Страница 129 из 131
Она очень хорошо помнила, как сказала Фулкари, после того как сестра сообщила ей, что он оставляет ее в Замке, а сам отправляется на Зимроэль, что не хочет никогда больше его видеть.
На что Фулкари ответила с самодовольной усмешкой: «Захочешь».
Она думала тогда, что Фулкари ошиблась, что она произнесла это слово просто так, лишь бы что-нибудь сказать. Что она ни за что не простит такого оскорбления. Но шло время, дни, недели и месяцы, и в ее памяти все чаще и чаще стали возникать их прогулки рука об руку по бесчисленным помещениям Замка, обеды при свечах, ночи, исполненные упоительной страсти Время позволило ей также оценить редкостный характер Динитака, его уникальное деление всех людских поступков на добрые и дурные Со временем ей начало казаться, что она почти понимает причины, по которым он отказался взять ее с собой на Зимроэль.
А затем специальный гонец доставил из-за моря эти две депеши.
Динитак Барджазид писал Келтрин Сипермитской в обычном для него стиле: «Я возвращаюсь через Алаизор и прошу вас, моя горячо любимая, как можно быстрее приехать туда, чтобы успеть к моему прибытию, так как нам необходимо обсудить некоторые вещи величайшей важности, и удобней всего будет сделать это именно там. Я со всей убедительностью прошу вас поторопиться!»
Нет, это все же было совершенно не в духе Динитака — просить, да еще и «со всей убедительностью». «Моя горячо любимая… » Н-да!
Второе письмо, лежавшее в том же самом конверте, было от Фулкари. В нем было написано: «Он будет просить, чтобы ты встретила его в Алаизоре. Поезжай к нему туда, сестренка. Он любит тебя. Он любит тебя даже сильнее, чем ты можешь себе представить».
Первой реакцией на эти послания оказалась мгновенная вспышка гнева. Да как он смеет? Как она смеет' С какой стати она снова полезет в старую ловушку? Отправляться в Алаизор — нет, подумать только, не куда-нибудь, а в Алаизор! — потому что он так хочет, потому что ему так «удобней всего»! Зачем? Почему? Для чего?
«Он любит тебя. Он любит тебя даже сильнее, чем ты можешь себе представить».
И Динитак туда же:
«Я со всей убедительностью прошу вас… Моя горячо любимая… Моя горячо любимая… Моя горячо любимая… »
В дверь постучали.
— Моя госпожа! — послышался из-за двери голос Эккамура, одного из камердинеров короналя, заботливо опекавшего ее во время всей этой кошмарной поездки на край континента.
— Судно вот-вот причалит, моя госпожа. Вы не желаете спуститься на пирс, чтобы встретить его?
— Да, — ответила она. — Да, конечно!
На носу корабля развевалось знамя короналя, эмблема Горящей Звезды на зеленом с золотом фоне. Но на мачте был поднят также желтый траурный флаг, и Келтрин, затаив дыхание, смотрела, стоя возле входа в зал для почетных пассажиров, как к борту судна устанавливали широкий трап, как по причалу расстелили ковер, по сторонам которого выстроились с торжественным выражением на лицах солдаты почетного караула, как несколько офицеров гвардии вынесли по трапу большой роскошный гроб. За гробом шел, переваливаясь, широкоплечий человек мощного сложения. Келтрин не сразу его узнала. Это был Великий адмирал Гиялорис, старый друг Септаха Мелайна и его боевой соратник, но, казалось, постаревший на сотню лет, с тех пор как она в последний раз видела его в Замке во время коронации лорда Деккерета. Он шел с опущенной головой, его лицо было темным и мрачным. Процессия прошла совсем рядом с Келтрин, но он, казалось, вообще не заметил ее. Впрочем, почему он должен был ее заметить? Если он вообще знал ее, то всего лишь как одну из бесчисленных молодых придворных дам. К тому же он был, скорее всего, настолько поглощен своей печалью, что просто не обращал никакого внимания на тех, кто стоял вокруг.
Но кто же лежит в фобу? Она не переставала задавать себе этот вопрос, оглядываясь на мрачную процессию до тех пор, пока она не завернула за угол и исчезла из виду.
А потом она услышала, как знакомый голос крикнул:
— Келтрин! Келтрин!
— Динитак!
