Страница 25 из 44
Первый отряд просто онемел от изумления.
А Леванёнок вздохнул и, забинтованный, сказал:
— Они меня солью накормили от теплового удара. — Потом опять вздохнул и совсем тихо добавил: — И ещё сфотографировали.
— Я тебя огорчу, — сказала мама.
Огорчаться не хотелось, но что поделаешь.
— Нам надо уехать.
— В Керчь?
— Нет.
— Тогда в Севастополь?
— Нам надо уехать совсем.
Коля приготовился к огорчению, но не к такому, чтобы совсем уезжать из лагеря.
— Заболела Светлана. Папа прислал телеграмму.
То про Светлану письмо, а теперь и вовсе телеграмма.
Коля хотел, конечно, сказать что-нибудь утешительное, но сказал совсем другое. Это другое само как-то сказалось.
— Не хочу уезжать. Не поеду!
Мама не удивилась. Она словно знала, что Коля так ответит:
— Не могу тебя оставить. Не имею права.
— А Мада как же? И вся другая делегация?
— Я вернусь. Погляжу, что со Светланой, и вернусь.
— Я тебя здесь подожду.
— Нельзя.
— Почему?
— Ты здесь случайно.
— Я уже юный турист. Меня водой обливали, — говорит Коля, а сам чувствует, что мешают Говорить слёзы. Но он всё равно говорит, что и кровать сам убирает, и подушку. И что мышеловку выиграл на соревнованиях в «стрелка». А разве легко было выиграть… Пускай даже она и мышеловка!
Мама обняла Колю. Но он не успокаивался. Разве можно успокоиться, когда такое происходит, когда над тобой такое нависло!
И всё из-за Светки. Будешь тут рыцарем, как же!.. Светка всё самое лучшее в человеке может погубить. И это лучшее так и останется в кино, а в тебе ничего не останется. Никаких высоких помыслов. Ни одной мечты. Только желание — лупить… А всё-таки жалко её. Заболела…
Коля ещё пытался маме сказать, что у него и ракета чужая на сохранении, и что песню он выучил новую для фестиваля, и…
— Вырос ты. Самостоятельный совсем.
— Конечно, вырос. И не поеду! — И тут он опять вспомнил слова Дмитрия Михайловича: «Иди к людям».
И он не пошёл к людям, а побежал. К себе в отряд. И кажется, плакал — не мог больше сдерживаться.
Таким и попал в руки к Саше-Аркаше и к ребятам. Ко всем людям! Начал говорить и про маму, и про Свету, и про подушку и мышеловку. И про то, что он здесь случайно. В лагере случайный человек…
Эксперта сюда!
Саша-Аркаша взял Первыша за руку, отвёл к умывальнику, умыл. Потом сказал:
— Докладывай, что случилось. Вразумительно.
Первыш, умытый, начал докладывать. Как мог!
Вразумительно.
Когда доложил, Саша-Аркаша приказал Вадиму:
— Срочно построить отряд!
— Есть срочно построить отряд!
Отряд построился.
— Принести барабан.
Гриша вышел из строя, побежал в спальню и принёс барабан.
— Дай ему барабан, — приказал Саша-Аркаша.
Гриша надел Первышу через плечо барабан, дал в руки палочки.
— Барабань, чтобы все слышали, что это ты барабанишь и что это идёт твой отряд! — сказал Саша-Аркаша.
Первыш от радости засмеялся. Он будет идти по лагерю с барабаном и барабанить.
Сам!
По-настоящему!
Разве может быть барабанщик случайным человеком в лагере!
Конечно, не может.
И ещё Саша-Аркаша сказал, чтобы он встал впереди отряда. Он сейчас барабанщик. И пусть все видят, кто это барабанит и кто идёт впереди.
— Отряд, шагом марш!
И Коля ударил по барабану. Громко. Может быть, и не совсем ещё барабанил как надо, но всё равно его было слышно во всём лагере и видно, потому что они ходили шагом маршем по всему лагерю и ещё дальше.
Коля и Мада сидят на берегу моря, смотрят, как работают водолазы. Уже почти закончен новый причал. Но водолазы что-то ещё сверлят под водой.
Кит сохранился, его не тронули. Поставили только на нём сигнальный фонарик: а то ночью не увидишь, где он — кит.
