Тритон (ЛП)

А это не мало, в глазах Галена. Это дает ему надежду, что однажды, он сможет быть с Эммой, не предавая всего, что он когда-либо знал.

Гален смотрит на Налию. Она наблюдает за Громом и Эммой со слезами на глазах. Налия тоже знает. Она знает, о чем говорит Гром между строк.

Эмма сглатывает.

- Дело в том… я не понимаю, какое это все имеет значение. О чем вообще спор? Гален и мама не хотят быть вместе и не будут. Им даже не нужно возвращаться. Они могут остаться на суше. Даже … даже вы можете.

Гром кивает, погружаясь в размышления. Гален одобряет дипломатический подход брата.

- Это правда, Эмма. Я не в силах принудить их жить под водой, да я и не хотел бы поступать именно так. И я думаю, мы все знаем, что невозможно заставить твою маму насильно что-то сделать, - Гром многозначительно смотрит на Налию знающим взглядом. - Но если я хоть что-то и знаю о моем брате - так это то, что он предан нашему народу. Нашим традициям. Если я вообще имею представление о нем, то он захочет хотя бы попытаться сделать все правильно. Потому что он сильно любит тебя, и готов пройти сквозь трудности, расставив все по своим местам.

Гален никогда не воздавал должное тому, что Гром, вдобавок, еще и наблюдательный. Гален действительно хочет действовать правильно. Это не мелочь - бросить все, что вы когда-либо знали. Но это и не повод отказываться от Эммы. Если есть хоть небольшая возможность жить с Эммой, и при этом не забывать о своем происхождении, - тогда за это, безусловно, стоит побороться.

В нем постепенно зарождается маленькая надежда.

Гром смотрит на Галена, с очевидной просьбой о поддержке. Гален кивает ей снизу.

- Я считаю, нам следует попытаться, рыбка-ангел. Для меня очень важно, если бы мы могли попробовать.

- И что тогда? - она вырывает свою руку у Грома. - Тогда Гром свяжется с мамой и они будут жить долго и счастливо в двадцати тысячах лье под водой? А как же ты и я, Гален? Что будет с нами? Что будет с колледжем и…

- Эмма, - говорит Налия мягко. - Нет необходимости решать все это прямо сейчас. Это не те решения, что должны быть приняты прямо сейчас.

Гром кивает.

- Твоя мама права. Всему свое время, Эмма. Мы поступим так, как и должны поступить прямо сейчас, а некоторые решения отложим на потом. Разве ты не согласна с этим, Эмма?

Эмма закусывает губу.

- Я думаю, да.

Налия встает.

-Тогда давайте отправляться в путь. У меня есть пара дел, которые нужно привести в порядок до отъезда. Я поменяю повязку Рейчел перед тем, как мы тронемся в дорогу. Мы сможем устроить ее на заднем сидении внедорожника Галена, обложив подушками.

Глава 9

 Это один из тех моментов, когда жизнь кажется поставленной на паузу, а вселенная ударяет тебя осознанием происходящего, как обухом по голове. Это не просто осведомленность или сухие факты, которые ты можешь обсудить в обычном разговоре, вроде нашей беседы в мотеле, в окружении Галена, Рейны и Торафа. В окружении людей, у которых возможность отращивать хвост я приняла как должное. Конечно, мы говорили, что мама тоже одна из них. Но до этого момента, до всего этого - пожалуй, я в это так и не верила.

Даже когда Гален стоял у меня на кухне, обвиняя маму в том, что она мертвая принцесса рыб, я думала, сейчас нас ждет просто еще один неудобный разговор. В котором он попытается объяснить свою завуалированную шутку. “Вам придется многое объяснить, Налия”. Ха-ха-ха.

Разговоры разговорами. Все, что мы делали - это говорили, до того как истинное осознание сбило с ног. Осознание того, что была все-таки скрытая шутка, и именно я была тем самым “но” в ней. На протяжении чертовых восемнадцати лет. И это жестоко. Просто жесть.

Но то были просто факты. Знания. Вроде тех, сколько метров в километре или какой город является столицей Китая. Факты без всяких эмоций. Я слышала, как она по телефону сообщает шефу, что берет отпуск; как бубнит мне об уплате коммунальных счетов и прочих вещах, которые я не должна забыть сделать дома. Словно она планирует отпуск или что-то вроде него.

