Мать

Сколь убога в сравнении с этим спектаклем постановка коммунистической группы молодых актеров, показавшей пьесу "Мать", написанную Брехтом по известному роману Максима Горького! Жизненные перипетии вдовы и матери рабочего, у которой не хватает средств, чтобы досыта накормить сына, последовательно приводят ее от личной жизни к партии, и этим доказывается, что даже матери должны стоять там, где империалистическая война, согласно учению Ленина, превращается в войну гражданскую".

"Дойче тагесцейтунг", Берлин, 1932, 18 января.

"...То, что происходит, то, что показано публике, крайне убого и ребячливо...".

"Дейли миррор", Нью-Йорк, 1935, 20 ноября.

"..."Мать" - никудышная пьеса, поставленная по-любительски...".

"Форвертс", Берлин, 1932, 18 января.

"...Это (роман Горького) - замечательная книга... Пелагея умирает как достойная преклонения пролетарка, невзирая на то, что царские жандармы издеваются над бесстрашной революционеркой... Брехт же превращает чудесный "горькизм" тех времен в сталинизм 1932 года... Короче говоря, великолепный роман, переделанный в драму, снова становится романом, но утратив психологическую глубину".

"Берлинер тагеблат", 1932, 18 января.

"...Мы будем слишком снисходительны, если скажем: это пьеса для примитивных зрителей. Нет, это пьеса примитивного автора".

"Бруклин дейли игл", 1935, 20 ноября.

"...Это следовало бы отнести к детским развлечениям, ибо это всего-навсего детский сад для коммунистических малолеток".

"Нью-Йорк изнинг джорнал", 1935, 20 ноября.

"...Сдается мне, они недооценивают уровень развития своей публики. Их метод наивен, как школьная доска, ребячлив, как набор детских кубиков.

"Я Пелагея Власова, - говорит старая женщина, обращаясь непосредственно к публике, - и я готовлю суп моему сыну, рабочему. Суп становится день ото дня все более жидким, и сын отказывается от него. В сыне растет недовольство, и он попадет в беду. Он читает книги".

Она могла бы с таким же успехом сообщить еще и ту интересную новость, что кошка пишется к-о-ш-к-а..."

Ясно, что буржуазная публика упорно настаивает на быстром удовлетворении в театре своих идеологических и психологических потребностей. Если театр не выполняет или лишь отчасти выполняет предписанную ему функцию, значит, он несостоятелен, скуден, слишком примитивен. Насколько трудно пробить это косное предопределение функции, показывает простодушное признание Андора Габора в "Линкскурве" в связи с постановкой бехеровского "Великого плана" (якобы) эпигонами эпического театра. Габор пишет:

"Линкскурве", Берлин, 1932, ноябрь-декабрь.

"Если он (зритель) и шел туда с намерением воздать дань восхищения театру, автору и актерам, то все же он не смог этого сделать, .поскольку спектакль "только" - правда, и это немало - натягивал струны, но не рождал звучной мелодии, которую зритель жаждал услышать".

Вот зачем, оказывается, ходят в театр даже политически просвещенные люди! И дальше - ни единой строчки о политическом значении спектакля! Но только очень сильные политические или по крайней мере философские или практические интересы зрителя могут наделить театр новой общественной функцией. Рабочие, посмотревшие пьесу "Мать", отнюдь не уходили со спектакля равнодушными. Да и пьеса не показалась им примитивной.

"Вельт ам абенд", Берлин, 1932, 8 января.

"...Назвать этот стиль примитивным, конечно, никак нельзя. Было очень много сцен, которые наверняка могли бы явиться материалом для целого ряда дискуссий".

"Нью-Йорк пост", 1935, 20 ноября.

"...Посетители премьеры, с которыми говорил ваш корреспондент, пришли на спектакль, побуждаемые одним из двух чувств: любопытством или сочувствием борьбе рабочих. В своих высказываниях они, как правило, оставляли без внимания непривычные приемы постановки и больше касались политической темы, чем пьесы как таковой".

"Нью лидер", Нью-Йорк, 1935, 30 ноября.

