Страница 19 из 22
Однако «в историю» мадемуазель Кардель и господин Вагнер вошли уже лишь потому, что Екатерина, всегда остававшаяся прилежной ученицей, придавала им – в основном в своих письмах к Гримму – черты типических персонажей, используя их для изложения своих представлений о воспитании. У немецкого брюзги, строгого полкового пастора Вагнера, без конца читавшего длинные проповеди и истязавшего свою овечку педантичными экзаменами, в отличие от темпераментной гугенотки, практичной и дававшей пищу для ума француженки, у которой «наряду с другими познаниями всегда были наготове всевозможные комедии и трагедии», не было шансов пробудить симпатию у своей воспитанницы. Если Бабет Кардель сумела найти подход к строптивой порой принцессе убеждением и любовью, да еще и оказалась верной подругой и советчицей в первом эротическом опыте Софии[251], то господин капеллан своими заклинаниями о Страшном суде, а иногда и угрозой неминуемого наказания зачастую провоцировал лишь открытый протест или молчаливое сопротивление[252]. Тем не менее обучение у обоих педагогов в значительной степени состояло из заучивания наизусть: по заданию мадемуазель Кардель – басен Лафонтена, по заданию господина Вагнера – библейских текстов и, как Екатерина выражалась впоследствии, «нарочно сочиненных вещиц», по всей вероятности – Mалого катехизиса и отрывков из Застольных речей Лютера. Записывая в 1771 году свои воспоминания, императрица еще имела при себе немецкоязычную Библию с подчеркнутыми местами, выученными ею наизусть[253].
Итак, в автобиографических записях, создававшихся десятилетия спустя, в той их части, где идет речь о ее обучении, императрица не сочла нужным сообщить многое о содержании уроков Закона Божьего. Однако из ее воспоминаний о пасторе Вагнере видно, что пиетистское образование фокусировалось на Библии и текстах Лютера[254], и князь Христиан Август наверняка придавал этому большое значение. Тем не менее, идя в ногу со временем, под одной крышей – крышей собственного дома – он собрал миниатюрную экуменистскую общину. Все конфессиональные различия времен юности стерлись в памяти просвещенной писательницы, а личность воспитателя, напротив, оказалась для нее более значимой, чем содержание занятий. Если Екатерина и поведала однажды, что была ученицей обоих учителей наполовину[255], нельзя недооценивать роль Вагнера в ее воспитании несмотря на иронию, присущую изложению мемуаристки. Его влияние на императрицу узнается впоследствии в трех сферах: насмехавшаяся над изнуряющими экзаменами, она, во-первых, все же испытывала слабость к отчетам, подведению итогов и контролю за результатами, что было созвучно как ее стремлению – оправдать императорское достоинство конкретными достижениями, – так и ее политической цели – рационализации власти и государственного управления[256].
Во-вторых, проведя детство в большей частью франкоговорящей среде, Екатерина почерпнула – и не в последнюю очередь благодаря ненавистной зубрежке – у обучавшего ее на немецком немецкому же языку преподавателя религии солидный репертуар старинных назидательных высказываний, в которых заметно сильное влияние Лютера. На протяжении всей своей жизни она, тонко понимая языковые контрасты, ловко вставляла эти выражения, авторство которых определенно принадлежало Вагнеру, во франкоязычные письма к немецким корреспондентам: «Да, есть много вещей, которые оскверняют восемнадцатое столетие, в том числе и святая инквизиция, – этими словами, написанными по-немецки, заканчивается одно из писем Гримму, написанное большей частью, как обычно, по-французски, – но что можно сделать? Мир таков, как он есть, и годится мало на что; как говорил благословенный пастор Вагнер, ‘виною всему первородный грех’»[257]. Отметим здесь, что до сих пор особенности немецкого языка Екатерины, наряду с ее политико-социальной терминологией, исследованы недостаточно[258].
