Страница 44 из 117
— Корональ обрадуется такому известию. Он очень любит его величество.
Вологац Cap сменил позу, показывая, что они приближаются к самой сути дела, хотя медовый тон его голоса оставался прежним.
— Скажу вам с уверенностью, Септах Мелайн, что в последние дни понтифекс пребывает в несколько мрачном настроении. Не могу сказать вам почему: кажется, он и сам не может этого объяснить. Но он бродит по королевским покоям Лабиринта в явном смятении, словно никогда не видел их раньше. Он плохо спит. Мне говорили, что он очень оживляется, когда ему докладывают о посетителях, но бывает явно разочарован, когда их к нему приводят, словно он постоянно ожидает кого-то, кто никак не приходит. Я не хочу сказать, что это именно лорд Престимион. Вся эта гипотеза не более чем догадка. Очевидно, нет оснований ожидать, что корональ появится без предварительного предупреждения. Возможно, просто дело в том, что переезд из Замка в Лабиринт вызвал у понтифекса депрессию. Пробыв сорок лет короналем, прожив здесь, наверху, в яркой роскоши Замка, среди толпы высших придворных и сановников, внезапно оказаться погруженным в темные глубины Лабиринта… Ну, он не первый понтифекс, которого это удручает. А Конфалюм к тому же такой веселый, общительный человек. Он страшно изменился за последние месяцы.
— Значит, вы считаете, что визит лорда Престимиона может его развеселить.
— Несомненно, — ответил Вологац Cap.
Септах Мелайн разлил остатки голубого вина, и они с гостем любезно выпили за здоровье друг друга. Визит явно завершался, и проходил он, в целом, очень дружелюбно Но вежливая учтивость Вологаца Сара не оставляла места никаким сомнениям. Престимион избегал Конфалюма, и со дня своего восшествия на престол фактически правил так, будто был единственной властью на планете. Конфалюм это понимал и был раздражен. И теперь требовал — это было единственно верным словом — требовал, чтобы Престимион срочно отправился в Лабиринт и преклонил колено перед верховным правителем, как того требовал закон Это Престимиону не понравится. Конфалюм, по мнению Септаха Мелайна, был последним человеком на планете, которого Престимион хотел бы видеть.
Септах Мелайн хорошо понимал, — и Престимион, когда вернется, тоже поймет, пусть даже сам Конфалюм и пребывает в неведении, — что происходит с понтифексом в последнее время. Намеренное уклонение Престимиона от своих церемониальных обязанностей в отношении Лабиринта имело второстепенное значение. Те посетители, по которым подсознательно тосковал Конфалюм и чье упорное отсутствие вызывало у него неясное разочарование, были Тизмет и Корсибар, его родные дети, дети, о самом существовании которых он теперь даже не помнил. Однако их отсутствие причиняло ему боль, подобно пульсирующей боли в ампутированной руке.
Странное это горе, и оно надорвет сердце Престимиона. Не Престимион стал причиной гибели Кореибара и Тизмет в гражданской войне, они сами вынесли себе приговор, но, вне всякого сомнения, именно Престимион похитил воспоминания Конфалюма о погибших сыне и дочери. Это похищение Престимион, несомненно, должен рассматривать как чудовищное деяние, и именно эта уверенность в своей вине заставляла теперь Престимиона держаться подальше от охваченного печалью старика, в которого превратился некогда великий Конфалюм.
Ну, с этим ничего нельзя поделать, подумал Септах Мелайн. Все поступки имеют свои последствия, и невозможно до бесконечности закрывать на них глаза.
И Престимиону придется жить с тем, что он совершил.
Он не может вечно избегать Лабиринта. Конфалюм — понтифекс, а Престимион — корональ, и давно пора должным образом выполнить все положенные ритуалы их взаимоотношений.
— Я передам лорду Престимиону все, что вы сегодня сказали, как только он вернется, — сказал Септах Мелайн, провожая посланника понтифекса к двери.
— Благодарю вас за это от имени его величества.
— А я поблагодарю вас от своего имени, — сказал Септах Мелайн, — если вы в ответ поделитесь со мной малой толикой информации.
Вологац Cap посмотрел на него неуверенно и несколько обеспокоенно.
