Страница 49 из 54
Две постели по стенам, большой стол, резной поставец, икона в углу, две тяжелые скамьи, полка с книгами.
У каменной печурки, пылавшей жарким огнем, сгорбившись, неподвижно сидел седой старик. Он задумался, на коленях у него лежала раскрытая книга. Густые брови, словно два белых медведя, сошлись у переносья.
У ног старика, на большой волчьей шкуре, свернулся комочком Егорка и, посапывая, крепко спал.
Скоро неделя, как прибыл Труфан Федорович с Двины в свое становище на Новой .Земле. Везде ему сопутствовала удача: тридцать две заморские лодьи удалось найти в Холмогорах и в становищах по Белому морю. Лодьи были сделаны отличными мастерами и пригодны к большому плаванию. На ильинскую неделю все суда соберутся в обширное становище за Святым Носом с грузом воска, звериных шкур, моржовой кости и мягкой рухлядиnote 57. Из них двадцать самых больших лодей Амосов взял под хлеб, закупив его в Холмогорах.
Сейчас он дожидался на своей лодье «Шелонь» внуков Ивана и Федора, зимовавших в устье Оби. Мореходы должны были вернуться с драгоценным грузом на второй Амосовой лодье — «Онего».
Становище в Кармакулах, стоящее на берегу удобной, глубокой губы, издревле принадлежало роду купцов Амосовых. За последние несколько лет оно обросло новыми строениями, вместительными амбарами.
Внук Труфана Федоровича, Иван Олегович, приняв из рук стареющего деда его богатые промыслы и добротные морские корабли, взялся с большой охотой умножать достатки.
Помощниками Ивану во всех делах был младший брат Федор и кормщик Варфоломей, старинный друг и приятель Труфана Федоровича.
Утром кормщик Варфоломей сказывал, что промышленники видели с высокого мыса большую лодью о трех мачтах и признали ее за амосовскую. С часу на час Амосов ждал внуков.
И вот старик очнулся: он услышал приветственные крики и беготню на палубе. Еще миг — и большое тело лодьи чуть содрогнулось. Это вернулось долгожданное судно и, приставая к борту лодьи, слегка толкнуло ее.
«Экий молодец Иван! — подумал старик. — Славный мореход! Пристает так ладно, что и не заметишь».
Опять послышались громкие радостные голоса, шаги по палубе. Старик выпрямился, глубокие морщины расправились.
Вошел высокий, под стать старику, широкоплечий мужчина. Простое, открытое лицо сияло неподдельной радостью.
Войдя, он заполнил собой всю каюту. Старик поднялся навстречу и ждал, пока пришедший крестил лоб перед образом.
Потом младший мореход низко поклонился старшему:
— Деду! Труфан Федорович!
Труфан, обняв внука, посадил его подле себя.
— С удачей ли, Иван, все ли ладно, здоров ли Федор? — ласково спрашивал старик.
— Все ладно, Труфан Федорович. Всё сделали. И Федор здоров. Две сотни сороков соболиных да пятьсот беличьих — не с пустыми руками. Да кости моржовой отборной триста пуд. И югра довольная — весь товар ихние купцы на берегу оставили. На тот год на обмен топоров да ножей больше брать надо. Князек-то ихний тебе кланяться велел. Лучшего соболя десять сороков. Как один зверьки, залюбуешься!
— Его Егорием звать, — показал Амосов на проснувшегося мальчика, — наш, новгородский. Взял я его с собой. Матери обещал морехода из него сделать. Смелый мужичок!
— Ну что ж. нашего полку прибыло, значит! — весело отозвался Иван. — Пусть привыкает — места хватит… Мы потом с тобой, Егорий, дела обговорим. Ладно, што ль?
— Ладно, — серьезно ответил мальчик. — Я обожду.
— Федор, а Федор! — крикнул Иван. — Куда задевался? Подь сюда с соболями, пусть дед посмотрит.
Вошел Федор с большим тюком — в горнице стало тесно. Обняв младшего внука, Труфан Федорович долго не мог на него наглядеться.
Вскрыв аккуратно тюк, Иван Олегович вытащил несколько шкурок.
— Ну-ка, смотри, Труфан Федорович! Твое слово…
Старик внимательно разглядывал смолисто-черную небольшую шкурку. Его рука любовно гладила пышный густой мех.
— На тысячу один такой зверек попадается. Этому соболю цены нет! Царский зверек! Старик помолчал.
— Остатний товар где?
