Страница 30 из 66
Мария Федоровна слишком давно стала вдовой и уже не помнила чувств женщин, добивавшихся любви мужчин, теперь ей казалось, что на свете есть только одно достойное женщины занятие, и это – забота о детях. Она опекала множество сирот и любила их всех. Первыми ее приемышами стали сестры Бенкендорф, и если старшая из них выросла просто достойной женщиной – женой и матерью, то младшая – Долли Ливен – стала настоящей звездой. Мария Федоровна вырастила себе преданную помощницу, а ее сын-император получил блестящего тайного дипломата и разведчика.
«Долли послужит и Нику. Пока она сидит в Англии, у моих сыновей есть возможность влияния на политику этой страны, – порадовалась старая императрица. – Она – лучшая моя воспитанница, я могу ею гордиться».
Мария Федоровна перебрала в памяти имена детей, взятых ею на особое попечение после смерти родителей, сравниться с Долли в успехах мог только Дмитрий Шереметев. Этот молодой человек уже сейчас проявлял страстное рвение в делах милосердия, да к тому же наметанный глаз императрицы разглядел в нем отменные способности: тот мог запросто просчитать стоимость любого проекта, и сам рисовал чертежи богоугодных заведений, больниц и школ. Мария Федоровна уже видела в нем своего ближайшего помощника, она даже собиралась, понятно, что со временем, передать ему свое любимое детище – управление благотворительными и воспитательными учреждениями, выпестованными ею за тридцать лет.
«Он – хороший мальчик, умный и благородный, – признала Мария Федоровна, – а главное, очень способный. Я устала тянуть этот воз, пора передавать дела. Скажу Нику, чтобы отпустил Шереметева в отставку, и для начала поставлю Дмитрия председателем попечительского совета Воспитательного дома».
Мысль о том, что у нее скоро появится такой толковый помощник, развеселила императрицу, она поднялась с постели и позвонила. Сразу же вбежали озабоченные фрейлины и камеристки.
– Придется нам поторопиться, – распорядилась Мария Федоровна, – давайте кофейное шелковое платье и берет из золотой тафты.
Она знала, что успеет собраться. Императрица уж давным-давно не нуждалась в парикмахере: ее седые и поредевшие волосы прикрывал рыжий парик, и лицо она уже не красила. Зачем? Суета сует… Камеристки помогли ей надеть парадное платье, а поверх парика закрепили пышный берет с пером. Ожерелье из трех ниток отборного жемчуга, когда-то подаренное Марии Федоровне старшим сыном, и овальная камея с портретом мужа остались теперь ее единственными украшениями. Она оглянулась на фрейлин и заметила веселый блеск их глаз, те радовались балу. Молодо-зелено! Императрица умилилась их наивности и подыграла:
– Ну что, пойдемте веселиться?
Фрейлины просияли, и Мария Федоровна направилась к дверям, почему-то вдруг вспомнив, что так и не смогла ответить себе на вопрос, на скольких же балах она считалась хозяйкой.
Глава 15
Бал, где хозяйкой выступает императрица Мария Федоровна! Неужели ее мечта сбудется? До выезда оставалось еще около часа, но Надин уже собралась. Она начала готовиться с утра и за это время трижды сменила прическу, дважды отправила Стешу переглаживать платье, забраковала с десяток белых роз, принесенных из сада Любочкой. Наконец она все-таки признала, что более-менее приблизилась к идеалу, нарисованному ее воображением.
Сегодня она выбрала белое! Переливчатый атлас корсажа выразительно облегал грудь, а кружевная пена оборок вокруг тонких рук добавляла нотку воздушности в безупречный облик. Полураспустившийся розовый бутон с двумя матовыми листочками угнездился среди прядей, собранных на макушке, а тугие локоны у лица оттеняли тонкость черт и молочную белизну кожи.
«Ну хороша же?» – мысленно спросила она себя. Ответ был однозначным.
Перед выездом все собрались комнате Надин.
Старая графиня всплеснула от восторга руками и заявила:
– Ты – первая красавица Москвы!
– Ах, тетя, не нужно забивать девочке голову, – мягко поправила ее Софья Алексеевна. – Мне кажется, что уже появился человек, который станет беспрестанно говорить ей комплименты, давайте хоть мы сохраним трезвую голову.
