Страница 4 из 31
Барак явно возмутился:
– Ничего подобного не случилось бы, если бы король в прошлом году не вторгся во Францию! Сорок тысяч солдат переплыли на другой берег Канала, и с каким итогом? Они бежали, поджав хвосты, если не считать бедолаг, осажденных в Булони. Все считают, что нам надо сократить расходы, оставить Булонь и помириться, однако король этого не хочет. Кто угодно, только не наш Гарри!
– Я знаю это и согласен с тобой.
– Помнишь, как прошлой осенью вернувшиеся из Англии солдаты, в лохмотьях, больные, лежали вдоль всех дорог, ведущих к городу? – Лицо Джека посуровело. – Но со мной такого не будет.
Я посмотрел на него. Бывали у нас и такие времена, когда Барак мог воспринять войну как приключение. Но не сейчас.
– И как выглядел этот солдат? – поинтересовался я.
– Рослый детина твоих лет, при черной бороде и в мундире лондонского городского ополчения. С виду послуживший в армии.
– Он командовал и сегодняшним смотром. На мой взгляд, профессиональный солдат. Я бы не стал с ним шутить.
– Ну, если он отбирает новобранцев, то можно надеяться, что на меня уже ему времени не хватит.
– Надеюсь на это. Но если он вернется, тебе придется обратиться ко мне.
– Спасибо, – негромким голосом поблагодарил Барак.
Я протянул руку к письму, остававшемуся на уголке стола:
– В свой черед, мне хотелось бы узнать твое мнение об этом послании.
Я передал ему письмо.
– Это не очередное послание от Эллен? – уточнил мой собеседник.
– Посмотри-ка на печать. Тебе уже приходилось ее видеть.
Он поднял на меня глаза:
– Печать королевы. Это от мастера Уорнера? Новое дело?
– Прочти. – Я сделал паузу. – Оно тревожит меня.
Барак развернул письмо и вслух прочитал: «Я приветствовала бы ваш частный совет по личному делу. Приглашаю вас посетить меня здесь, в Хэмптон-корте, завтра в три часа пополудни». Оно подписано…
– Знаю. Екатерина, королева, а не адвокат Уорнер.
Барак прочитал записку еще раз:
– Она короткая. Но королева говорит о личном деле… ни малейшего намека на политические обстоятельства.
– Однако у нее, должно быть, имеется серьезная причина для беспокойства, заставляющая писать собственноручно. Не могу не вспомнить, как в прошлом году королева отправила Уорнера защищать интересы обвиненного в ереси родственника ее служанки.
– Королева Екатерина обещала, что не станет вмешивать тебя в подобные дела. A она из тех, кто умеет выполнять свои обещания.
Я кивнул. Больше двух лет назад, когда королева Екатерина Парр еще была леди Латимер, я спас ее жизнь. Она обещала стать моей покровительницей и никогда не привлекать меня к делам, имеющим политическую подоплеку.
– И давно ли ты видел ее в последний раз? – спросил Джек.
– Еще весной. Она дала мне аудиенцию в Уайтхолле, чтобы поблагодарить за распутывание того сложного дела, касающегося ее владений в Мидленде[12]. Потом, в прошлом месяце, она прислала мне свой молитвенник. Помнишь, я показывал тебе? «Молитвы и размышления».
Мой собеседник скривился:
– Мрачная штуковина.
Я печально улыбнулся:
– Не спорю. Я не понимал, насколько ею овладела печаль. Королева вложила в книгу записку, где выражала надежду, что она обратит мои мысли к Богу.
– Она не станет подвергать тебя риску. Очередное разбирательство, связанное с землей, вот увидишь.
Я благодарно улыбнулся. Изнанку политической жизни Барак знал с самых юных дней, и я ценил его утешение.
– От королевы к Эллен Феттиплейс за один день! – пошутил он. – Тебе придется потрудиться.
– Да. – Я взял у него письмо и, вспоминая свой последний визит в Хэмптон-корт, ощутил, как страх перед новым посещением стискивает мой желудок.
Глава 2
Закончив чтение последнего резюме уже поздним вечером, я присыпал собственные заметки песком. Барак и Скелли уже разошлись по домам, и я направился по Чэнсери-лейн в сторону своего дома.