— Всё в лодью взяли. Моржовую кость на низ. Тяжелое внизу — на море способнее да и рухлядь от воды сохраннее.
Старик Амосов слушал, не перебивая, и только одобрительно качал головой.
— По приметам-то способные ветры должны на утрие пасть, — после раздумья заметил он. — Завтра и в поход идем. Поди распорядись, дружине вготове быть. Доспехи ратные у всех ли есть?
Мельком взглянув на Егорку, он поймал его умоляющий взгляд.
— Иване, — сказал он внуку, — малого снарядить надо… Сходи с Иваном, Егорушка, выбери себе по силам секиру али копье. К Варфоломею сходи — он доспехи бережет… И шелом пусть даст Варфоломей, — добавил он смеясь. — Воин хоть куда будешь!
Глава XXV. ИГРАЛИЩЕ БУРЬ
Все шло, как задумал Труфан Федорович. В ильинскую неделю все лодьи дружно собрались в обширном становище у Святого Носа. Теперь предстоял путь в далекую Данию. Ждали сигнала с «Шелони» от старика Амосова.
Труфану Федоровичу не терпелось. Он несколько раз просыпался, выходил наверх, определял ветер — смотрел на облака, на море, прислушивался к отдаленным звукам прибоя, бившегося в каменный Мурманский берег.
Наутро тридцать четыре заморские лодьи, подгоняемые крепким восточным ветром да стайкой белокрылых птиц, неслись по Студеному морю. У Варангер-губы ветер изменился, задул сердитый полуночник и стал прижимать лодьи к варяжскому берегу.
Норманны заметили русских. На ближнем высоком мысу задымился костер.
— Поход наш сведав, своим вести подают. По всем берегам знатье разнесут — русские, мол, в гости жалуют. — И Труфан Федорович, не спускавший глаз с берега, ухмыльнулся в бороду, вспоминая былые походы.
Не доходя до Мурманского Носа, дозорные на «Шелони» увидели несколько вражеских кораблей, гребущих наперерез передовому судну.
Дружинники одели шеломы, приготовились к бою. Егорка тоже одел шелом, из-под которого едва виден был его нос, взял в руки копье.
Подойдя поближе и увидев вооруженных людей, норманны решили разойтись мирно.
— Эло! — крикнул с носа дощатого судна норманнский разбойник. — Хотим ветер у вас купить.
Но, с трудом удерживая равновесие на волне, не рассчитал и, едва успев ухватиться, повис на драконовой шее. На лодьях засмеялись. А старый Амосов крикнул в ответ, будто не поняв, что надо врагам:
— Нет у нас ветра. На палой воде всю ветрову казну извели, не взыщите.
Норманны, с сожалением поглядев на глубоко сидящие, набитые ценным грузом лодьи, повернули обратно. Их длинные нескладные корабли сильно било на зыби, казалось, что вот-вот какое-нибудь не выдержит — развалится или перевернется.
Велико Студеное море. Грозный седой взводень, подгоняемый свирепым ветром, катился по необъятным просторам.
У правого борта «Шелони» горой поднялась пенящаяся волна. Казалось, что лодья, жалобно скрипевшая на все лады, или рассыплется на части, или затонет в хаосе обрушившейся на нее стихии.
У моря жалости нет. Чиста стала палуба, все, что могла, унесла с собой волна. Несколько бочек, старый парус, два небольших карбасика давно плавали где-то на вздыбленных морских просторах.
У бортов лодьи прыгали по волнам мешки из нерпичьих шкур, наполненные ворванью. Привязанные крепкими веревками, вот уже сутки плыли они за судном, выпуская понемногу жир, тонким слоем растекавшийся по поверхности разъяренного моря…
Северные мореходы от дедов и прадедов знали, как успокоить ворванью грозную морскую стихию. Взводень, покрытый масляной пленкой, тишел, злоба его гасла. Жир морского зверя защищал море от ветра, погашая его силу. На приморских судах всегда в запасе было несколько бочек с нерпичьим, тюленьим или моржовым жиром. Но сегодня хитрость не помогала. Ветер в одно мгновение вырывал у моря и уносил куда-то спасительное тонкое покрывало.
На правеже стоял старый Никита. Вцепившийся скрюченными пальцами в румпель, казалось, он неотделим от толстого деревянного бруса. А у бизань-мачты, ухватившись за снасть, жались еще два дружинника, вахтенные, в помощь деду. Но сейчас помощь Никите была не нужна. Старик, как положил руль лево на борт, так и держал его уже добрый час.
Note57
Мягкая рухлядь — пушной товар, меха.