка...
— Кто ж успел это сбрехнуть? — раздумывая, промолвил старик. — Значит, завелась у нас в деревне погань. Завелась, проклятая... Ну, что ж, придется выводить. Кто ж тебя видел? Кто мог донести?..
Только теперь Вера рассказала о том, что соседка показывала его дом. Несколько минут Ермолай молчал, взвешивая создавшееся положение.
— Нет, Настюша, соседка не могла. Это кто-то другой... Одно, милая, ясно, что домой идти не надыть. Давай присядем да потолкуем. Заморился, Настенька! — и опустился на большую кочку, Вера села напротив него.
— Михаил Макарович тебе кланяется и наказал тебя и твою товарку отвести на станцию в поселок кирпичного завода, к Устинье Коржевой, муж ее в германскую еще погиб. Помни, «племянницами» вы ей будете приходиться. А пришли вы с Занозной, станция такая есть на Вяземской дороге. Дома вещи сгорели от бомбежки. «Пусть, — говорит Макарыч, — они там обживаются, осматриваются. На станцию в город пусть ходят». А на будущей неделе обещал он вас навестить сам... А Василий, — как знаю, Климом зовете? — так он будет жить у сапожника Архипа Якимовича. Архип его грузчиком на станцию аль на склады устроит.
Ермолай, по-стариковски опираясь руками о колени, встал и, размашисто шагая, пошел. Вера — за ним. Шли они тем же путем, каким Вера пришла в деревню. Выйдя в прогон, старик пошел прямо. У длинного сарая он свернул на огород и пошагал к черневшей избе. Подойдя к окну, Ермолай прислушался и трижды стукнул в раму. Из-за двери шамкающий голос спросил:
— Кого бог несет?
— Харитоныч, открой! — тихо сказал Ермолай.
Дверь отворилась.
— Чего ты ни свет ни заря?
Ермолай шепотом рассказал Харитонычу о полицаях.
— Это мы, Прокофьевич, в один момент. — И Харитоныч торопливо скрылся во тьме сеней.
— Эх, если бы не твое дело, Настя, — шептал дед Ермолай, — то я бы сам их прикончил... Идем теперь к твоим! — махнул он рукой и пошел впереди.
— Что же теперь будет, дедушка? — спросила Вера.
— А то и будет, что им сегодня наши голову свернут!
ГЛАВА ВТОРАЯ
У Журавлиного болота Ермолай остановился. Сняв шапку, отер вспотевшее лицо и показал вправо на заросшую дорогу:
— Последний наш сворот. Далеко твои-то?
— Да еще с километр, сразу за ручьем, — ответила Вера.
— Чего ж ты так далеко их оставила?
— Там глушь, спокойней.
— Что верно, то верно — глушь, — послышался вздох старика. — Не люблю я эти места. Уж очень много здесь всякой дряни водится — волков, змей. Да и фашистское зверье иногда за партизанами охотится...
Вере стало вдруг жутко. Она невольно подумала о товарищах и осмотрелась по сторонам. Бледный от занимавшегося рассвета ущербленный месяц, выглядывавший из-за темных клочьев облаков, скрылся. Кругом было тихо, только слышался робкий голосок какой-то пичуги. Они молча подошли к ручью. Ермолай склонился над журчащей водой и, навалившись грудью на большой камень, напился.
Через некоторое время в предрассветной мгле снова послышался одинокий зов смолкнувшей было пташки, но уже более настойчивый, как бы предупреждающий об опасности.
— Кто-то сегодня здесь, Настя, хаживал. — Ермолай вопросительно посмотрел на Веру.
— Клим, может быть, дедушка, выходил к нам навстречу.
— А ты погляди на след.
Вера нагнулась, внимательно посмотрела на широкие следы, которые наполовину успели заполниться весенней водой, и отрицательно покачала головой:
— Нет, дедушка, не его. Он в сапогах, а это какие-то странные. — Вере показалось, что это следы не человека, а скорее всего медведя, но сказать об этом вслух постеснялась.
— Стой, Настя! — остановил Веру Ермолай, когда она хотела перепрыгнуть через ручей. — Здесь надо блюсти осторожность. Погодь, малость поотстань. — Он легко перепрыгнул через ручей и скрылся за прибрежными кустами. Не успел Ермолай сделать и десяти шагов, как из-за большого куста выскочил худой и серый, как привидение, солдат в полушубке и валенках. Он выкинул вперед винтовку и глухо крикнул:
— Стой!
— Стою! — ответил Ермолай, соображая, кто перед ним — свой или враг. Он намерился было отбить штык, который поблескивал перед грудью. Но в этот момент успевшая подбежать Вера кошкой прыгнула на солдата и, вцепившись двумя руками в винтовку, ногой ударила его в живот. Солдат качнулся. Раздался выстрел, и эхо гулко покатилось по лесу. Из кустов на дорогу высыпали солдаты в полушубках, с винтовками наперевес. Ермолай, выручая Веру, всем телом навалился на солдата.
