Страница 26 из 45
Костяные детали луков происходят из гуннских погребений{62} (рис. 45,1,11–17). Средняя длина «гуннских» луков обычно определяется в 120–150 см. Что же касается их фактической и прицельной дальнобойности, то здесь многое зависело от размеров и веса каждого конкретного лука, особенностей его конструкции, габаритов стрелы и т. п. Существует мнение, что максимальная дальнобойность древних сложносоставных луков находилась в пределах 165–230 м, а эффективная — между 50–150 м{63}. Также предполагается, что луки гуннов могли пронзать доспехи с расстояния в 100 м{64}; Отметим, что некоторые сведения из средневековой мусульманской письменной традиции позволяют предполагать, что фигурирующие в ней луки сложносоставной конструкции попадали в цель с расстояния примерно в 250 ярдов (= 229 м), а со 100 ярдов (= 91 м) пущенная из них стрела пробивала серьезные доспехи{65}. Плотный же обстрел из таких луков в исполнении большой компактной группы стрелков был эффективен на расстоянии до 400 ярдов (= 365 м), хотя их реальная прицельная дальнобойность была значительно короче. В контексте этой информации кажется уместным указать на интересный современный эксперимент проведенный на базе баллистической лаборатории армии США с целью определения защитных свойств чешуйчатых панцирных доспехов. Вот его описание в той части, которая интересна для нас в первую очередь:
Для имитации отряда неприятеля была установлена специально изготовленная мишень. В вертикальную мишень размером 45 м по фронту и 18м глубиной при высоте в человеческий рост опытный стрелок из сложносоставного лука добивается стопроцентного попадания на расстоянии 90–270 м, а на дистанции 300 м и выше попадание составляет лишь 50%.{66}
Большие и мощные рефлексирующие луки «гуннского» типа благодаря своей дальнобойности и высокой пробивной способности содействовали становлению тактики дистанционного боя, чрезвычайно эффективно применявшейся как центральноазиатскими хунну, так и генетически связанными с ними европейскими гуннами.
Необходимо также отметить, что в среде высшей гуннской знати бытовали золотые модели этого оружия (так называемые «золотые луки»), золотые накладки от которых были найдены в княжеских погребениях в Якушовицах (рис. 46, б), Печ-Усёге и Батасеке. Это, в свою очередь, определенно указывает на то, что лук у гуннов был не просто оружием — он рассматривался еще и в качестве очень престижного символа власти{67}.
В сообщениях древних писателей о вооружении гуннов фигурируют не только сами луки, но и стрелы (Amm. Marc. XXXI, 2, 9; Prise, fr. lb D = 6, 2 В; Hier. Ер. 60,17; lord. Get. 128; 249; 261; Land. Sag. XII, 187; Malal. 358,21; Sidon. Carm. II, 266; Sidon. Carm. VII, 236; tela: Merob. Pan. II, 80; lord. Get 206) и даже «позолоченные колчаны» (Merob. Pan. II, 80). Точная длина гуннских стрел в источниках не указана, но представить их размеры позволяет находка колчанного набора в воинском погребении, раскопанном в помещении 7 на поселении Ак Тобе 2 в Южном Казахстане (рис. 45,1). В этом захоронении, связанном с гуннскими миграциями в конце IV — начале V в. в пределах Семиречья, был обнаружен практически полный набор стрелкового снаряжения, включая сложносоставной лук «гуннского» типа длиной 120 см и берестяной колчак длиной 77 см и шириной 11 см, хранивший более двадцати стрел с железными наконечниками, камышовые древки которых имели длину 70–75 см{68} (рис. 45, 1–10).
Примечательно, что эти колчан и лук были помещены в большой берестяной футляр-горит, который был предназначен для транспортировки стрелкового оружия на марше — это, в частности, подтверждается и тем фактом, что на луке тетива не была натянута, т. е. он находился в небоевом положении. Большие сложносоставные луки действительно имели один серьезный недостаток: при длительном нахождении с надетой тетивой они утрачивали свою гибкость. Поэтому уже с эпохи поздней античности применялись два способа их ношения — боевой и повседневный. Перед началом сражения на лук устанавливалась тетива, и он помещался в горит крупных размеров, прикрепленный к седлу, как это показано на пластине из датируемого первыми веками нашей эры кургана 2, который был раскопан в Орлатском могильнике близ Самарканда (рис. 22){69}. По окончании боевых действий воины спускали тетиву, после чего луки укладывали в мягкие длинные и узкие налучья. На упомянутой выше пластине из Орлатского могильника футляр для натянутого лука соединен в один набор с колчаном и налучьем; у всадников-охотников, изображенных на другой пластине из этого же захоронения, налучье, судя по всему, скомбинировано с колчаном{70}. Такие гориты были снабжены клапаном и подвешивались к седлу или поясу всадника.
По всей очевидности, гуннские воины всегда имели при себе не один, а несколько луков. Косвенно это подтверждается тем фактом, что древнетюркские всадники возили с собой «два или три лука и тетивы в соответствующем числе»{71}.
Согласно данным письменной традиции, на Востоке в древности и Средневековье стандартный колчанный набор насчитывал 30 стрел{72}, хотя, конечно же, в отдельных случаях он мог быть меньшим или большим. Но в любом случае 30 или даже несколько больше стрел в одном колчанном наборе было явно недостаточно для серьезного сражения, поэтому стрелки должны были в ходе боя быстро пополнять свои опустевшие колчаны из специальных запасов и продолжать обстрел врага.
Что же касается скорострельности древних лучников, то даже по весьма приблизительным оценкам, основанным лишь на косвенных данных, она была, несомненно, высокой. К примеру, в XVII–XVIII вв. турецкие и татарские лучники были способны выпускать до 25 стрел в минуту{73}. Уже в наши дни экспериментальным путем было установлено, что «тренированный стрелок может опустошить колчан с 15 стрелами за три минуты, а со 150 стрелами — за 30 минут»{74}.