Но вот это? Смотреть, как взмахи длинного серебристого хвоста позволяют ей двигаться в воде за нашим домом - без намека на неуклюжесть Натали Макинтош, жены-матери-медсестры, зато со всей грацией и отточенностью, ожидаемыми от Налии, потерянной принцессы Посейдона… Такое принятие реальности ничем не лучше размашистой пощечины.

И все, что я могу сделать - просто смотреть.

Растягиваясь и вращаясь, мама, кажется, рада сбросить человеческие ноги: уголки ее губ растянулись в удовольствии. Глядя на ее лицо, легко поверить, что превращение настолько приятно, как описывал Гален. Ее хвост порхает в контролируемой грации, отчего Гален и Рейна, почему-то, кажутся неопытными и неумелыми. Но величие этой картины портит майка, которая все еще надета на маме - та самая, что была на ней по пути домой, когда я, несмотря на все случившееся, все еще воспринимала ее просто как мою маму.

Она подплывает ко мне, а я жду ее, погрузив ноги в песок на мелководье, чтоб не болтаться в воде. Когда она подплывает, я изучаю каждую мелочь в ней, пытаясь осознать все и принять, но ее лицо - вот что затрагивает меня до глубины души. На нем нет ни нотки извинения. Вина - вот что было бы лучше всего, но извинение тоже подошло бы. Потому что с помощью своего хвоста, - дополнения ее тела, которое она скрывала от меня на протяжении восемнадцати лет, - она собирается унестись в сторону открытых вод Атлантики.

И она действительно чувствует себя хорошо.

- Сюрприз - шепчет мама, добираясь до меня.

- Думаешь? - самое неподходящее слово, чтобы начать это прощание. Я имею в виду, что мы в воде позади дома, в котором я выросла. Куда родители принесли меня после рождения, где она готовила мне “мусорный” омлет, где наказывала меня по разным причинам, важным и не очень.

Она смотрит на мои ноги.

- Выходит, у тебя нет плавника.

Я качаю головой. Это, похоже, подтверждает то, что она уже подозревала. Она серьезно смотрит на меня, с выражением “слушайся-своей-матери” в глазах.

- Эмма, - она хватает меня за плечи и тянет к себе.

Я вырываюсь из ее рук.

- Я не обнимаю незнакомцев.

Наверное, я веду себя как обиженный трехлетний ребенок, потому что Гален стрелой бросается к нам. Мама отмахивается от случайного кусочка водоросли, попавшего между нами, и снова обвивает меня руками. Гален смотрит на меня так, как будто он замышляет бросить все и обнять меня. Вообще-то, это мой любимый взгляд .

Но мне не нужно утешение сейчас. Больше того, мне не нужно, чтобы кто-то хотел утешить меня сейчас. Я хочу, чтобы все эти рвущиеся чувства остались при мне. Папа всегда говорил, что скрывать обиду - все равно, что проглотить яд и ожидать смерти от него кого-то другого. Я не хочу больше скрывать обиду. Я не хочу глотать яд.

- Я знаю, этого много, чтобы принять, - говорит Гален. Он не пытается прикоснуться ко мне, что я сейчас особенно ценю.

Гром подплывает сзади мамы и обнимает ее за плечи, - так обычно делают парочки, - и я не хочу, но я ненавижу это, ненавижу, ненавижу. Я понимаю, мне нужно сильнее стараться, чтобы стать той более взрослой собой.

- Мы не будем ее задерживать слишком долго, Эмма, - говорит он. - Ты и заметить не успеешь, как мы вернемся. Вы с Рейной даже соскучиться не успеете.

- Что? - восклицает Рейна. - Я здесь не останусь!

Гром осаждает ее взглядом.

- Ты и твой острый язык остаетесь с Эммой. И это не обсуждается. Нам понадобится очень дипломатический подход, а честно говоря, дипломатия - не твой конек.

Тораф обнимает ее сзади.

- Ты нужна здесь, принцесса. Для защиты Эммы.

Она сверлит его взглядом.

- Вам нужно, чтобы я не путалась под ногами.

Он прижимается лицом к ее шее.

- Ты никогда не путаешься у меня под ногами.

Гален и Гром обмениваются довольными взглядами, и я ничего не могу поделать с мыслью, что они лицемеры. В любой момент я могла бы подтолкнуть Галена поворковать со мной, да и мама, мама могла бы сделать тоже самое с Громом. Гален не упускает моего осуждающего взгляда. Но прежде, чем он успевает придумать себе оправдание, вмешивается Тораф.