Страница 4 из 8
— Садись сюда в уголок, сынок! — промолвил Мегрэ, выбрав столик, оттуда он мог видеть № 67-а. — Ты знаком с его сестрой?
— С чьей сестрой? Малыша Луи? Действительно, я как раз заходил к ней на днях.
Мегрэ не подал виду, но новость не доставила ему удовольствия.
— Речь идет о мадемуазель Берте?
— Да. Портниха, живущая напротив… Тетушка хорошо себя чувствует?
— Ты меня об этом уже спрашивал по телефону…
— Правда… Прощу прощения…
— Что из себя представляет эта мадемуазель Берта?
И Мегрэ с некоторым удовлетворением констатировал, что племянник затрудняется ответить.
— Она портниха.
— Ты об этом только что сказал.
— Она любовница некого Альбера Марсинелля, которого мы разыскиваем за убийство сержанта муниципальной полиции на бульваре Бомарше…
— Это все?
— Честное слово, это все, что я смог выудить. Она ведет размеренный образ жизни. Сведения, полученные от консьержки, превосходны. Помимо этого Альбера, она никогда не принимает у себя мужчин, даже своего брата, которого она выставила за дверь раз и навсегда… Но…
Действительно… Ведь вы приехали в Париж не из-за нее?
— Напротив!
Удивленный Жером принялся размышлять, уставившись в рюмку. Он не понимал, каким образом эта история могла заинтересовать его дядю, который отказывался Утруждать себя и более серьезными делами.
— Знаете… По моему разумению… Мы сцапаем его со дня на день, и со всем будет покончено… Закоренелый подлец, который не стоит того, чтобы тратить на него время… Мы повсюду разослали его описание, и меня удивит, если…
— Тебе следовало бы поместить объявление в «Энтран».
Решительно, Жером понимал все меньше и меньше.
— Объявление, чтобы его найти?
— Запиши текст: «Альбер, среда, 3 часа 17 минут». Позаботься, чтобы на вокзале Кале в это время находился полицейский… Если наш Альбер там…
— Это все?
— Это все.
— Вы полагаете, он там будет?
— Ставлю один против десяти, что нет.
— И тогда?
— И тогда ничего! Поцелуй от меня жену и сына.
Конечно, если появится что-нибудь новенькое, было бы любезно с твоей стороны позвонить мне в гостиницу «Конкарно». Это через три дома отсюда…
— До свидания, дядюшка.
И Мегрэ оплатил заказ. Чувствовал он себя гораздо более уверенно, нежели утром, поскольку ему казалось, что дело сдвинулось с мертвой точки.
В общем и целом, если описать его впечатление, то с одной стороны, со стороны полиции, все было слишком просто, и слишком сложно с другой стороны, то есть со стороны мадемуазель Берты. Неподалеку отсюда располагался небольшой ресторан для водителей с двумя столиками на террасе, и поскольку один из них был свободен, то он присел за него и обнаружил в меню одно из своих любимых блюд — фрикандо с щавелем.
В воздухе так пахло весной, а порывы ветра были настолько теплыми и ароматными, что, не без помощи божоле, кровь ударяла в голову и возникало желание поваляться на траве, прикрыв лицо газетой.
В два часа Мегрэ пришел в гостиницу «Конкарно» и не без труда получил комнату на пятом этаже, окна которой выходили на улицу, прямо на балкон мадемуазель Берты.
Подойдя к окну, он чуть было не покраснел, поскольку девушка примеряла платье клиентке, а та стояла полураздетая в голубоватой полутьме.
Он несколько раз спрашивал себя, уж не делает ли она это нарочно и даже не заметила ли она его в окне. Но разве температура воздуха не объяснила причину, по которой девушка оставила окно распахнутым настежь?
Мегрэ не сводил, так сказать, с нее глаз, и в его позе не было ничего противоестественного.
Закончив примерку первой клиентке, она терпеливо стала заниматься голубым платьем, вынимая одну за другой булавки изо рта и подолгу стоя на коленях перед манекеном, обтянутым черным полотном. Затем она налила себе стакан воды, села за машинку, подняла голову, так как в дверь постучали, и приняла вторую клиентку, которая принесла ей отрез. С наблюдательного пункта Мегрэ можно было почти что догадаться о словах по движениям губ, и он понял, что они обсуждали цену и что в конце концов клиентка уступила.