Остается сказать, что великая княгиня и императрица писала свои замечательные литературные произведения на французском языке, что по-русски она всю жизнь говорила с немецким акцентом и сама отдавала многочисленные черновики русских текстов – законы, распоряжения, письма, а также драмы – на проверку орфографии и грамматики, не настаивая на твердом знании правил. Поэтому утверждение А.Г. Брикнера о том, что русским языком императрица владела «в совершенстве», давно неактуально[259], но и его критика не имеет под собой крепких оснований в виде данных современных лингвистических исследований. Достаточно даже поверхностного анализа, чтобы понять, что, сообщая Гримму в одном из писем, будто она толком не знает ни одного языка[260], она вовсе не кокетничала. А анализ более глубокий показывает, что и как автор частных писем императрица не искала повода, чтобы блеснуть своими познаниями в нескольких языках. Из многоязычия складывалась ее повседневная жизнь: с одной стороны, она знала языки трех крупных культурных пространств Европы того времени, с другой – обладала способностью дифференцированно применять каждый из них – в зависимости от ситуации, причем используя разные выразительные возможности этих языков[261]. В русском окружении с его офранцуженной придворной культурой она, используя немецкий язык в письменной форме, оставалась верна индивидуальным особенностям своего языка, связанным с условиями его усвоения. Как следствие, даже став императрицей, она писала на том немецком языке, которым овладела в детстве, в Штеттине. Не случайно в письмах к Гримму она употребляла главным образом именно его, когда хотела высказаться по поводу религиозных или морально-философских проблем или когда считала уместным включить во французский контекст цитаты из Библии в переводе Лютера или из его же Застольных речей, a также пословицы, разговорные выражения, заклинания или бранные высказывания. Однако даже выборочная проверка ее текстов подтверждает, что в ее «лютеровском» немецком фактически отсутствуют типично пиетистские языковые влияния, несмотря на ее общение в детстве с пастором-пиетистом[262]. Хотя соответствующие формулы были ей известны, ее сознательное языковое чутье и представление о себе как о просвещенной императрице, по-видимому, заставляли ее избегать их.
По-немецки императрица говорила с некоторыми посланниками немецких дворов или же переходила на этот язык, если замечала, что ее собеседник недостаточно уверенно владеет французским языком, как, например, врач Мельхиор Адам Вейкард из Фульды[263]. До сих пор обнаружено не так много письменных свидетельств, в которых Екатерина позволяет себе выйти за безопасные рамки проверенного набора цитат. В частности, трудно подозревать в литературной стилизации написанную ее рукой в 1784 году (хотя и не датированную в самом тексте) записку, в которой она осведомляет Вейкарда, очень беспокоившегося о своей репутации, о его ранге:
Писать красиво я не умею, своей целью я считаю, скорее, писать понятно. Ваше доверие мне приятно. Это послужит ответом на Ваше письмо без даты. Каждый из придворных врачей имеет предназначенное ему место, Ваше – придворный камер-медик. Я не знаю, почему вы считаете, что это понижает ранг или вообще подобно ссылке. Вероятно, никакой разумный человек не может оставаться без завистников. Мне кажется, что наше общее слабое место – слишком большая чувствительность. Хотите ли вы ожидать приезда вашего семейства или нет? Чего не хватает вам, чтобы быть вместе с семьей, денег на дорогу или пристанища…[264]
251
[Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 10–11, 28 (в рус. пер. см.: [Она же.] Записки императрицы. С. 7–8, 26. – Примеч. науч. ред.); Müsebeck E. Fünf Briefe der Kaiserin Katharina II. von Rußland an ihre Erzieherin Elisabeth Cardel aus den Jahren 1744–1749 // MVAGA. Bd. 7, Tl. 8. 1898. S. 663–669; Екатерина II – Гримму, 21 декабря 1774 г., 27.02.1775 г., 16 мая 1778 г. // Сб. РИО. Т. 23. C. 12, 18, 88 (цит. с. 18); Екатерина II – принцу де Линю, август 1790 г. // Les lettres de Catherine au prince de Ligne (1780–1796). Bruxelles, 1924. Р. 126–130, здесь p. 128. См. также: Petschauer Р. The Education and Development of an Enlightened Absolutist. P. 177–182; Alexander J.T. Catherine the Great. Life and Legend. N.Y.; Oxford, 1989. P. 21–22.
252
[Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 10–11 (в рус. пер. см.: [Она же.] Записки императрицы. С. 7–8. – Примеч. науч. ред.); Екатерина II – Гримму, 20.01.1776 г. // Сб. РИО. Т. 23. C. 41.
253
[Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 10–11 (в рус. пер. см.: [Она же.] Записки императрицы. С. 6. – Примеч. науч. ред.).
254
Aland K. (Hrsg.) Pietismus und Bibel; Köster B. Die Lutherbibel im frühen Pietismus. Bielefeld, 1984. О лютеровской традиции в пиетизме Галле см.: Peschke Е. Die frühen Katechismuspredigten August Herma
255
Екатерина II – Гримму, 29.11.1775 г. // Сб. РИО. Т. 23. C. 38.
