Страница 93 из 95
– Вы собираетесь показать нам, где он укрывается? – изумился Хиссуне.
– Да.
Слишком хорошо, чтобы быть правдой, подумал Хиссуне, глядя по очереди на Альсимира, Стимиона и других ближайших советников. Они явно испытывали те же чувства: скептицизм, настороженность, враждебность.
– Почему вы хотите это сделать?
– Он совершил нечто противозаконное.
– Война в самом разгаре, а вы пришли к нам только теперь…
– Я хотел сказать, мой лорд, противозаконное по нашим обычаям, а не по вашим.
– Ах, вот как. И что же произошло?
– Он отправился в Иллиривойн, захватил Данипьюр и собирается ее убить.
Незаконно захватывать Данипьюр. Незаконно лишать ее жизни. Он не слушает ничьих советов. Он захватил ее. К моему стыду. Я находился среди тех, кто был с ним. Я думал, что он хочет держать ее в плену, чтобы она не могла пойти на сделку с вами, неизменными, против нас. Он говорил, что не будет убивать ее, пока не решит, что война полностью проиграна.
– А сейчас он так думает? – спросил Хиссуне.
– Нет, Лорд Хиссуне. Он считает, что война еще далеко не проиграна: он готов выпустить на вас новых тварей и новые болезни и считает, что находится на пороге победы.
– Зачем тогда убивать Данипьюр?
– Для закрепления своей победы.
– Безумие!
– Я тоже так думаю, мой лорд. – Сейчас глаза Аарисиима были широко раскрыты и горели странным огнем. – Он рассматривает ее в качестве опасного соперника из-за того, что она склоняется к миру, а не к войне.
Если ее убрать, для его власти не останется никакой опасности. Но это еще не все. Он собирается заклать ее на алтаре – принести ее кровь в жертву водяным королям за их продолжительную помощь. Он соорудил храм по образцу того, что находился в Старом Велалисере, и сам возложит Данипьюр на жертвенный камень, и своими собственными руками отнимет у нее жизнь.
– А когда это должно произойти?
– Сегодня ночью, мой лорд. В Час Хайгуса.
– Сегодня ночью?
– Да, мой лорд. Я добирался со всей возможной быстротой, но ваша армия такая огромная, я боялся, что меня убьют прежде чем я доберусь до вашей личной охраны. Мне надо бы прийти к вам вчера или позавчера, но не было возможности, я не мог…
– Сколько дней отсюда до Нового Велалисера?
– Наверное, четыре. Может быть, и три, если спешить.
– Тогда Данипьюр погибла! – гневно воскликнул Хиссуне.
– Но если он не убьет ее…
– Вы сказали, что жертвоприношение состоится сегодня ночью.
– Да, сегодня луны и звезды благоприятствуют ему, но вдруг он потеряет решимость, передумает в последний миг…
– Часто ли Фараатаа теряет решимость? – поинтересовался Хиссуне.
– Никогда, мой лорд.
– Тогда мы никак не сможем вовремя добраться до места.
– Не сможем, мой лорд, – мрачно подтвердил Аарисиим.
Хиссуне хмуро посмотрел в сторону двикковой рощи. Что будет, если Данипьюр погибнет? Тогда не останется никакой надежды на соглашение с метаморфами: он понимал, что лишь она одна могла смягчить ожесточение мятежников и заставить их пойти на компромисс. Без нее начнется война на истребление.
Он спросил у Альсимира:
– Где сейчас Понтифекс?
– Он к западу от Кинтора. Возможно, добрался до Дулорна, и, скорее всего, сейчас где-то в районе Рифта.
– А можем мы послать ему туда сообщение?
– У нас очень ненадежная связь с теми местами, мой лорд.
– Я знаю. Я хочу, чтобы ты хоть как-нибудь, любым способом, передал ему эту новость в течение двух часов. Испробуй все, что можно. Воспользуйся колдунами, пошли сообщение Леди, чтобы она попыталась достать его через сновидения. Делай все, что только можно представить, понимаешь, Альсимир?
Он должен узнать, что сегодня ночью Фараатаа собирается убить Данипьюр.
Передай ему это как хочешь и скажи, что только он может ее спасти. Любой ценой.
