Страница 12 из 123
Даже если не воспринимать летописи буквально, все же очевидно, что Владимир сознательно выбрал веру, исходя из геополитического положения Руси, а также находясь под сильным впечатлением от православной литургии, как средство, способное оказать влияние на его подданных. Но более всего он желал поддерживать близкие отношения с Византией, с которой у него установились торговые связи и которая казалась священнее и внушительнее, нежели полукочевые каганаты или недавно возникшие и раздробленные королевства Западной Европы.
Приняв это решение, князь начал действовать незамедлительно. Он демонстративно разрушил идолов языческих богов: Перуна стащили с холма с помощью лошадей, потом двенадцать человек высекли его розгами и скинули в Днепр. Владимир приказал всем жителям Киева выйти к реке, чтобы погрузиться в воду для крещения, говоря: «Если не придет кто завтра на реку — будь то богатый или бедный, или нищий, или раб, — будет мне врагом»13. Насколько «добровольной» была церемония принятия христианства, можно только догадываться: когда священники в Новгороде попытались низвергнуть Перуна, в городе вспыхнули массовые восстания. Юрий Лотман и Борис Успенский в этой грубой и категоричной смене веры увидели первый тревожный симптом угрожающей тенденции русского общества к поиску изменений через крайности, к противоречивым действиям, а не к последовательной эволюции14. Несмотря на княжеские приказы, языческие ритуалы оставались действенными еще не для одного поколения русских людей. Особенно привязаны к своим многочисленным языческим богам были крестьяне. Именно они нередко вплетали языческие элементы в принятое ими христианство, тем самым создавая «двоеверие», свойственное почти всей средневековой Европе.
Владимир сам принял титул великого князя, аннулировал свои многочисленные браки, отрекся от наложниц и женился на принцессе Анне, сестре византийского императора Василия. Император, в свою очередь, согласился на этот брак, так как его государство переживало тяжелый кризис и остро нуждалось в поддержке для борьбы с повстанцами в Анатолии. Владимир с готовностью прислал подкрепление, которое успешно помогло защитить императорскую столицу.
Греческие мастера посылались из Византии на Русь для строительства церквей. Болгарские священнослужители привозили книги на славянском языке, написанные кириллицей. В то же время греческие священники приезжали на Русь в качестве епископов, дабы встать во главе новой Церкви. Однако на более низких уровнях их места заняли местные церковники.
К концу X в. православное христианство распространилось из Византии на Балканы, Русь и часть Центральной Европы. У этой религии были некоторые особенные черты, отличавшие ее от западно-римского христианства. Прежде всего язык, на котором велись службы и писались священные книги, был близок общеупотребительному языку местных жителей, что облегчало процесс крещения, но и отчуждало Православную церковь от римской и даже греческой культур, а также от культурно и интеллектуально развивающейся Европы. Как отметили Симон Франклин и Джонатан Шепард: «Старославянский церковный язык оказался одновременно и мостом, и барьером: мостом для веры, барьером для других европейских языков»15. Эта тенденция к изоляции усилилась после появления ряда национальных церквей, каждая из которых возглавлялась своим патриархом или даже монархом. Более того, восточные церкви не претерпели григорианских реформ X и XI вв. и сохранили возможность брака для духовенства, более склонного к мирской жизни, нежели католическое.
Все увеличивавшаяся разница между восточной и западной Церквями в XI в. достигла своего апогея. В 1040 г. патриарх Византийский закрыл все столичные церкви римского толка, объявив их еретическими. Папа Лев IX ответил тем, что направил в Константинополь легатов, требуя, чтобы эти меры были отменены и чтобы Византийская церковь признала папу главным лицом христианской Церкви. Патриарх отказался признать статус легатов и отверг претензии папы. За это он был отлучен от Церкви в папской булле, возложенной легатами на алтарь Софийского собора. В итоге был созван совет Греческой церкви, который, в свою очередь, постановил отлучить от Церкви легатов и осудил еретическую Римско-католическую церковь. Этот раскол никогда не был преодолен, и противоречия между Православной и Католической церквями и по сей день остаются самыми острыми в христианстве.
Христианство, окончательно укоренившееся на Руси с конца X в., было принято как единое целое, без анализа исторической ситуации, без какой-либо эволюции, без внутренних конфликтов, просто как нечто красивое и не требующее обсуждений и улучшений. Русь не знала столетий теологических и церковных споров, не созывала вселенских соборов, не вычерчивала постепенно и последовательно контуров символов веры. На Руси правители (да и сам народ) безоговорочно приняли новую веру, отвечавшую их умственным и духовным потребностям, приняли целиком во всей ее гармонии. Вера находила полнейшее отражение скорее в службе, чем в догме. В православии фактически не было догматических суждений о Боге; предполагалось, что Бог — это нечто не поддающееся рационализации и путь к Нему возможен лишь через покаяние и молитву, — именно к этому и побуждает верующих символика церковной службы. Таким образом, восточнославянское христианство обладало чувственным, священным и непоколебимым достоинством, свойственным этой религии на протяжении веков. Песнопения и молитвы во время служб, фрески, мозаика и иконы раскрывали суть веры. Именно эти атрибуты стали основной чертой русского христианства, а никак не теология или выраженная словами вера индивида.
Стоит отметить и то, что христианство приспосабливалось к идеологии мировой империи и тем самым становилось союзником абсолютной (или по меньшей мере потенциально абсолютной) мировой власти. На протяжении веков оно включало в себя миссионерскую церковь, возглавляемую иностранцами и нуждавшуюся в поддержке князя, так как простые люди все же в большинстве своем оставались язычниками. Христианство становилось политический религией, призванной гарантировать долгожданный и длительный мир, а также стабильность в обществе. Именно православие знакомило молодое государство с традицией патриархов, пророков и апостолов, возвещало второе пришествие Христа и Судный день, а также в определенной степени влияло на историческое развитие России. Несмотря на то что князья нередко были вынуждены жестко и настойчиво обозначать свои позиции во внешней политике с Византией, церковная и светская элита относилась ко Второму Риму с большим теплом.
Во времена Киевской Руси между князем и Церковью практически не было серьезных разногласий. Оба института — и государственный, и религиозный — нуждались друг в друге и опирались друг на друга. В Nomocanon, или Кормчей книге, византийском своде канонических законов, говорилось о том, что император являлся главой Церкви и обязался защищать как ее неприкосновенность, так и чистоту догматов. Эти установки были перенесены в Киев, а роль императора начал исполнять великий князь. Церковь, в свою очередь, подчинялась земному правителю.
Идея единства правящей династии была настолько важна для Церкви, что та способствовала распространению легенд о Борисе и Глебе, сыновьях Владимира, которых силой заставили отказаться от прав на престол. Когда Борис услышал о намерении своего брата Святополка убить его, чтобы захватить право на престол, он не стал противостоять злу, а провел ночь в молитвах: «Господи Иисусе Христе! Как Ты в этом образе явился на землю ради нашего спасения, собственною волею дав пригвоздить руки свои на кресте, и принял страдание за наши грехи, так и меня сподобь принять страдание». Глеб умер позже, также молясь перед гибелью. Братьев канонизировали — они стали первыми святыми восточных славян. Борис и Глеб были названы «защитниками земли Русской» за то, что принесли себя в жертву идее единства государства. Основным же в русской вере стал мотив смиренного принятия страданий во имя общественных интересов и «земли Русской»16.