— Какой?
Септах Мелайн улыбнулся. Нельзя же вечно заниматься вопросами высшей политики. Он был намерен как можно скорее разрядить напряжение этой беседы.
— Как зовут того торговца, который продал вам ткань для вашей восхитительной одежды?
В календаре на этот день значились еще две встречи, а потом он свободен.
Первая — с Акбаликом, которого Престимион перед отъездом на восток назначил чрезвычайным послом в далекий Зимроэль. Он хотел направить в Ни-мойю надежного человека, чтобы тот вовремя заметил любые признаки волнений среди сторонников Дантирии Самбайла. Акбалик пришел в кабинет короналя, чтобы подписать свои верительные грамоты у Септаха Мелайна — регента короналя.
К некоторому удивлению Септаха Мелайна вместе с Акбаликом пришел рыцарь-ученик Деккерет, этот силач, протеже Престимиона, которого он привез с собой из поездки в Норморк. Очевидно, это был первый визит Деккерета в королевские покои, так как он с неприкрытым изумлением рассматривал великолепный парадный кабинет, огромный стол из палисандра, громадное окно, за которым простиралось бесконечное небо, чудесную инкрустацию из редких пород дерева в виде Горящей Звезды на полу Септах Мелайн бросил на Акбалика вопросительный взгляд и нахмурился. Никто не предупредил его, что Акбалик приведет с собой Деккерета.
— Мне бы хотелось взять его с собой в Зимроэль, — сказал Акбалик, указывая рукой на юношу. — Как ты считаешь, корональ не будет возражать?
Септах Мелайн ядовито спросил:
— А вы так быстро стали добрыми друзьями?
Но Акбалик не понял насмешки.
— Дело совсем в другом, и ты это знаешь, Септах Мелайн.
— Так в чем же? Неужели этот юноша уже нуждается в каникулах? Он только начал здесь учиться.
— Это станет продолжением его учебы, — ответил Акбалик. — Он попросил разрешения сопровождать меня, и, по-моему, ему это будет полезно. Знаешь ли, молодому ученику невредно узнать, что происходит за пределами Замковой горы. Совершить путешествие по морю, почувствовать истинные размеры планеты; увидеть такой живописный город, как Ни-мойя, и понаблюдать, как правительственный механизм работает на таких огромных расстояниях, которые нам предстоит преодолеть.
Септах Мелайн обратился к Деккерету:
— Да, расстояния огромные. Ты понимаешь, парень, что уезжаешь на девять месяцев, а то и на год? Как ты думаешь, ты сможешь прервать на такое время свою учебу?
— Лорд Престимион сказал в Норморке, что я должен пройти ускоренный курс обучения. Подобное путешествие, несомненно, его ускорит, милорд.
— Да, наверное. — Септах Мелайн пожал плечами.
Не будет ли Престимион возражать, если этот мальчик на год исчезнет в Зимроэле? Откуда ему знать? В тысячный раз он проклял Престимиона за то, что тот свалил на него тяжкое бремя принятия решений. Ну что ж, это была идея Престимиона — сделать его регентом, а раз так, он должен поступать как сочтет нужным. Почему бы не отпустить парня? Ответственность за него ляжет на Акбалика, а не на него. И Акбалик прав: молодому человеку всегда полезно побольше узнать о реальном мире.
Обращенный на него взгляд Деккерета был откровенно умоляющим. И этот нетерпеливый, просящий взгляд показался Септаху Мелайну очаровательно невинным и милым. Он еще помнил то время, когда он и сам был нетерпеливыми откровенным, давным-давно, пока не предпочел спрятаться под маской ленивого, добродушного легкомыслия, которое теперь перестало быть маской и стало самой сущностью его характера.
Так тому и быть, подумал он. Пусть отправляется в Зимроэль.
— Хорошо. Твои бумаги готовы, Акбалик. Я впишу сюда имя рыцаря-ученика Деккерета — вот так — и распишусь на этой странице.
Он обнаружил, что завидует парню. Уехать из Замка, отправиться в путешествие по дальним просторам планеты, на время сбежать от политических маневров и вдохнуть здорового, свежего воздуха дальних стран…