Лорд Престимион

Акбалик рассмеялся.

— Дантирия Самбайл сам себе закон. Ему было всего двенадцать лет, когда он унаследовал пост прокуратора Ни-мойи. Это всегда был важный пост, как ты понимаешь, самый важный в Зимроэле, но то было до того, как Дантирия Самбайл его занял. Все полагали, что нужно учредить регентство, но события повернулись иначе. Он за две минуты избавился от своего кузена-регента и взял власть в свои руки. А потом, благодаря по крайней мере трем бракам и полудюжине неофициальных альянсов, а также многочисленному наследству от разнообразных влиятельных родственников, он сколотил себе личную империю. К тридцати годам он непосредственно правил третьей частью континента Зимроэль и пользовался огромным влиянием в остальной его части, за исключением резервации метаморфов. Если бы он смог придумать способ и ее захватить, то сделал бы это. По сути дела, он правит Зимроэлем почти как король. А королю нужна приличная резиденция: Дантирия Самбайл провел последние сорок лет, перестраивая полученный в наследство дворец, и вот он перед тобой.

— А как насчет понтифекса и короналя? Они против всего этого не возражали?

— Главной заботой старого Пранкипина, по крайней мере до того, как он подружился с чародеями, всегда была коммерция: постоянная экономическая экспансия и свободный поток товаров из одного региона в другой, чтобы все получали хорошую прибыль и деньги постоянно циркулировали по планете. Думаю, он считал возвышение Дантирии Самбайла благоприятным фактором в этом процессе. Зимроэль был довольно разобщенным материком, лежащим за морем, настолько далеким от центров управления, что местные лорды всегда делали что хотели, и когда интересы герцога Нарабаля сталкивались с интересами принца Пидруида, то это не всегда благоприятно отражалось на региональной экономике. В планы Пранкипина входило поставить во главе всего региона человека, подобного Дантирии Самбайлу, способного объяснить местным парням, что они должны делать, и заставить их выполнять распоряжения. Что касается лорда Конфалюма, он проявлял еще большую, чем понтифекс, заинтересованность в объединении Зимроэля под властью Дантирии Самбайла. Никому из них не нравился сам Дантирия Самбайл, как ты понимаешь, — да и кому он может нравиться? — но они считали его полезным. Даже незаменимым. Поэтому они мирились с захватом им власти и некоторым образом даже поощряли его. А он был достаточно умен, чтобы не наступать им на мозоли. Часто ездил в Лабиринт и в Замок, выказывал им уважение, верный подданный его величества и милорда короналя… и так далее, и тому подобное.

— А лорд Престимион? Он тоже собирается мириться с таким положением?

— Престимион? — По лицу Акбалика пробежало легкое облачко. — Нет, теперь все иначе. Между лордом Престимионом и прокуратором что-то произошло.

У них довольно серьезные разногласия.

— Какого рода?

Акбалик отвел взгляд.

— Не того рода, чтобы я мог обсуждать их с тобой сейчас, мой мальчик Серьезные, вот и все. Очень серьезные. Возможно, у нас будет время поговорить подробнее в другой раз. К тому же мы, кажется, причаливаем.

Та часть города, где причалил корабль, называлась Стрелейн, и Акбалик сообщил Деккерету, что это центральный район Ни-мойи. Их ждал правительственный экипаж. Он повез их вверх, на холмы, и в конце концов они высадились у высокого здания, которое в следующие несколько месяцев должно было служить им домом.

Небольшая комната Деккерета находилась на пятнадцатом этаже. Он даже представить себе не мог, что у здания может быть так много этажей. Стоя у широкого окна, он смотрел на крыши расположенных внизу домов, на реку за ними, на темную линию южного берега Зимра — так далеко, что он едва мог ее различить, и у него возникло головокружительное ощущение, что это здание в любой момент может рухнуть вперед под собственным невыносимым весом и обрушиться вниз с холма, рассыпая во все стороны кирпичи. Вздрогнув, он отвернулся от окна.