Стоял идеальный летний вечер. Два дня назад был Иванов день, однако обыкновенные по такому поводу костры и празднества существенно сократили по велению короля. В городе установили комендантский час: ночью по улицам ходили дополнительные патрули, чтобы французские агенты не могли устраивать поджогов.
Оказавшись возле дома, я подумал о том, что больше не испытываю здесь радостного подъема, который ощущал при жизни Джоан – его, скорее, сменило некое раздражение. Я отпер дверь. Дочь моего эконома, Джозефина Колдайрон, стояла в прихожей на тростниковой подстилке, скрестив на груди руки, с отсутствующим и слегка озабоченным выражением на круглом лице.
– Добрый вечер, Джозефина, – проговорил я. Она присела, наклонив голову. Прядка немытых светлых волос выбивалась на лоб из-под ее белого платка.
Отодвинув ее в сторону, она полным беспокойства голосом произнесла:
– Простите, сэр.
Я знал, что она боится меня, поэтому продолжил самым мягким тоном, каким только мог:
– Как обстоит дело с обедом?
Колдайрон посмотрела на меня виноватыми глазами:
– Я даже не начинала еще готовить, сэр. Мне нужно, чтобы мальчишки помогли почистить овощи.
– А где Саймон и Тимоти?
Джозефина заметно встревожилась:
– Э… они с отцом, сэр. Сейчас схожу за ними, и начнем.
И она заторопилась на кухню быстрой и мелкой походкой взволнованной мыши. Я же отправился в гостиную.
В кресле, лицом к окну, сидел мой старый друг и частый гость Гай Мальтон. Повернувшись на звук моих шагов, он изобразил на лице слабую улыбку. В качестве врача Гай обладал кое-каким общественным положением, что, однако, не помешало банде юных прохвостов как-то ночью, два месяца назад, в поисках французских шпионов вломиться в его дом возле Старой Баржи, разорвать в клочки медицинские заметки, которые он делал в течение всей своей жизни, и разгромить оборудование. Мальтона не было дома, иначе его, наверно, убили бы. По происхождению он был испанцем, и его всегда воспринимали как иностранца – смуглолицего и говорившего с непривычным акцентом. Я забрал его к себе, но с тех пор он погрузился в глубокую меланхолию, тревожившую меня.
Я опустил сумку на пол:
– Как дела, Гай?
Врач поднял руку в приветствии:
– Просидел здесь весь день. Как странно – я всегда считал, что если однажды останусь без работы, время будет едва влачиться, однако теперь оно пролетает совершенно незаметно.
– Барак говорит, что Тамасин жарко, – сказал я и с удовольствием заметил, что на лице медика появился интерес.
– Я приму их завтра. Не сомневаюсь, что у них все в порядке, но мое посещение ободрит обоих. Его в первую очередь. Тамасин воспринимает ситуацию спокойно. – Он помедлил. – Я сказал, что приму их здесь. Надеюсь, что это не слишком бесцеремонно с моей стороны?
– Конечно же, нет. И, как тебе прекрасно известно, я рад видеть тебя здесь столько, сколько тебе будет угодно.
– Спасибо тебе. Боюсь, что, если я вернусь туда, произойдет то же самое. Отношение к иноземцам портится день ото дня. Посмотри-ка сюда! – Доктор Мальтон указал на мой сад за ромбиками окна.
Подойдя к окну, я выглянул наружу. На дорожке, уперев руки в тощие бока, стоял мой эконом Вильям Колдайрон, со свирепой улыбкой на бледном, заросшем серой щетиной лице. Оба моих слуги, высокий четырнадцатилетний Саймон и Тимоти, коротышка двенадцати лет, строевым шагом маршировали перед ним взад и вперед с метлами на плечах. Колдайрон следил за обоими строгим единственным глазом – другой прикрывала широкая черная повязка.
– Направо! – скомандовал он, и мальчишки неуклюже повернулись. Я услышал голос Джозефины, доносившийся от дверей кухни. Ее отец резко повернулся к окну кабинета. Открыв его, я резким голосом окрикнул его:
– Вильям!
Колдайрон повернулся к мальчишкам.
– А ну, в дом, и займитесь обедом мастера! – крикнул он. – Заставляете меня попусту тратить время на вашу маршировку!
12
Регион Средней Англии, включающий графства Дербишир, Глостершир, Херефордшир, Лестершир и др.