Страница 44 из 67
Таким образом, требование Сталина активных наступательных действий на лето 1942 г. задержало более чем на полтора года разгром врага и освобождение всей советской территории.
Серьезные просчеты в развитии отдельных видов вооруженных сил и родов войск допустил занимающий пост наркома обороны К.Е. Ворошилов, который для этой должности не имел достаточной военной эрудиции и оперативного кругозора.
Самым большим его просчетом была недооценка роли танков и переоценка роли кавалерии в будущей войне. Часто, когда нужно было принимать конкретные решения, в нем побеждал кавалерист. В этом плане характерно его выступление на XVII съезде ВКП(б): «Необходимо раз и навсегда покончить с вредительскими “теориями” о замене лошади машиной, об “отмирании лошади”». До самой войны Ворошилов был твердо убежден, что «красная кавалерия по-прежнему является победоносной и сокрушающей силой и может решать задачи на всех боевых фронтах». Абсолютизация опыта Гражданской войны в войне грядущей исправлялась дорогой ценой.
11.3. Внешние политические ошибки
Основная ошибка Сталина состояла в том, что он в двадцатые годы прошлого столетия создавал условия для возрождения мощной германской армии и становлению в этой стране фашизма. После окончания Первой мировой войны Германии запретили иметь наступательное вооружение, включая танки, тяжелую артиллерию, боевые самолеты. Однако Сталин не мешал возрождению ударной мощи германского милитаризма, а наоборот способствовал созданию материальной базы вермахта.
Наступление фашизма в Германии в двадцатые годы требовало решительного поворота во всей политике. Следовало образовать единый фронт рабочего класса, сблизиться с социал-демократическими партиями. Перед лицом фашистской опасности они заняли твердую антифашистскую позицию. Но этого не было сделано. Наоборот, с 1929 г., когда Сталин утвердил свое лидерство в Коминтерне, непримиримость к социал-демократам усилилась. При приходе Гитлера к власти Сталин сделал ошибочные выводы, как насквозь ошибочной была вся его предыдущая политика, чреватая трагическими последствиями.
X пленум исполкома Коминтерна в июле 1929 г. объявил, что главным врагом революционного пролетариата является социал-демократия, являющаяся особой формой фашизма. Поэтому перед коммунистическими партиями стоит задача решительного усиления борьбы против социал-демократии, особенно против ее левого крыла как опаснейшего врага, и надо порвать с ней всякие связи, вскрыть ее социал-фашистскую сущность. Этот безрассудный экстремизм облегчил приход Гитлера к власти.
В 1928 г. за нацистов в Германии проголосовало 810 тысяч избирателей, а 14 сентября 1930 года., когда немецкие коммунисты обрушили огонь на социал-демократов, за нацистов было подано 6 млн. 400 тыс. голосов, то есть в восемь раз больше. Ошеломляющий успех Гитлера должен был бы, казалось, заставить Сталина приветствовать политику Коминтерна. Но, по его мнению, рост популярности нацизма свидетельствовал лишь о том, что трудящиеся массы теряют свои парламентские иллюзии и неизбежно перейдут в революционный лагерь. И поэтому главной остается задача разгрома социал-демократии.
Раскольническая политика Коминтерна подорвала немецкое рабочее движение, его единство, усилило Гитлера. В результате такой политики в январе 1933 г. нацисты получили 11,7 млн. голосов, коммунисты около 6 млн., социал-демократы — 7,2 млн. Образуй тогда коммунисты и социал-демократы единый антифашистский фронт, еще можно было бы спасти положение. Но этого сделано не было, и к власти пришли фашисты.
