Остров меняет название

— А самолет на Марс долетит? — спросил Минька.

— Нет, — сонным голосом сказал Семен.

— А вертолет, наверно, поднимется?

— Слушай! Дай человеку выспаться! Тебе сегодня весь день болтаться, а мне ещё уроки учить надо.

Минька обиделся и полез с кровати прямо через брата. В ту же минуту он получил оглушительную затрещину.

— Привыкай к вежливости, — объявил Семен.

Что будешь делать с Семеном! Такой у него характер.

Вышел заплаканный Минька во двор и вдруг видит Павлик Уткин прилаживает к забору старый самовар. Так увлекся, ничего вокруг не замечает. Рукава у рубашки засучены. Мастеровой, да и только! Удивился Минька и говорит:

— Чай будешь пить?

— Чудо! — усмехнулся Павлик. — Это у меня душ будет. Как проснусь утром, сразу сюда. Каждый день холодной водой окачиваться буду. Для укрепления здоровья. Погоди-ка минутку.

Он вытер руки о траву и побежал в дом. Вернулся оттуда с полным ведром воды. Минька помог ему вылить воду в самовар. Сразу же из крана на землю полилась тоненькая струйка. Затем Павлик достал из кармана проколотую резиновую грушу и натянул на кран. Теперь вода разбрызгивалась на несколько струек.

— Видишь! — с гордостью сказал он. — Погоди, еще все завидовать будут.

До чего же Павлик умный! Что хочешь может придумать. Река километрах в трех от города. Выкупаешься и пока идешь обратно, все удовольствие пропадает. А теперь можно купаться прямо во дворе.

— И я буду приходить под душ, — сказал Минька.

— Приходи, — разрешил Павлик. — А больше никого не пустим, потому что наш душ, мы его делали.

Они полюбовались душем, пожалели, что еще холодно, купаться нельзя, и собрались было идти на городской базар, где недавно поставили карусели. Но в это время услышали сзади суматошный крик. Оглянулись: катит прямо на них на подростковом велосипеде Олег Кусариков. Правда, сказать «прямо» — не совсем верно, так как Олег выписывал восьмерки.

— Берегись! — вопил он, не в силах остановиться.

Ребята еле успели отбежать. Переднее колесо ударилось об забор, и побледневший Олег вылетел из седла. Сначала он не шевелился, потом застонал, стал вставать. Вся щека у него была в грязи.

Павлик опомнился первый.

— Здорово тебя, — сказал он, помогая Олегу подняться.

Олег зло взглянул на него, растер грязь на щеке.

— Чего разбежались? — укорил он ребят. — Ничего бы вам не сделалось, могли бы и не бежать… Чего смеетесь? Из-за вас упал. Я по той стороне ехал, ничего ехал. А вас увидал, меня и потянуло. Не помню, как около поленницы проскочил.

— Тех, кто не умеет, всегда тянет, — сказал Минька, поднимая велосипед и любуясь им. — Увидишь впереди камень, захочешь объехать и все равно наедешь.

С этими словами он приготовился сесть на велосипед, но Олег — будто не падал — живо подскочил, вырвал машину из рук.

— Свой заимей, тогда и катайся.

Велосипед был новенький, с сверкающими на солнце спицами, с сиденья спускались пушистые зеленые кисточки.

— Пожалел, — обиженно сказал Минька.

Павлик тоже не мог оторваться от велосипеда. Такая роскошь смущала его.

— Совсем Олег не пожалел, — заискивающим тоном выговорил он. — Вдруг ты упадешь, сломать можешь. Вот я не упаду. Я совсем немножко прокачусь…

Но и эта хитрость была напрасной: Олег не дал машины и ему. Тогда Павлик сказал:

— Не съедим твой велосипед. По двору проедем, и все. А ты пока посмотри, какой мы душ сделали.

— Это не душ, а самовар, — определил Олег, не обладающий даром воображения. — Вот у нас в ванной — это душ. Спроси Миньку, он видел.

Минька в самом деле видел. Это случилось, когда Олег не пришел в школу, и учительница попросила Миньку узнать, что с ним. Олег водил Миньку по всем комнатам. В одной они попрыгали на кожаном диване, на котором подкидывало не хуже, чем на трамплине, в другой рассматривали большой ковер с оленями и фотографии родственников. На родственников Минька стеснялся поднять глаза. Они важно смотрели со стены и как будто спрашивали: «А нет ли у тебя, Минька, двоек в дневнике?»

Ходили по квартире долго, заглянули в кухню и ванную. Вот там Минька и видел душ. Напоследок они очутились в маленькой комнатке, где стояла кровать, стол с выдвижным ящиком и этажерка.

— Это моя комната, — сказал Олег. — Могу в ней делать что хочу.

Только он это сказал, вошла домработница с важным лицом, как у родственников на фотографиях, и начала кричать, что будто они не вытерли ноги и наследили по всему полу. Олег тоже стал кричать на нее и топать нарочно. А Минька потихоньку выскользнул за дверь и только на улице перевел дух…

— Ну дай прокатиться! — все еще упрашивал Павлик. — Хоть до калитки… Когда у меня чего бывает, я всегда даю. Просят — и даю.

— Хитер! — сказал Олег и кивнул Миньке. — Он прокатиться хочет. Ему велосипед понравился. А сломаешь? Он денег стоит. Покупай свой, тогда и катайся, сколько знаешь… И ничего ты не даешь: у тебя ничего не бывает.

Олег поднял велосипед и, не рискуя больше садиться на него, отправился, прихрамывая, домой. Ребята провожали его завистливыми взглядами.

— И пусть! — с отчаянием проговорил Минька. — Пусть! Зато у нас душ есть. Еще получше…

Они посмотрели на душ, и он им показался простым мятым самоваром.

— Может, и нам купят. Попросим, Минь! Мне мама давно обещала что-нибудь купить. Перейдешь, говорит, в пятый класс, и куплю…

— Что ты! — прервал Минька. — Разве велосипед купит! Где денег взять? Вот если бы попросить один на двоих… Давай попросим? Один на двоих еще лучше — дольше не надоест. Через день будем кататься. Сегодня ты, завтра я. Или ты до обеда, я после. И тогда Олег пусть больше не хвастается…

Однако матери им наотрез отказали. А Семен стал насмехаться над Минькой.

— Купи тебе велосипед — ходить разучишься.

Ребята погоревали и стали думать, что бы такое сделать. Решили играть в расшибалку. Один раз даже выиграли около рубля. Надо было идти домой, а они раззадорились: еще выиграем! И, конечно, проиграли. И тут Минька сказал, что денег им не наиграть за целый год.

Тогда стали собирать тряпье. Набрали громадную кучу, а сдавать принесли, им за все дали только семь рублей. Ребята помрачнели от досады. Взялись за железо, но и оно оказалось не дороже. Меди бы или свинца, но где возьмешь! Самовар отдавать жалко. Единственное утешение! Выбегут утром — и под душ. Накупаются так, что зубы начинают лязгать.

Однажды Павлик сказал:

— Я, кажется, придумал. И еще как придумал. Не хуже велосипеда будет…

В этот день они выменяли на дворе за перочинный ножик два больших куска фанеры. Назавтра около механического завода разыскали толстый железный прут. Потом нашли ровный березовый кругляш… Работа закипела.

Раз заглянул к ним в сарайку Семен. Посмотрел, как ребята трудолюбиво строгали доски, как примеривали их и, не разузнав толком, что они мастерят, сказал снисходительно:

— Напрасно стараетесь. Ничего у вас не выйдет.

Потом походя дал Миньке подзатыльника, устроил Павлику темную и повторил:

— Бросьте, говорю. Займитесь каким-нибудь делом.

Но на следующий день появился снова. Помог из железного прута согнуть педали, часа три провозился с фанерой — обрезал ее, прибил к краям планки. После попросил принести пилу.

— Колеса из кругляша выпилю, остальное сделаете сами. Работы всей пустяк.

Но это только казалось — пустяк. Провозились с самоделкой еще две недели. И вот после этого на заборе около душа появилась красная пятиконечная звезда. Но особенно пахло масляной краской из сарайки, двери которой все время оставались на задвижке. Что там делалось, никто из мальчишек со двора не знал.

А еще через неделю, в полдень, когда ярко светило солнышко, когда тем, кто купается, не хотелось вылезать из воды, когда все живое пряталось в тень, — в этот час из сарайки с пронзительными свистками выкатил двухместный автомобиль. Раскрашен он был под пожарную машину, там, где у всех порядочных автомобилей должен быть мотор, красовалась аккуратно нарисованная звезда, обведенная белой каемочкой. А пониже крупными буквами было выведено: «Марс». Колеса из кругляша были густо покрыты белилами.