Он в чем-то неуловимо изменился. Не внешне: он оставался тем же стройным невысоким человеком с тем же навечно обожженным до черноты южным солнцем лицом, с тем же пристальным взглядом, в котором угадывалась сдержанная суровость. Но что-то в нем стало другим. В нем появилось — что же? — да, некое величие, его окружала чуть ли не королевская аура возвышенности и предназначения. Келтрин заметила это с первого же взгляда. Она подбежала к нему, и он раскрыл ей объятия. Она прильнула к нему всем телом, и ощущение соприкосновения пробудило в ней самые лучшие, самые теплые воспоминания. Но все равно даже в этот момент она продолжала чувствовать эту загадочную перемену, которая произошла с ним.
Ну конечно же. Ведь он ездил на Зимроэль с короналем. Он принимал участие в каких-то ужасных сражениях против врагов трона.
Через некоторое время она отстранилась от него и сказала, глядя ему в глаза:
— Ну, Динитак, вот и я!
— Да, это ты. Ты здесь. Как же это замечательно!
— А Зимроэль… Ты расскажешь мне, что и как там было?
— В свое время. Это очень долгая история. А у нас есть и другие темы для разговора. — Тонкая улыбка, словно вспышка пламени, озарила его смуглые черты. — Келтрин, я должен принять на себя обязанности одной из Властей царства. И ты, если того пожелаешь, можешь, как и твоя сестра, стать супругой властителя.
Слова, звучавшие в ее ушах, не имели сейчас для нее никакого смысла. Она стояла, повторяя их про себя, но так и не могла понять, что же они значат.
А Динитак продолжал:
— Деккерет, Престимион и Хозяйка решили, что я должен носить на голове шлем, входить в мысли жителей Маджипура, как это делает Хозяйка, и отыскивать тех, кто намеревается причинять зло другим. И, с помощью шлема, я должен предупреждать их о последствиях таких поступков и наказывать их, если они совершат их, несмотря на предупреждение. Я буду именоваться Королем Снов, и этот титул станет наследственным, он перейдет к моим детям, детям моих детей, они будут обучаться использованию шлема, и так будет продолжаться во веки веков. Это необходимо, чтобы в мире больше не появился Мандралиска. Так что вскоре я стану властителем. Но согласишься ли ты стать женой властителя, Келтрин?
— Ты просишь меня выйти за тебя замуж? — спросила Келтрин, у которой голова пошла кругом.
— Раз Король Снов должен иметь детей, которые унаследуют его обязанности, значит, он должен иметь королеву — разве не так? Мы будем жить на Сувраэле. Это решение Престимиона, а не мое. Он сказал, что новая Власть должна располагаться вдали от остальных трех. Впрочем, Сувраэль не самое плохое место в мире, и, я думаю, ты привыкнешь к нему гораздо быстрее, чем тебе покажется в первое время. Если хочешь, мы можем возвратиться в Замок и устроить свадьбу там, или же отправиться в Лабиринт; там свадебную церемонию проведет Престимион. Хотя Деккерет хотел, и я с ним согласен, что было бы лучше всего, чтобы я отправился на Сувраэль как можно быстрее, чтобы я мог…
Она слушала слова Динитака и почти ничего не понимала. Власть царства? Король Снов? Сувраэль? Все это кружилось в ее мозгу, словно опавшие листья, поднятые порывом ветра.
— Келтрин? — вопросительно сказал Динитак.
— Так много всего… так странно…
— Келтрин, скажи мне по крайней мере одно: ты выйдешь за меня замуж?
Этот вопрос был максимумом того, на чем она была сейчас в состоянии сосредоточиться. Для того чтобы разобраться во всем остальном, времени хватит. Король Снов, и Сувраэль, и все то, что произошло, пока он с Деккеретом и всеми остальными был на Зимроэле, и чье тело находилось в том гробу, который снесли с корабля и за которым шел Гиялорис…
— Да, — сказала она, понимая лишь последний вопрос. «Он любит тебя. Он любит тебя сильнее, чем ты можешь себе представить». — Да, Динитак, да, да, да, да!
— Гиялорис с гробом прибыл из Алаизора в Сайсивондэйл и теперь отправляется прямиком к Горе, — сказал Престимион, пробежав глазами депешу, которую ему только что принесли. — Так что, Вараиль, нам тоже придется через день, самое позднее через два, выехать в Замок.