Страшные репрессии обрушились на зарубежных коммунистов, искавших убежище в СССР от преследований на родине. Многие работники аппарата Коминтерна также разделили эту горькую участь. Сталин не раз обвинял видных деятелей международного коммунистического движения в контрреволюционной деятельности и шпионаже. X. Раковского он называл английским шпионом, В. Кнорина — польским и немецким шпионом, Б. Куна, многих других — пособниками троцкистов и агентами иностранных разведок. Руководящие деятели и активисты нелегальных в то время компартий Австрии, Венгрии, Германии, Латвии, Литвы, Польши, Румынии, Финляндии, Эстонии и Югославии, находившиеся в СССР коммунисты и политэмигранты из Болгарии, Греции, Италии и некоторых других стран, как и советские люди, подвергались пыткам, мукам следствия и обрекались на смерть.
Одной из серьезных причин отступления советских войск в начальный период вторжения, по моему особому мнению, явилось заключение в Москве 23 августа 1939 г. советско-германского договора о ненападении, рассчитанного на 10 лет, и секретного пакта Риббентропа — Молотова по разграничению сфер влияния в мире.
Этому также, несомненно, служил советско-германский договор о дружбе и границе, который обеспечил вступление советских войск в середине сентября 1939 г. на территорию Польши, обозначенной как Западная Украина и Западная Белоруссия, Литвы, Латвии, Эстонии и Бессарабии и Северной Буковины.
Эти документы принесли в стратегическом отношении больше пользы Германии, чем России. Это можно объяснить тем, что за 1939–1940 гг. фашистская Германия увеличила свою военную мощь в большей степени, чем СССР. А вот присоединение новых территорий выдвинуло необходимость строительства на новой границе мощных военных укреплений, по типу тех, которые были выстроены за годы советской власти на старой границе. К сожалению, на присоединенных территориях такие укрепления построить не успели. Строительство укреплений вдоль новых границ находилось в начале войны лишь в начальной стадии. Укрепления на старой границе были демонтированы, а на новой границе было построено только несколько сот дотов и орудийных позиций. План строительства противотанковых рвов и других препятствий был выполнен лишь на 25%.
Кроме того, договоры с Германией успокоили Сталина и посеяли у него уверенность, что в ближайшее время, пока сохраняется действие заключенных договоров, можно не опасаться немецкого вторжения.
Поскольку неизбежность войны с Германией была очевидна, основной ошибкой этого уровня следует считать недооценку Сталиным информации о сроках возможного нападения на СССР. Еще задолго до начала войны он получил массу достоверной информации о прямой подготовке Германии к войне и сроках ее начала.
Сталин накануне войны совершенно запутался, никого не слушал, никому не верил и все решал только сам в узком кругу ближайших помощников. Зная о неготовности страны к войне, он пытался ее оттянуть и уверовал в такую возможность. В этом вопросе он очень полагался на Молотова, который твердил одно: «Важно не поддаться на провокацию».
Анализ сообщений о нависающей угрозе вторжения немецких войск на территорию СССР шла от множества источников, среди которых можно выделить армейскую разведывательную сеть, разведчиков органов госбезопасности и дипломатов, даже предупреждения У. Черчилля принимались Сталиным как дезинформация.
Не верил он информации доктора Зорге, который с сентября 1933 г. был советским разведчиком в Токио и благодаря приятельским отношениям с германским послом в Японии слал в Москву важную информацию.
Используя свои уникальные возможности, Зорге в феврале 1936 г. сообщил в Москву о заключении между Германией и Японией «Антикоминтерновского пакта». В сентябре 1940 г. Зорге доложил Центру о заключении тройственного пакта о военном союзе между Японией, Германией и Италией.
С конца 1940 г. Зорге несколько раз сообщал данные о подготовке агрессии против СССР со стороны Германии.
Так 1 июня 1941 г. в телеграмме Центру он докладывает:
«…Из Берлина послу Отту поступила информация, что нападение на СССР начнется во второй половине июня». Это были сведения, которые могли изменить ход событий, если бы к ним своевременно прислушались. Но огромные усилия разведчика сводились, по сути, на нет. В разведуправлении, изрядно пострадавшем после 1937 г., знали о том, что Сталин с большим подозрением относился к информации, идущей вразрез с его мнением.