Страница 56 из 96
— Почему?
— Шибко опасно. Сверху трава, внизу лед. Во льду эти… Выкрутило водой. Сверху трава. Стенки гладкие. Олень провалился — пропал. Человек, если один, тоже пропал.
— Встречал такие места, — сказал незнакомец. — Явление термокарста.
— Озера, — как во сне пробормотал Шаваносов. — Равнина… множество птицы…
Парнишка возбужденно поглядывал на Шаваносова и на отца.
— Маленько кочуем здесь, потом в Сексурдах, — рассказывал старый эвенк. — Там наше стойбище.
Шаваносов вынул обтрепанный дневник и принялся писать, положив его на колено.
— Заботитесь о потомках? — усмехнулся незнакомец.
Деревянная причальная стенка была выстроена на берегу. Наверху, на обрыве, маячили темные северные избы. Вонзалась в бледное небо мачта радиостанции.
У причальной стенки стояло несколько обшарпанных катеров.
— Прибыли! — хрипло сказал Васька Феникс.
Он вылез из лодки, кинул на песок небольшой якорь, ткнул его сапогом.
Сашка Ивакин отошел к причалу. Сел. Закурил.
Из-за берегового мыса вышло небольшое белоснежное судно. Остановилось поодаль от берега. Загремел якорь. Шлюпка отвалилась от судна.
…В шлюпке было трое парней. Они причалили лодку, выпрыгнули на берег и ушли в путаницу домов. Белоснежное, низкосидящее судно маячило на окрашенной закатом воде как мечта.
Ребята вернулись со звякающими и булькающими рюкзаками. Сашка подошел к ним:
— Что за судно, ребята?
— Гидрографы. Картируем отмели, — сказал хрупкий, совсем юный парнишка. Он был молод, белокур, красив какой-то девичьей красотой и оттого, видно, старался говорить тоном бывалого волка.
— А куда вы сейчас?
— На восток. — Высокий, похожий на эстонца парень доброжелательно смотрел на Сашку, низенький бородач укладывал рюкзаки.
— Меня не возьмете?
Бородач разогнулся, хмуро глянул на Сашку:
— Анекдоты можешь травить?
— Нет.
— Коку помочь, гальюн драить?
— Попробую.
— Несерьезный ты бич. — Бородач сплюнул. Они начали сталкивать шлюпку.
— Надо, ребята. Я не бич. Мне надо быть на востоке.
— Сказано, что нельзя, — ответил жестокий юнец.
Бородач оценивающе глянул на Сашку.
— «Надо» — слово серьезное, — сказал он, помолчав. — Садись, если «надо»!
Высокий эстонец ободряюще кивнул головой и улыбнулся, показав прекрасные зубы.
В тихом моторном рокоте, в безоблачном солнце по гладкой воде медленно двигалось гидрографическое судно.
В рубке крутился самописец эхолота, вычерчивая прямую линию, и человек возле эхолота, прищурившись, сосал папиросу, косил взгляд на бумажную ленту и мурлыкал привязавшуюся с утра песенку:
С высоты птичьего полета можно было видеть, как судно, пройдя короткое расстояние, описывало кривую, и снова двигалось параллельным галсом, и снова разворачивалось, и снова шло параллельно… Как будто настойчивый упрямец разыскивал оброненную на морское дно небольшую вещицу.
В тесном кубрике с двухъярусными койками было трое. Один после вахты спал, укрывшись по самый нос байковым одеялом, другой читал толстую книгу, а Сашка Ивакин смотрел в потолок и кусал губы.
— Собеседник ты, Саша, изумительный. Как эта книга, — парень повернулся к Сашке и показал обложку «Пятизначные математические таблицы», Б. И. Сегал, К. А. Семендяев.
Сашка молчал.
— И это человек, пользующийся прославленным гидрографическим гостеприимством. Бесплатным проездом… к… месту следования. Ты, случаем, не младенца зарезал?
— Нет, — ответил Сашка.
— И всесоюзный розыск на тебя не объявлен? Или ты сам майор Пронин?
— Тоска, — сказал Сашка. — Третьи сутки на одном месте. Третьи сутки одну и ту же сопку видать. На сколько мы за месяц уплывем?
— Миль двести пройдем. Работа.
— Я понимаю.