7
Для этой цели, подумал Валентин, ему понадобятся и обруч Леди, и зуб Маазмоорна. Не должно быть никаких помех, никаких искажений послания: он использует все имеющиеся в его распоряжении возможности.
– Встаньте ко мне поближе, – приказал он Карабелле, Делиамбру, Тисане и Слиту. – Окружите меня. Когда я дотянусь до вас, возьмите меня за руку. Не говорите ничего: только держите.
День был ясным и прозрачным. В свежем бодрящем воздухе пахло алабандиновым нектаром. Но далеко на востоке, в Пьюрифайне, уже опускались сумерки.
Он надел обруч, стиснул в руке зуб водяного короля, глубоко вдохнул свежий, ароматный воздух, от которого у него закружилась голова.
– Маазмоорн?
Валентин исторг зов с такой силой, что окружавшие его, должно быть, почувствовали отдачу: Слит содрогнулся, Карабелла прижала ладони к ушам, а у Делиамбра вдруг начали возбужденно извиваться щупальца.
– Маазмоорн? Маазмоорн?
Колокольный звон. Медленное, тяжелое шевеление гигантского тела, качающегося в холодных северных водах. Легкое шевеление огромных черных крыльев.
– Я слышу, брат Валентин.
– Помоги мне, Маазмоорн.
– Помочь? Чем я могу помочь?
– Позволь мне пролететь по миру с твоим духом.
– Тогда иди ко мне, брат-король, брат Валентин.
Это оказалось до изумления просто. Он почувствовал, что становится легким, взмыл вверх. Он плыл, парил, летел. Под ним половинкой огромного шара лежала планета, что погружалась на востоке в ночную темноту. Водяной король нес его безмятежно, безо всяких усилий, как великан мог бы нести на ладони маленького котенка, все дальше и дальше над открывающимся под ним миром. Он ощущал себя единым целым с планетой, он чувствовал себя воплощением всех двадцати миллиардов ее жителей – людей, скандаров, хьортов, метаморфов и всех остальных, они перемещались внутри него, подобно кровяным тельцам. Он был одновременно повсюду; являлся всей печалью и всей радостью мира, всей тоской и всей нуждой. Он был всем. Он был бурлящей вселенной конфликтов и противоречий. Он ощущал горячее дыхание пустыни, теплый дождик тропиков и холод горных вершин. Он смеялся, плакал, умирал, любил, ел, пил, танцевал, сражался, бешено скакал по неизведанным местам, трудился в поле, прорубал тропу в буйных зарослях джунглей. В океанах его души показывались на поверхности громадные морские драконы, и, издав чудовищный протяжный рев, вновь скрывались в бездонных глубинах. Он посмотрел вниз и увидел раны земли, те места, где земля восстала и столкнулась сама с собой, увидел, как все можно исцелить, воссоединить и вернуть к мирной, спокойной жизни. Все охватывалось Сущим.
Все было частью всеобъемлющей, единой гармонии.
Но он ощущал во всей великой гармонии один-единственный диссонанс.
Тот врывался резким, пронзительным, визгливым, скрипучим звуком, разрезал ткань мира, подобно ножу, оставляя за собой кровавый след, раздирал целостность на части.
Валентин знал, что даже этот диссонанс – одна из граней Сущего. И все же, эта сторона Сущего – мутящая воду, поднимающая пену, ревущая в своем безумии на обширных пространствах мира – была частью Сущего, не способной принять Сущее. Она кричала во всю мочь «Нет!» всем остальным. Она восставала против тех, кто будет восстанавливать гармонию, латать разорванную ткань, кто восстановит единство целостности.
– Фараатаа?
– Кто ты?
– Понтифекс Валентин.
– Дурак Валентин. Младенец Валентин.
– Нет, Фараатаа. Понтифекс Валентин.
– Твой титул для меня пустой знак. Я – Король Сущий!
Валентин рассмеялся, и смех его рассыпался по миру дождем капель золотистого меда. Он воспарил на крыльях великого короля драконов, поднявшись чуть ли не до края неба, откуда мог разглядеть сквозь темноту вершину Замковой Горы, пронзающей небеса на другой стороне мира, и Великое Море за ней. Он посмотрел вниз, на джунгли Пьюрифайна и вновь рассмеялся, наблюдая за разъяренным Фараатаа, что извивался и барахтался под ливнем этого смеха.
– Фараатаа?
– Чего ты хочешь?