На следующий день он начал работать в бюро апелляций, где разбирали разного рода жалобы, связанные с документами. Это было подразделение казначейства, разместившееся в заднем крыле бестолкового правительственного комплекса из синего гранита, построенного тысячу лет назад в южной части Стрелейна и известного как Дом Касканара.

Деккерет не питал иллюзий и осознавал всю бессмысленность этой работы. Ему полагалось беседовать с людьми, важные документы которых — важные для них, во всяком случае, — почему-либо испортили бюрократы, и помогать им уладить недоразумения. С первого дня он пытался решить споры об ошибочных датах регистрации рождений, неверных границах земельных владений, запутанных и противоречивых пунктах, вставленных в документы нерадивыми стенографистами, и других подобных вещах. Не существовало такой причины на свете, которая обусловила бы необходимость отправить его за тысячи миль для того, чтобы заниматься подобными тоскливыми и мелкими делами, с которыми мог справиться любой чиновник, уже работающий здесь и желающий сделать карьеру.

Но он знал, что все члены правительства, начиная с понтифекса и короналя, по сути своей были чиновниками, делающими карьеру. И каждый принц на Замковой горе, который питал честолюбивые устремления занять высокий пост, должен был некоторое время заниматься рутинной работой именно такого сорта.

Даже Престимион, который родился с титулом принца Малдемарского и мог бы провести жизнь в приятном безделье, слоняясь по своим виноградникам, вынужден был пройти череду подобных этому постов, чтобы приобрести практический опыт, прежде чем сесть на трон.

Деккерет, сын странствующего торговца, никогда не питал столь грандиозных амбиций. Корона Горящей Звезды не входила в его планы; самое смелое устремление, какое он мог себе позволить, — это стать одним из рыцарей в Замке. И он этого почти добился — по крайней мере, стал кандидатом в рыцари, благодаря стечению обстоятельств, в результате которого он оказался поблизости от короналя во время покушения на его жизнь. Поэтому он и оказался за этим письменным столом в бюро апелляций Ни-мойи, чтобы день за днем корпеть над дурацкими, скучными бумагами, надеясь, в конце концов, перейти к более великим свершениям, продвинуться ближе к вершине власти. Но сначала .нужно было выдержать испытание.

Акбалик, которого он никогда не видел в свои рабочие часы, и только изредка по вечерам, уже перешел к более великим свершениям, хотя Деккерет и не знал, в чем они заключались. Акбалик служил для Деккерета примером, которому стоило подражать. Он еще не вошел в ближайшее окружение короналя, но это было лишь вопросом времени. Он состоял в дружеских отношениях с Верховным канцлером Септахом Мелайном; пользовался уважением деловитого и грубоватого адмирала Гиялориса; имел свободный доступ к лорду Престимиону. Несомненно, ему суждено совершить быстрое восхождение к вершинам власти.

Конечно, Акбалик доводился племянником богатому и могущественному принцу Сирифорну, и это ему помогало. Но хотя высокое происхождение могло довольно легко вознести человека на высокое место в иерархии Замка, Деккерет знал, что в конечном счете только собственные достоинства, характер, упорство помогают на нем удержаться. Глупцы и лентяи не становятся короналями, хотя при наличии удачи и семейных связей занимают менее крупные, но тоже высокие должности, несмотря на свои вопиющие недостатки.

Наглядным примером мог послужить граф Меглис Норморкский.

Однако даже самого высокого происхождения было недостаточно, чтобы занять трон, иначе Сирифорн, потомок половины великих короналей древности, давно бы уже его получил. Но принц Сирифорн не подходил для этой должности. Ему недоставало необходимой серьезности. Септах Мелайн, Верховный канцлер, также никогда не стал бы короналем — вероятно, по той же причине.

А вот лорд Престимион доказал свое соответствие этой должности. Как и лорд Конфалюм до него. И Акбалик тоже: этот уравновешенный, остроумный, трудолюбивый, надежный человек мог быть достоин жезла короналей. Деккерет чрезвычайно им восхищался.