256
C начала 1778 и до начала 1782 года секретарь Екатерины II Александр Андреевич Безбородко, впоследствии – канцлер, по поручению императрицы составлял баланс расходов и доходов в ее правление. О том, как продвигалась эта работа, каковы были ее результаты, до нас дошли лишь фрагментарные сведения, однако Гримм получал от императрицы текущую информацию – см.: Екатерина II – Гримму, 2., 3., 4.03., постскриптум от 24.03.1778 г., 24.08. и 17.12.1778 г., 24.07.1779 г., 7.09.1780 г., 11.07.1781 г., 1.04.1782 г. // Сб. РИО. Т. 23. C. 85, 100–101, 118, 148, 186, 216, 233. См. также: Григорович Н.И. Канцлер князь Александр Андреевич Безбородко в связи с событиями его времени. Т. 1–2 // Сб. РИО. Т. 26. 1879; Т. 29. 1881, здесь: Т. 26. С. 49–51. Дошедшие до нас документы см.: Сб. РИО. Т. 27. 1880. C. 162, примеч. 3. Одновременно императрица приступила к составлению финансовых отчетов на русском языке. См.: Там же. С. 161–166; [Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 517–525. См. об этом также: Корнилович О.Е. Записки императрицы Екатерины II: Внешний анализ текста // ЖМНП. Т. 37. 1912. № 1. Отдел наук. С. 37–74, здесь с. 48–50.
257
Екатерина II – Гримму, 1.–2.01.1779 г. // Сб. РИО. Т. 23. C. 124. Оригинал на нем. яз.: «Ja, das sind viele Sachen, auch darunter die heilige Inquisition, die das achtzehnte seculum besudeln, aber was soll man machen? die Welt ist de
258
Тонкие, хотя и бессистемные наблюдения см.: Hillebrand K. Katharina II. und Grimm // Deutsche Rundschau. Bd. 25. 1880. S. 377–405. Диссертацию о социально-политической терминологии Екатерины II готовит историк Ингрид Ширле (Тюбинген).
259
Brückner A. Katharina die Zweite. Berlin, 1883. S. 503. См. издание на рус. яз.: Брикнер А.Г. История Екатерины II. СПб., 1885 (репринт: М., 1998. – Примеч. науч. ред.). См. противоположное мнение на этот счет: Иконников В.С. Значение царствования Екатерины II // Чтения в Историческом обществе Нестора-летописца. 1898. Кн. 12, отд. II. C. 138–214, здесь с. 140–141; Fleischhacker H. Mit Feder und Zepter. Katharina II. als Autorin. Stuttgart, 1978. S. 9–11; Степанов В.П. Екатерина II // СРП. Вып. 1. Л., 1988. С. 291–302, здесь с. 292.
260
Так, ссылаясь на Гримма, но без указания источника, утверждает Иконников: Иконников В.С. Значение царствования Екатерины II. С. 199, примеч. 2.
261
См.: Kimpel D. (Hrsg.) Mehrsprachigkeit in der deutschen Aufklärung. Hamburg, 1985.
262
Таковы результаты предварительного сравнения, приведенные в работе: Langen А. Der Wortschatz des deutschen Pietismus. Tübingen, 1954 (2-е изд.: 1968).
263
См. указания Якоба Штелина и Вейкарда: Stählin K. Aus den Papieren Jacob von Stählins. Ein biographischer Beitrag zur deutsch-russischen Kulturgeschichte des 18. Jahrhunderts. Königsberg; Berlin, 1926. S. 258–259; Schmitt O.M. Melchior Adam Weikard. Arzt, Philosoph und Aufklärer. Fulda, 1970. S. 51.
264
Цит. по: Schmitt O.M. Melchior Adam Weikard. S. 52–53. Оригинал на нем. яз.: «Schön Schreiben verstehe ich nicht, aber deutlich schreiben ist mehr meine Sache. Ihr Zutrauen ist mir angenehm. Dieses wird dienen zur antwort auf ihren Brief ohn Datum. Ein jeder Hofartz hat seine angewiesene Stelle, Die Ihrige ist Hofartz von meiner Kammer. Ich weiss nicht warum sie sich für ausrangirt oder exiliret halten. Ohne neider wirdt wohl nimmermehr ein verständiger Ma