К ним подбежал не то солдат, не то командир с перевязанной рукой и рявкнул во все горло:
— Прекратить! Встать! — а затем обратился к Ермолаю: — В чем дело, старина?
Месяц наконец выбрался на вольный простор усеянного угасающими звездами неба и осветил лица людей.
Подошедший человек Вере показался знакомым. Да и он, видимо, силился узнать ее. Вера отвернулась от его упорного взгляда. Она вспомнила: это комвзвода Кочетов.
А Ермолай возмущался:
— Где же это видано, чтоб свой человек на своего же бросался... Надо же разобраться сначала...
— Ладно, дед! Война, — досадливо отмахнулся Николай Кочетов и взглянул на Веру. — Не беспокойтесь!
Солдаты были, что называется, кости да кожа, с землистыми лицами, грязные, измученные, и все же они весело посмеивались над своим незадачливым товарищем.
— Эх, Айтаркин, Айтаркин! — со вздохом произнес Кочетов. — Знай, против кого воюешь. — И обратился к Вере: — Вы не дочка ли нашего комдива? — Но, заметив предупредительный взгляд Веры, все понял и, понизив голос, сказал: — Нет, простите, ошибся. — Потом обернулся к Ермолаю: — Вы идете туда, на восток?
— Туда, — за Ермолая ответила Вера, боясь, что растроганный солдатами старик проговорится.
— Туда нельзя! Там, за болотом, фашисты...
— Фашисты? — переспросил Ермолай и сокрушенно покачал головой. — А вы куда ж путь держите?
Кочетов отвел старика в сторону и рассказал, где находятся сейчас гитлеровцы и куда хотят пробиваться красноармейцы.
— ...Вот видишь, дед, какое поганое дело, — с горечью говорил Николай. — Нам на юг, а он, проклятый, все дороги перекрыл. Когда пальнул этот, — Кочетов скосил в сторону Айтаркина глаза, — мы здорово перепугались, думали, что уже и на этой дороге фрицы появились...
— На юг, говоришь? — задумался Ермолай, запустив пальцы в бороду.
Николай с надеждой смотрел на старика.
— Опасно, но можно.
— Можно? — радостно повторил Кочетов и, схватив Ермолая за рукав, потащил к комбату.
Вера пошла за Ермолаем. И каково же было ее удивление, когда она увидела среди военных Аню и Василия. Аня бросилась к Вере.
— Что ты так долго...
— Тише, — обнимая ее, шепнула Вера. — А где рация?
— Там, — качнула головой Аня в сторону густых зарослей.
В этот момент Кочетов докладывал капитану Тарасову о том, что старик может вывести их из окружения. Тарасов усадил Ермолая на разостланный полушубок.
— Рассказывай, дедушка, как? Мы уже пробовали, но везде либо проклятые фашисты, либо непроходимые болота. Фашисты нас все время жмут к Угре, — показал он на извилистую линию реки, — но тогда, наверняка, плен.
— Плен? Нет, командир, есть обход, — и Ермолай показал на юг. — Хотя нам с вами и не по пути, да и они, — кивнул он головой в сторону девушек, — на меня серчать будут, а я вас все же выведу по болотам на Кулезину плешину, так горелый лес называется. А там хоть на все четыре стороны.
— На все четыре стороны? — повторил Тарасов.
Вера видела, как его белесые густые брови сдвинулись, губы, словно от боли, поджались и на скулах заходили желваки.
— Вся беда, старина, в том, — промолвил Тарасов, — что нам надо сегодня же выйти к своим и любой ценой соединиться с ними.
Вера поняла, почему волнуется Тарасов: он не знает, где находится дивизия ее отца. А гитлеровцы, видимо, приняв потрепанный батальон Тарасова по меньшей мере — за полк, по всем правилам боя в лесу все время теснят его на запад. Глядя на Тарасова, в его красные, воспаленные глаза, Вера подумала, что спасение батальона зависит не только от Ермолая, но и от нее. Ведь она может сейчас же связаться с отцом. Кто-кто, но она-то прекрасно знает, где прошлую ночь находился штаб отца: ведь вчера вечером его саперы переправляли через Угру ее и ее товарищей. И, окрыленная надеждою помочь Тарасову, она было бросилась бежать за радиостанцией, но тут же замерла, напряженно думая, как бы помочь этому командиру и в то же время не выдать себя?.. И когда Ермолай, поясняя, как он будет их выводить, сказал: «А там мы свернем на поселок...» — Вера вздрогнула: