Страница 3 из 6
У воспитанной на «динамической» литературе, пьесах, фильмах молодежи (особенно той, которая читает только этот сорт литературы) притупляется качество, в древности считавшееся самым главным для человека, — трудовое терпение, способность выжидать результатов своей работы. Главная особенность сбившейся с пути молодежи Запада (да и наших «стиляг») — различных «битников», тедди-бойз, раггаров — это погоня за яркими впечатлениями и переживаниями, при полном отсутствии привычки к обыденной жизни. Начинается погоня за миражем, за призраками ощущений, заканчивающаяся серьезными разочарованиями и психологическими надрывами. Последние почти неизбежны, ибо «битники» потому и таковы, что принадлежат к наиболее психически неустойчивой части молодежи. Небольшая часть «битников» — дети очень состоятельных родителей, которые могут обеспечить себе «динамическую» насыщенность событиями в жизни, — вскоре убеждается, что эта насыщенность не имеет ничего общего с напряженными и яркими переживаниями героев призрачной жизни книг. Усталая психика отказывается получать удовольствие от смены впечатлений, приходится повышать их «силу», и это кончается нелепейшими извращениями и психологическим срывом, тюрьмой или больничной койкой.
Очень характерно, что одичание молодежи — тедди-бойз и раггаров — получило наибольшее развитие в странах с высоким уровнем жизни и с массовым развитием «динамической» литературы — в Англии, Америке, Скандинавских странах.
Пора предостеречь наших поклонников «динамической» литературы, что она должна быть ограничена до какого-то равновесия с литературой правдивого отражения жизненного опыта. Следует оговориться, что сами факты еще ничего не образуют в литературе и эмпиризм, бытующий в ней, также вредное явление. Л. Толстой, склонный видеть деградацию искусства, писал: «Мне кажется, что со временем писатели, если они будут, то будут не сочинять, а только рассказывать то значительное или интересное, что им случалось наблюдать в жизни». С этим, однако, нельзя согласиться, понимая «сочинительство» в плане искусства. Воображение, вся его роль и «магическая» сила, относится ко всему искусству и к «главной линии» развития литературы никак не меньше, чем к приключенческой, фантастической или еще какой другой разновидности «динамической» литературы.
В нашей «динамической» детективной литературе тоже есть подражательство западному искусству — в книгах, которые покоятся на тех же принципах ненормальности (личности или общества — окружения) и потому не годятся для дальнейшего развития в плане коммунистической литературы. Динамика, столь привлекающая молодежь, должна быть принципиально другой, и найти ее — трудность немалая, хотя значение этой находки очень велико. Мне думается, что динамичность сюжета останется прежде всего у научной фантастики (с приключенческим оттенком), а вот динамичность в смысле силы и смены переживаний надо решительно искать в иной сфере, чем это делают книги, затрагивающие примитивные, животные стороны психики.
3
Если увлекательные и развлекательные свойства «динамической» литературы не могли не найти последователей в нашей советской прозе, поэзии и драматургии, то отрицательные, ложные пути многих западных произведений неизбежно вызвали сопротивление в литературе социализма. Однако в стремлении избежать малейшего сходства с антигуманистическими, садистскими произведениями мы во многом хватили через край и забываем о некоторых важнейших вопросах человеческой жизни и природы. Вопросы отношения полов, половой морали, физиологии и воспитания удивительно «целомудренно» обходятся нашей литературой, а малейшие попытки реалистического отображения половых вопросов немедленно вызывают бурю воплей об альковном элементе, обзываются гнуснейшим словом «клубничка» (хотя бы и «классическим»!). В результате наша молодежь входит в жизнь лишенная элементарных знаний вопросов пола, не говоря уже о понимании красоты физической любви. Красота человеческого тела, ее отображение полностью отсутствуют в нашей литературе (да и очень плохо выражены в искусстве вообще), и только в спорте, классическом балете или цирке советский человек получает представление об этой прекраснейшей стороне жизни. Вообще же отношение к красоте тела совершенно не воспитано нашей литературой, нашим искусством. Виной всему боязнь — как бы мещанствующая критика не обвинила в порнографии! Где уж тут до настоящего, подлинно нового отношения к красоте тела и любви!