На берегу, на пляже, разложены из деревянных планочек тропинки, чтобы по ним спускаться между камнями, входить в море. Удобно очень. Деревянные тропинки цветные, красивые.
На концах тропинок, где они совсем подходили к морю, и сидели Коля с «шахиней». На концах других тропинок сидели другие ребята. Все они наблюдали, как работают водолазы.
Интересно.
Море пенилось множеством бугорков. Это потому, что под водой сверлили. Тянулись в глубину Шланги и тросы. Покачивались на волнах лодки со всякими насосами. Там, где водолазы, обязательно должны быть насосы.
В горах лежали сегодня большие белые тучи. Может быть, поэтому и вода прохладная. Наталия Ивановна запретила купаться.
Коля с Мадой наблюдали и за тучами, как они шевелились сами внутри себя.
Тоже интересно.
Все говорили, что Коля и Мада очень похожи. Издали, конечно, похожи.
Коля не обижался, потому что Мада была его другом. И ему нравилось сидеть рядом с ней на деревянных тропинках, и смотреть на всё вокруг, и показывать что-нибудь в море или в горах, где шевелились сами внутри себя тучи.
Мада смеётся, и тогда бусинка запутывается у неё в волосах. И они вместе находят её и вытаскивают. И Мада опять смеётся, потому что вытаскивать бусинку очень смешно.
Думает Коля и про числовую ось, что она не может помочь человеку, — когда он хочет объяснить что-то другому человеку — немарсианину. И оба человека из одного и того же отряда, и одному из вих не хочется расставаться с другим, но, как это объяснить, он не знает. Не помогают в этом алгебра и геометрия. Может быть, он тоже печальный рыцарь…
Он теперь один живёт в лагере. Как все живут. А то раньше был при маме. Так, случайным человеком. А теперь самостоятельно живёт. И думает обо всём самостоятельно. О себе и обо всём.
Отряд твой дом, и ты в нём хозяин!
Теперь и Мада борется за свою самостоятельность. Чтобы. без няньки. Но бороться ей трудно, потому что, когда уехала мама, нянька сделалась очень приставучей. Пытается даже шагать сзади отряда, чтобы не быть случайным человеком. Хотя она типичный случайны^ человек,
Вот и сейчас её голова торчит над забором.
Следит нянька.
Близко не подходит. Мада сердито ей что-то говорит. Возможно, она по-арабски говорит то, что Коля ей советовал. И никаких этих самых… антимоний. Кто они такие, антимонии, Коле не известно. Серёжиной бабушке известно. Она часто говорит про антимонии.
„Коля тронул Маду за руку и показал в сторону забора. Это всё равно что сказать: «Вон твоя нянька».
Мада вздохнула и покачала головой. Это всё равно что сказать: «Ну и надоела она мне».
Тогда Коля состроил весёлую рожу. Это всё равно что сказать: «Давай учиним над нянькой что-нибудь весёлое».
Мада улыбнулась и закивала:
— Давай.
Они помолчали, начали думать, что бы учинить такое весёлое.
А учинить надо, потому что нянька опять написала письмо родным.
Даже Людмила Фёдоровна ругала няньку, когда пришёл ответ на имя старшей вожатой. Это случилось ещё до маминого отъезда в Москву, и мама перевела ответ Людмиле Фёдоровне.
Оказывается, нянька сообщала, что Мада бегает в тапочках с гвоздями (это значит в беговых туфлях), надела штаны с карманами (это значит тирольки), слушается только высокого и худого человека (это значит Сашу-Аркашу).
И ещё нянька написала, что Маду кормят хлебом и солью, а иногда и просто солью.
Голова няньки по-прежнему торчала над забором.
Мада взяла Колю за руку и показала на Дворец пионеров. Крыша дворца была видна среди скал. Это всё равно что сказать: «Давай сегодня просто убежим от неё во Дворец пионеров».
Коля знал: Мада хочет во Дворце поглядеть на подарки от зарубежных гостей. Целый зал подарков. Игрушек разных.
Их, наверное, здесь больше, чем в городе на площади, куда привозила ребят белая верблюдица.
Коля и Мада встали с деревянных тропинок и побежали.
Нянькина голова замелькала над забором. А они вдоль берега, а потом прыг в канаву и затаились. Нянька потеряла их из виду. Выбежала на дорогу и оглядывается.