Страница 2 из 6
Серёжик, вытерев слезы, включил телевизор. Шла триста вторая серия про хомяка-разведчика.
Ёжик грыз хлеб и запивал водой из-под крана.
Мама бы дала яичницу и молоко.
По телевизору уписывали ананасы с коктейлем.
Вдруг экран погас! Сколько ёжик ни давил на кнопки пульта — всё зря! Стало ещё обиднее: ни печенья, ни мамы, ни телевизора.
Что-то зашуршало наверху. Серёжик подскочил и бросился в свою комнату. Никого.
Странное шуршание. Непонятное.
И опять тяжёлая тишина. И дорога, ведущая к дому, пуста. И деревянный ёжик фыркает, а мамы всё нет и нет. Как будто не было вовсе.
Ах, какая у Серёжика была замечательная мама! Они вместе играли во всё на свете: в шашки, в солдатики и даже в догонялки. Мама учила Серёжика прыгать через скакалочку и подтягиваться на турнике. Мама пекла пироги с картошкой, брусникой и грибами. А иногда и пирожные с кремом. Но вкуснее всего, конечно, мандариновое печенье! Квадратное, с резными уголками! Хрустящее, с извилистыми оранжевыми прожилками!
Конечно, мама ещё варила никому не нужные борщи, каши и другую бесполезную еду.
Она любила заниматься пустяками: полола подосиновики, скребла до блеска забор и, что уж совсем глупо, мыла то, что всё равно испачкается: полы, чашки, свои и Серёжиковы иголки. А никому не видный хвостик заставляла полоскать два раза в день!
И всё равно, это была самая лучшая в мире мама!
Она любила повторять:
— Два сантиметра — ерунда. Ты станешь большим и храбрым!
Серёжик спрашивал:
— А умным?
— Самый большой ум — это доброе сердце, — отвечала мама.
Трудно поверить в то, что станешь большим и храбрым, если тебя дразнят микробом, если боишься всего: пауков, чернющей темноты, ёжеедов, скелетов, кротов и злых шух!
Серёжик наизусть знал книжку про енота-богатыря. Вот кто был большим и храбрым! На каждой странице он спасал всех без разбора, размахивая мечом!! Вжик-вжик!
Мама тоже любила такие книжки! Она даже вышивала крестиком картины из древних мифов: «Рыцарь Горностай и его верный оруженосец Суслик», «Победа над коварством, или бесстрашный Пингвин», «Подвиг могучей Мыши, или поверженный головастик». Эти картины висели по всему дому, Серёжик любил их рассматривать.
А как мама пела! Все птицы слетались её послушать!
Устав ждать дома, Серёжик вышел во двор и до самых сумерек выглядывал в дырку в заборе.
Только когда стали зажигаться звёзды, он поплёлся обратно.
Очень хотелось есть. Хлеб закончился.
Сбегать в магазин или к соседям — нельзя. Он дошкольник — ему запрещается выходить за ворота. К тому же, если узнают, что он один, маму накажут. Очень большое преступление — оставлять дошкольника без присмотра. Штраф — 500 боровиков!
Серёжик поплелся в гостиную, сел на траву. Она была прохладной. Ещё утром мама, напевая, поливала её из лейки.
В густой траве, если поискать, всегда можно найти что-то давно потерянное: старого солдатика, кирпичик конструктора, плашку лото.
Серёжик стал на четвереньки и пополз, шаря по ковру лапками. Просто так. Чтобы перестать думать о маме. Потом он решил, что ползать просто так — глупо. И стал ползать по-умному: искать заводную гоночную машинку, пропавшую в понедельник.
Около гнутой ножки стола он вдруг наткнулся на что-то холодное. Как будто в траве спрятался кусочек льда. Серёжик, обрадовавшись, схватил это что-то, оказавшееся к тому же ещё и тяжёлым. Каково же было его удивление, когда он вытащил покрытый инеем чугунный ключ, весь в причудливых узорах и ржавчине.
«Наверное, мама потеряла, — решил Серёжик. — Обрадуется!».
Ключ был большой, как еловая шишка. И очень красивый. Его изогнутые бороздки походили на змей, а у основания была голова дракона. Серёжик подумал, что мама выкопала этот ключ в огороде, как иногда выкапывала монетки, осколки старинных кирпичей и ржавые, искорёженные железки.
Он сунул ключ в карман и огляделся. Ползать расхотелось.
Тревожные сумерки окутали комнату, круглые окна стали глазами ночи. Телевизор
по-прежнему не включался. Даже днём сидеть одному в доме невесело, а что делать вечером? В углах собираются зыбкие тени, от каждого шороха, треска замирает сердечко! Кажется, отовсюду: из-под дивана, шкафа, из-за двери — за Серёжиком следят шухи, готовые схватить, как только он повернётся спиной. Страшно!
Серёжик, обмирая от ужаса, стал обходить комнаты и включать свет. Даже в ванной зажёг, даже в кладовке.
Где-то спешит, торопится мама, бежит к нему по тёмной дороге! Может быть, даже катится, свернувшись клубком. Она издалека увидит, что её ждет Серёжик!
Потому что дом светится, как маяк! Каждым окошком!
Глава 3 Визит Крота
Что-то громко зашелестело сзади. Серёжик обернулся и, взвизгнув, бросился в свою комнату. Он взлетел по ступенькам так быстро, что стукнулся лбом о дверь. С силой захлопнул её за собой. Отдышался.
Что он увидел?! Что-то мелькнуло. Может, это был мотылек, залетевший на свет? Комарик, бабочка?
Страшно!
Как не бояться, когда впервые ОДИН? Совсем ОДИН?
Серёжик, насупившись, думал: реветь или не реветь? Сердце колотилось так громко, как часы с деревянным ёжиком.
И тут он вспомнил о железной дороге. Удивительной, замечательной железной дороге! С рельсами, семафорами, шлагбаумами, вагонами, а главное, паровозиком! Что это был за великолепный паровозик! Из трубы у него валил дым, открывалось и закрывалось окошко, в котором сидел зайчик и махал флажком! Конечно, всё это работало, когда были батарейки.
Сейчас батареек не было, но играть в железную дорогу можно и без них. К тому же соединять рельсы так долго, что Серёжику ни разу не удавалось доделать это до конца! Всегда приходила мама и звала то есть, то пить рыбий жир, то вообще укладывала спать.
Серёжик торопливо полез под кровать за коробкой. «Только открою, а мама тут как тут!» — радостно думал он. И в самом деле, только Серёжик вытолкнул коробку на середину комнаты, только высунул голову, как за дверью послышались шаги, и она распахнулась.
«Мама!» — заорал Серёжик и рывком дёрнулся из-под кровати!
О ужас!!! Перед ним стоял Крот!!! Да, да, тот самый крот, который в сказках ворует принцесс, которым пугают маленьких ребят в глупой песенке:
Горе тому несчастному, кто попадет в эту нору!!! Никогда-никогда не увидит он солнца, никогда не обнимет маму, не услышит, как поют птицы и фыркают часы. Сгниёт, пропадёт в черной яме, глубоко-глубоко под землёй, среди червей и искорёженных корней деревьев!
Серёжик онемел от страха.
Крот, в чёрном бархатном смокинге, с чёрной бабочкой на шее, в чёрных круглых очках, невозмутимо осматривался. В одной лапе он держал серебряную трость, в другой — рулон коричневой бумаги, которая шевелилась, словно хотела выпрыгнуть. Бумага шуршала тем странным звуком, из-за которого Серёжик не раз сегодня оббегал комнаты!
Крот не торопился. Он достал из кармана зубочистку и стал ковырять в зубах. О, какие отвратительные это были зубы!!! Острые, кривые, серо-жёлтого цвета!
«Съест! Съест! — зажмурился Серёжик. — Ой-ой-ой, мамочка!»
Но Крот как будто его не видел. «Может быть, слепой? — мелькнула надежда. — Может быть, случайно к нам забрёл слепой крот? И если очень-очень осторожно спрятать голову под кровать, он меня не заметит?»
Ёжик пошевелился.
И в ту же секунду Крот, приподняв очки, уставился на Серёжика! Глаза в глаза! Они у Крота светились зелёным огнем, как будто в каждом горело по маленькой лампочке!
— Вылезать будешь? — ощерившись, спросил он.
Серёжик замотал головой
— Ну и ладно, — равнодушно согласился Крот. — Слушай.
Он развернул подпрыгивающий от нетерпения свиток и принялся читать скучным голосом: