Путь Моргана

– Я разбудил вас? Прошу прощения…

– Нет. – Она приложила палец к губам Ричарда. – Тс-с! Идемте.

Ричард, воспрянувший духом при виде Аннемари, послушно последовал за ней в крохотную комнатушку и застыл, прижав шляпу к животу и растерянно озираясь по сторонам. В доме кузины Энн мебель была гораздо роскошнее, чем здесь, но мистрис Аннемари отличалась утонченным вкусом. В опрятной комнате пахло не пропитанной потом одеждой, а лавандой; тут преобладал девственно-белый цвет.

– Ричард… вы позволите называть вас Ричардом? – спросила девушка, вынимая из его рук шляпу и изумленно округляя глаза. – О-ля-ля! – воскликнула она, помогая ему снять сюртук.

Ричард привык предаваться любви в ночной рубашке, в полной темноте, но у Аннемари были иные вкусы. Она решительно стащила с него рубашку, и Ричард застыл на месте; на нем не осталось ни единой нитки.

– Ты очень красив, – несколько удивленно заметила она, оглядывая его и одновременно снимая кружевной пеньюар и розовую шелковую рубашку. – И я красива, верно?

Он лишь молча кивнул. Ему было не о чем беспокоиться: Аннемари взяла инициативу в свои руки и не собиралась отдавать ее. Более искушенного мужчину насторожило бы ее мастерство, но Ричард не располагал опытом в подобных делах и боялся оказаться в нелепом положении. А подчинившись Аннемари, он ничем не рисковал и вряд ли сделал бы неверный шаг, за который она могла бы поднять его на смех.

На главных улицах Бристоля встречалось немало миловидных дам, но пышные юбки скрывали кривые или волосатые ноги, а груди, стиснутые корсетами, без этой поддержки свисали почти до пояса, до трясущегося, словно студень, живота. Однако мистрис Аннемари была совсем другой: она и вправду оказалась красавицей. Ее груди были высокими и упругими, как у Пег, талия – еще более тонкой, бедра – округлыми, ноги – стройными и ровными, живот плоским, а холмик под черной порослью – сочным и соблазнительно пухленьким.

Она еще раз обошла вокруг Ричарда, прильнула к его спине и потерлась о нее, не переставая томно мурлыкать. Ричард ощущал прикосновение волос на ее лобке и вздрогнул, когда она вдруг вонзила наманикюренные ногти ему в плечи и слегка приподнялась, лаская своим холмиком его ягодицы. Стиснув зубы и каждое мгновение опасаясь излиться, Ричард заставил себя стоять неподвижно, пока Аннемари продолжала ласкаться и ворковать. Наконец она опустилась на колени перед ним, откинулась назад так, что ее грудь стала похожей на две округлые пирамиды с алыми вершинами, встряхнула волосами и торжествующе усмехнулась.

– Кажется, – гортанно произнесла она, – мне предстоит играть на безмолвной флейте.

– Попробуйте, мадам, – еле выговорил Ричард, – и через секунду польется мелодия!

Подхватив его яички обеими ладонями, Аннемари улыбнулась.

– Это не важно, милый Ричард. В такой чудесной флейте найдется немало мелодий.

Ощущения были неописуемыми. Закрыв глаза, всецело сосредоточившись на изощренном наслаждении, Ричард старался запомнить как можно больше многочисленных нюансов новых впечатлений. И наконец, смирившись с поражением, ослепленный яркими светящимися пятнами на фоне бархатистой черноты, он запустил пальцы в густые волосы Аннемари, пока она проглатывала его семя.

Она была права: содрогнувшись в последний раз, тиран внизу живота Ричарда вновь восстал и потребовал продолжения.

– Теперь моя очередь, – заявила Аннемари, в туфлях на высоких каблуках прошла к постели и растянулась на ней, выставив на обозрение набухшие малиновые губы в глубокой расщелине между ног. – Сначала – легкий напев языком, затем – марш на флейте и, наконец, тарантелла! И грохот барабанов!

Она получила то, чего потребовала. Стеснение Ричарда давно улетучилось: если мадам желала убедиться в его мастерстве, он был твердо намерен исполнить победную симфонию.

– А ты, оказывается, не только колдунья, но и поклонница музыки, – пробормотал Ричард несколько часов спустя, доведенный до изнеможения. – Нет, даже не пытайся. Флейта надолго умолкла.

– Ты сам не знаешь, на что способен, дорогой, – промурлыкала Аннемари.