— Ты, Саня, плохой человек. Спешишь куда-то. Мозгу точишь. А был бы ты тунеядец. Бродячие тунеядцы, понимаешь, для компании хороши. Анекдот тебе свежий. Пример из собственной жизни. Ужасный случай, который видел своими глазами. От нашей работы обалдеть можно.
— Можно, — согласился Сашка.
Парень глянул на часы, спрыгнул на пол. Посмотрел на спящего, натянул одеяло на его босые ступни, взял с полки мичманку, надел, поправил набекрень и вышел.
Сашка следом за ним поднялся на палубу. Дремотное, как будто никем не управляемое судно двигалось по гладкой воде. С севера, с океана, шли длинные пологие валы.
— Штормит где-то, — сказал парень. — А у нас курорт.
Из-за рубки доносилось бренчание гитары, Сашка обошел рубку. Лицом к заходящему солнцу прямо на палубе сидел бородач в полярной куртке, натянутой на голое тело. Он тихо бренчал на гитаре и пел, мурлыкая для самого себя, для этой тихой минуты жизни.
Увидев Сашку, парень прихлопнул струны ладонью. Приземистый, чернобородый, он напомнил жюль-верновского доктора Сэллинджера.
— Слушай, — сказал парень. — Я тут сидел и про тебя думал. Не переношу три категории людей: бичей, тунеядцев и туристов. Ты кто из трех?
Сашка пожал плечами.
— Для тунеядца ты мрачен, тунеядец всегда ласков, для бича не годишься: бич заливать умеет, а ты молчишь. Турист ты, что ли? Маешься этой дурью?
— Мне на восток надо. И как можно быстрее.
— При закатном солнце и гладком море можно увидеть зеленый луч. Ты его видел? — неожиданно сказал парень.
— Нет.
— И я нет. Вот сижу и жду.
— Не буду мешать…
— Не мешай, — согласился парень. — Тем более что лирика эта бывает два дня в навигацию. И часов через шесть начнется приличный шторм.
— Откуда знаешь?
— По штилю и облакам. Подними взгляд.
Сашка посмотрел вверх. В безоблачно чистом небе, где-то в середине зенита вытянулись три плотных чечевицеобразных облачка.
— Штормовые облака. Радуйся.
— Чему?
— Ты же спешишь? Побежим на отстой. И именно в Тикси.
Сашка стоял у поручней. Начинал задувать легкий ветер. Ветер доносил из-за надстройки тихое бренчание гитары.
Вскидываясь на волнах, гидрографическое судно спешило к востоку. Волна еще не была злой, но ветер уже срывал водяную пыль с верхушек, бросал ее на палубу и завывал в снастях и надстройке. Ребята в штормовках мотались по палубе, убирали разбросанное оборудование, вещи.
Сашка Ивакин прилепился к поручням. Лицо его было мокрым.
Сзади возник бородач все в той же полярной куртке на голом теле. Куртка и тело блестели как лакированные.
— Пойдем, поможешь! — крикнул он.
За надстройкой было сравнительно тихо. С десяток бочек, обмотанных тросом, шевелились как живые.
— Не могу трос затянуть, — выдохнул бородач.
— Закрутить надо ломиком, — быстро предложил Сашка.
— Закрутишь его…
— Тащи ломик, — приказал Сашка.
Толстенный трос не хотел закручиваться в петлю.
Сашка налег, трос еле-еле подался. Сашка закусил губу и провернул лом один раз, второй. Бочки мертво стянулись.
— Силен! — одобрительно выкрикнул бородач.
— Давай доски. Расклинить надо.
Сашка забрался на бочки и обухом топора стал вбивать куски досок между бочками.
Волна вздыбила палубу, Сашка затанцевал на бочках, но удержал равновесие. Осмотрелся, спрыгнул на палубу, мокрый и счастливый.
— Порядок! — удовлетворенно крикнул парень. — Теперь в трюм, там надо кое-что закрепить.
…Оживленные, мокрые, ребята сидели в крохотной кают-компании вокруг пляшущего стола. Бородач со смехом рассказывал:
— Я говорю: Саша, не налегай. Судно у нас хлипкое. А он…
Сашка усмехнулся.
Сверху пробарабанил по ступенькам парень в зюйдвестке.
— Да-ает! Хлебнем в эту ночку!
— Льдов бы не нагнало. Напоремся в темноте и…