– Но ведь она и впрямь стала самой красивой дебютанткой, – поддержала старую графиню Кочубей, но, глянув в измученное лицо подруги, мягко заметила – Ты не переживай, все будет хорошо.
Софья Алексеевна лишь вздохнула.
– Ты ведь рискуешь, везя Надин в Кремль, ее же не приглашали. Вдруг ты вызовешь гнев императрицы-матери или, не дай бог, царской четы?
Кочубей хотела отмахнуться, но сдержалась и в очередной раз произнесла то, что говорила уже раз сто:
– Ты представляешь, сколько там будет народу? Никто из царствующих особ не помнит наизусть списков приглашенных, а девочка лишний раз потанцует с Шереметевым, пусть общество привыкнет к мысли, что они поженятся.
Софья Алексеевна покорно кивнула и промолчала.
Кочубей в последний раз оглядела наряд своей подопечной, довольно кивнула и напомнила:
– Поехали, только имей в виду, я с Марией Федоровной давно знакома. Она – дама проницательная да и хитра без меры, не знаю, как уж ты собралась ее очаровывать, но смотри не зарвись.
– Не беспокойтесь, я буду вести себя безупречно, – пообещала Надин.
У нее вообще-то не было сомнений в успехе. Она сделала половину дела, доделает и вторую. Кто мог с ней сравниться? Бабушка сказала истинную правду – она была самой красивой девушкой Москвы. Единственное, что ее пугало, так это впустят на бал или нет.
Сердце Надин забилось чаще, когда графиня Кочубей предъявляла приглашение сначала на въезде в Кремль, а потом и у крыльца Грановитой палаты. Но ее страхи оказалось напрасными – вопросов не возникло, и Надин с замиранием сердца вступила на ковровую дорожку Красного крыльца. А как же не волноваться, если по этим самым ступеням несколько дней назад шла на коронацию в Успенский собор царская чета?
В дверях Грановитой палаты Мария Васильевна в последний окинула придирчивым взглядом свою подопечную и тихо, так, что Надин скорее догадалась, чем услышала, прошептала:
– Господи, помоги!..
Кочубей двинулась вперед, а Надин, отстав на полшага, как того требовали приличия, последовала за ней. Они вошли в огромный зал с высоким сводчатым потолком, такие Надин прежде видела лишь в храмах, но этот зал совсем не походил на церковный, хотя и был торжественно-парадным. На затянутых малиновым бархатом стенах сияли золоченые державные орлы, а вдоль маленьких частых окон рядком выстроились старинные скамьи и стулья. Кое-где на них уже расселись дамы постарше, но большая часть многочисленных гостей стояла вдоль стен и расписных колонн.
Надин сразу поймала сияющий нежностью взгляд Шереметева, тот уже спешил ей навстречу.
– Добрый вечер, ваше сиятельство, – поклонился он графине Кочубей и, не дожидаясь ее ответа, улыбнулся Надин. – Здравствуйте, Надежда Александровна!
Но Марию Васильевну оказалось трудно сбить с толку – она перехватила инициативу и затеяла общий разговор о погоде и здоровье.
«Наверное, это и неплохо», – с облегчением подумала Надин.
Она до сих пор боялась что-нибудь ляпнуть и отпугнуть жениха. Ясно же, что у Шереметева – благородная и возвышенная душа, и избранница ему требовалась под стать. Она даже подозревала, что этот трепетный и деликатный молодой человек ужаснется, когда узнает, чем занимается его жена.
Церемониймейстер громко объявил о прибытии ее императорского величества, и в дверях появилась Марии Федоровны.
Слушая рассказы бабушки и графини Кочубей о вдовствующей императрице, Надин почему-то считала, что та должна быть моложе. Не могла же эта пожилая и безмерно усталая дама, появившаяся сейчас в зале, держать в кулаке все императорское семейство и управлять бесчисленным множеством благотворительных заведений. Надин видела тучную женщину с тяжелой походкой не очень-то здорового человека, государыня медленно продвигалась по залу, вяло здороваясь с гостями. Но вот что-то зацепило внимание императрицы, ее глаза вспыхнули жестким огнем, а живое выражение лица сразу же сделало Марию Федоровну молодой и сильной.