Только около четырех, часов Мегрэ надумал предупредить жену, что он не вернется домой ни нынешним вечером, ни, возможно, в ближайшие дни. Он позвонил горничной, отдал ей телеграмму и воспользовался моментом, чтобы заказать бутылку пива, поскольку сыр бри, который он съел вместе с фрикандо, вызывал у него жажду.
— Либо у этой девушки огромная сила воли, — порой бурчал он себе под нос, грызя свою трубку, — либо же…
Что либо же? Зачем он взялся за этот каторжный труд?
Почему не уехал с одиннадцатичасовым поездом, почему пренебрег мимолетным желанием так поступить?
Предположим, она говорит правду, поскольку все обстоятельства позволяют предположить подобное.
Да! Если дело обстоит таким образом, то что он станет делать? Играть в ангела-хранителя, подражая частным американским детективам, которые сопровождают нянек и детей, чтобы защитить их от гангстеров?
Это может длиться долго. Похоже, что Альбер не торопится возвращаться в Париж, чтобы убить свою любовницу, а Мегрэ внезапно вспомнил, что он даже не знает, как тот выглядит.
А если это ложь? Зачем тогда потребовалось взывать к его помощи? Зачем надо было тащить его в этот мелкобуржуазный уголок Парижа в то время, когда ему так спокойно жилось в провинции?
Он оставил свое тяжелое пальто в комнате, спустился и зашел к консьержке № 67-а.
— Мадемуазель Берта у себя?
— Конечно… Я даже хожу для нее за покупками, ведь у нее столько работы… Не будете ли вы так добры передать ей это письмо, раз уж поднимаетесь к ней?
Он узнал почерк Альбера и увидел марку с булонским штемпелем.
— Итак! — ворчал он, взбираясь по лестнице, отвечая таким образом на замечание, которое он себе сделал.
Он постучал. Ему пришлось немного подождать на площадке, а когда дверь открыли, то он был вынужден пройти на кухню, поскольку еще одна клиентка делала примерку. Кухня была такой же чистой, как и остальная квартира. В углу стояла начатая бутылка белого бордо и грязная тарелка. Он услышал:
— Немного более приталенное… Да… Так… Это всегда молодит… Когда будет готово?
— В следующий понедельник…
— Вы не могли бы пораньше?..
— При всем своем желании нет… В этом сезоне все клиентки торопятся…
Затем мадемуазель Берта вызволила его с грустной улыбкой.
— Вот видите! — сказала она. — Я делаю невозможное, чтобы сохранить хорошую мину при плохой игре.
Нужно, чтобы жизнь продолжалась, несмотря ни на что.
Но вам известно, как мне страшно! Или, вернее, как мне было страшно, ибо с тех пор, как вы рядом…
— У меня для вас письмо…
— От кого?
Он протянул ей письмо. Она прочитала его. Ее губы задрожали. Затем она отдала ему письмо назад.
«Моя старушка!
У меня начинают гореть уши. Я тебя предупреждаю, что терпение мое лопается. Я не решаюсь беспрерывно оставаться в Кале, где в конце концов меня схватят. Я все время перемещаюсь с места на место. Сегодня я обедал в Булони и до сих пор не знаю, где остановлюсь на ночлег. Но я знаю, что, если ты не приедешь, я сделаю то, что обещал, и пусть меня сцапают!
Решать тебе.
Альбер».
— Вот видите! — с отчаянием сказала она.
— Что об этом думает ваш брат?
Она не вздрогнула, не выказала удивления, а только еще больше опечалилась.
— Он беседовал с вами?
— Мы вместе пили аперитив.
— Было бы лучше, если бы я рассказала вам обо всем сегодня утром… Не то чтобы он был так уж испорчен…
Но он с юных лет был предоставлен самому себе… Он хочет походить на апаша, в то время как не способен и муху обидеть… Тем не менее я была вынуждена запретить ему ходить сюда из-за его вида…
— …Тем не менее точно так же вы мне солгали сегодня утром…
— Я испугалась, что вы подумаете такое…
— Какое такое, например?
— Не знаю… Что мы с ним одного поля ягоды!.. Вероятно, вы бы отказались мне помогать. — Она показала на письмо: — Вы читали… Оно отправлено вчера…