Но и с духовной красотой в половых вопросах дело обстоит не лучше. Литература сделала очень мало для развития нового, социалистического отношения к вопросам любви и пола, хотя иногда тянет чуть ли не к христианской морали, к идеям первородного греха. Во многих произведениях советской литературы проповедуются представления о женской «чистоте», заключенной в «невинности», ревности к прошлому женщины, домостроевские взгляды на нормы женского поведения (но отнюдь не мужского!). В книгах нередки изображения терзаний ревнивых мужчин-собственников, изобличения слабости женской природы и смакование благородства «прощения» прошлого «павшей» женщины. Насколько далеко эта литературная традиция стоит от поисков путей коммунистической морали и быта — излишне доказывать! И, наоборот, что еще важнее, мы еще не сумели как следует показать нового отношения к женщине, основанного на понимании реальной психофизиологической разности полов, давно уже во всех подробностях установленного наукой.
Равноправие женщины было понято нашей литературой чисто механически — как одинаковость. Отсюда и произошло то, что современные молодые мужчины часто не понимают разницы между собой и девушками, не стараются бороться за облегчение их физического труда, считают естественные особенности женщины проявлением буржуазных предрассудков или неправильного воспитания.
Надо прямо сказать, что поискам настоящего отношения к женщине — подруге и труженице — уделено слишком мало внимания. Как нечто естественное принимается то вызванное войной и напряженным строительством социализма обстоятельство, что на женщину в быту ложится наибольшая доля забот, которую она еще обязана совмещать с воспитанием детей. В литературе установилась традиция поверхностного решения вопросов воспитания детей в семье, зависящего в основном от женщины.
В области же любовно-психологической в нашей литературе бытует традиция изображения женщины как существа слабого, как стороны подчиняющейся, а не равноправной, как жертвы плохого мужчины. Противно читать назойливое навязывание женщине этакого всепрощения пьяных негодяев-мужей — замаскированное христианское подставление второй щеки! Не менее фальшиво для нашего общества изображение капризно мечущихся девушек и женщин, то назначающих своему избраннику ерундовые испытания, то действующих словно под гипнозом мужской власти, вместо ясного и гордого сознания своей любви, своей человеческой ценности и высокой мерки для личности избранника. Даже в лучших и последних по времени произведениях прозы и поэзии встречаются определения вроде «бескорыстная дружба мужская» (песня «Я люблю тебя, жизнь»). Очевидно, женская дружба не может быть бескорыстной — по убеждению некоторых писателей. Действительно, в нашей литературе почти не встречается отображения серьезной дружбы мужчины с женщиной, как будто всякая такая дружба — обязательно лишь начало половой любви. Этот взгляд оказал свое безусловное влияние на мещанское отношение к дружбе, возникающее, у некоторой части молодежи со школьной скамьи. Необходимо наконец полностью развенчать буржуазные представления о женщине как о существе второго сорта.
От декадентских писаний 10-х годов нашего века пошла традиция, почему-то сохранившаяся в некоторых современных произведениях. Традиция эта состоит в глупейшем преувеличении сексуальных чувств. Стоит герою увидеть героиню в какой-то степени обнаженности, как он теряет голову, впадает в дикую страсть, получает по физиономии и погибает в мнении героини и читателя (отрицательный тип). Излишне говорить, что подобные ситуации верны, может быть, лишь для больных половым психозом и полностью надуманы. Однако они очень вредны, внося нездоровую струю в дело воспитания литературой нормального отношения к полу и красоте человеческого тела. Для контраста (дешевого!) такому бешеному отрицательному герою противопоставляется положительный, у которого нормальное влечение к женщине настолько задавлено волей авторов, что он, глядя на героиню, не смеет опустить глаза ниже ее подбородка или поднять выше колен!