"...Взятая сама по себе, пьеса "Мать" - наиболее искренняя, наиболее непосредственная и наиболее прямолинейная драма из всех поставленных на сцене "Тиэтр Юнион". Не сразу можно уяснить себе, в какой плоскости решен спектакль, и в течение первых нескольких минут "Мать" кажется сентиментальной и наивной. В сущности, она такова и есть, ибо это драматизированное поучение, в основу которого положена история жизни одной женщины, элементарная прокламация в виде театрального спектакля, тема классового сознания, лишенная каких бы то ни было игровых уснащений, обнаженная до кости борьба, которая составляет сущность этой пьесы-проповеди. И как таковая "Мать" становится значительным документом, интересно задуманным и несомненно впечатляющим. Это не сценическое действие в сколько-нибудь обычном смысле; но это показанное простейшими средствами еще одно наглядное свидетельство далеко идущих возможностей театра и его ценности. И если не хронологически, то по своей композиции, духу и плодотворной энергии "Мать" - прародительница всех дидактических, всех пропагандистских пьес".

"Нью-Йорк дейли уоркер", 1935, 22 ноября.

"...Брехт хотел создать спектакль, воплощающий драматическую историю современной классовой борьбы, кульминацией которой должна быть победа пролетариата. Спектакль был задуман с большим размахом. Сцена за сценой, картина за картиной борьба мирового масштаба должна была предстать перед глазами зрителя... Революционная техника: само собой понятно, что такая постановка требует особой техники. Утверждали, что игра актеров неизбежно должна быть абстрактной, поскольку социальные категории представляют собой абстракции. Мы думаем, это неверно. Рабочие, капиталисты и чиновники действующие лица такой пьесы - могут быть живыми человеческими существами, людьми из плоти и крови. Другими словами, они могут быть реальны. Справедливо, однако, что это будет реализм особого рода... "Тиэтр Юнион" показал волнующую новую пьесу... Она не похожа ни на какую иную пьесу из всех идущих в американских театрах... Автор смело использовал новую стилевую, постановочную и музыкальную технику, чтобы рассказать прекрасную повесть... В центре пьесы - один из наиболее запоминающихся сценических образов - Пелагея Власова, мать-революционерка...".

Зрители были весьма далеки от мысли, что им демонстрируют определенные исторические события, происходившие в России, ради "духовного приобщения" к увлекательным происшествиям, в результате чего должно "выкристаллизоваться извечно человеческое", и т. д.; так же далеки они были от намерения забыть о нечеловеческих условиях, в которых они живут, - в особенности о тех, которые подлежат изменению; они с готовностью мобилизовали весь свой опыт, ум, боевой пыл на осознание стоящих перед ними трудностей и задач - они сравнивали, возражали, критиковали поведение действующих лиц либо, абстрагируя, переносили его в собственные условия существования, тем самым извлекая для себя уроки. Они понимали эту психологию - психологию, применимую на практике, политическую. Зритель поставлен лицом к лицу с портретами, чьи живые оригиналы он не должен воспринимать как строго определенные явления; напротив, он должен влиять на них, то есть - заставить их высказываться и действовать. Его задача по отношению к своим ближним заключается в том, чтобы самому стать для них одним из определяющих факторов. В осуществлении этой задачи ему должна помочь драматургия. Следовательно, такие определяющие факторы, как социальная среда, характерные события и т. д., должны быть изображены изменяемыми. Известная взаимозаменяемость событий и обстоятельств обеспечивает зрителю возможность монтажа, эксперимента и абстрагирования, что и является его задачей. Человека, участвующего в политической борьбе, интересуют только определенные индивидуальные различия между людьми, с которыми он общается, от которых зависит, с которыми борется (например, такие различия, знание которых облегчает классовую борьбу). Он не считает нужным лишать определенного человека всех его примет, дабы увидеть в нем "человека" (вообще) - то есть существо, не подлежащее изменению. Человек должен быть воспринят как судьба человека (зрителя). Вывод, вытекающий из. восприятия зрителя, должен быть практически применим.