– И ты тоже. Но вряд ли ты освоила такой богатый репертуар на жалком подобии моей барабанной палочки. Должно быть, у тебя были и флейты, и кларнеты, и гобои, и даже фаготы.

– А ты образованный человек, милый Ричард.

– Пять лет, проведенных в Колстонской школе, вряд ли назовешь достойным образованием. Гораздо большему я научился, делая оружие.

– Оружие?

– Да, в мастерской одного португальского еврея, опытного оружейника, – объяснил Ричард, который был слишком утомлен, чтобы ворочать языком, но чувствовал, что после «концертов» Аннемари любит поболтать. – Он играл на скрипке, его жена – на клавикордах, а три их дочери – на арфе, виолончели и… хм… на флейте. Я прожил в их доме семь лет и часто пел, потому что им нравился мой голос. В моих жилах есть примесь валлийской крови, а валлийцы – признанные певцы.

– Тебе не занимать чувства юмора, – заметила Аннемари, отводя волосы с его лица. – Его нечасто встретишь у бристольца. Значит, валлийцы славятся и остроумием?

Ричард поднялся, надел белье и принялся натягивать чулки.

– Не понимаю только одного: зачем тебе служить горничной, Аннемари? Тебе следовало бы стать любовницей магната.

Она небрежно отмахнулась.

– Меня забавляет такая работа.

– А откуда у тебя шелковые платья? И эта… девственно-белая комната?

– Подарки миссис Бартон, – презрительно откликнулась она. – Безмозглая старая сука!

– Не смей так говорить! – перебил Ричард.

– Нет, буду! Она сука! Да, сука! Похоже, я шокировала тебя, милый Ричард. – Усевшись на постели, она скрестила ноги по-турецки. – Я обманываю миссис Бартон. Обвожу ее вокруг пальца. Она считает, что поступила умно, поселив меня подальше от своего старого глупого мужа. – Аннемари презрительно приподняла губу. – А сама она вхожа во все лучшие дома Клифтона, где любит похваляться тем, что у нее служит настоящая фр-р-ранцуженка. Ха!

Одевшись, Ричард с усмешкой взглянул на Аннемари.

– Ты хочешь вновь увидеться со мной? – спросил он.

– О да, Ричард, очень!

– Когда?

– Завтра в тот же час. Миссис Бартон спит допоздна.

– Но нельзя же вечно одурманивать Уилли лауданумом.

– Это ни к чему. Теперь я твоя – зачем думать об Уилли?

– Верно. Тогда до завтра.

В тот день мысли об Уильяме Генри отступили в дальний уголок в голове его отца. Ричард направился прямиком в «Герб бочара», взбежал по лестнице, никому не сказав ни слова, в одежде бросился на постель и проспал до рассвета. Он не выпил ни капли рома.

– Твоя рыбка попалась, – сообщила Аннемари Латур Джону Тревильяну Сили Тревильяну.

– Когда же ты отучишься от своих французских замашек? – вздохнул мистер Тревильян. – Тебе пришлось несладко, бедняжка моя?

– Напротив, милый Сили. Его одежда чиста, как и его тело. Никаких гнид, вшей и лишаев, – с расстановкой пояснила она. – Он не забывает мыться. – По ее губам порхнула безжалостная улыбка. – У него на редкость красивое тело. Он настоящий мужчина.

Шпилька вонзилась точно в цель, распространяя яд, но Сили был слишком умен, чтобы выдать недовольство. Вместо этого он хлопнул француженку по попке, вручил ей двадцать золотых гиней и отпустил ее. Сегодня его навестили мистер Кейв и мистер Торн, с которыми Сили не виделся уже давно. Тем, кто живет на Парк-стрит вместе с заботливой мамашей, не пристало принимать визитеров низкого происхождения.

– Самое лучшее, что мы можем сделать, – предложил Уильям Торн, – это схватить Инселла и продать его на какую-нибудь галеру.

– Чтобы нас тут же заподозрили в убийстве? – усмехнулся Сили. – Ну уж нет!

– Я позабочусь о том, чтобы его сочли пропавшим без вести.

– Тогда пусть та же участь постигнет и Ричарда Моргана, – подхватил Тревильян.

– Это ни к чему! – встрепенулся Томас Кейв. – У Ричарда Моргана есть связи, а Инселл – просто ничтожество. Пусть Билл отправит Инселла на галеру, а я снова побываю в акцизном управлении. Я не прошу тебя уплатить пеню, Сили, но пока она не уплачена, нам всем грозит виселица. За нами следят.