Король снов

Как будто нарочно желая усугубить это ощущение, Престимион со своим семейством поместился там же, где жил в тот давний приезд — в королевских покоях Хрустального павильона, — и Деккерета с его спутниками он распорядился поселить там же. Нельзя было придумать ничего лучшего для того, чтобы вынудить его вновь пережить последний, мучительный период войны против Дантирии Самбайла, когда Престимион, воспользовавшись шлемом Барджазида, из этого самого здания нанес удар по прокуратору, в чем ему помогали всем, что только было в их силах, Динитак, Мондиганд-Климд, леди Терисса и сам Деккерет.

Впрочем, найти другое место, пожалуй, было почти невозможно. Хрустальный павильон был лучшим зданием во всем Стойене, единственным домом, куда можно было поселить прибывшего с визитом монарха. Или, как в данном случае, двоих монархов; ведь сейчас в Стойене находились одновременно и корональ, и понтифекс. Ничего подобного еще не знала история города, и, как успел заметить Деккерет в первые же минуты после своего прибытия в Стойен, это событие привело городские власти в такой панический ужас, что избавляться от него им, вероятно, придется весь остаток жизни.

Деккерет со всей свитой прибыл в город уже глубокой ночью и сразу же был выведен из равновесия известием о том, что Престимион желал немедленно встретиться с ним. Деккерет с величайшей поспешностью совершил переезд вдоль побережья из Алаизора; он не ожидал, что Престимион так скоро вернется с Острова на материк, и попросил час или два отсрочки, чтобы хоть немного отдохнуть и смыть с себя дорожную пыль, прежде чем являться к понтифексу.

Фулкари тоже пришла в недоумение.

— Неужели это и впрямь настолько неотложно? — удивилась она. — Неужели он не мог позволить нам сначала нормально пообедать и выспаться?

— Возможно, на Зимроэле произошло нечто новое, о чем я еще не знаю, — предположил Деккерет. — Но, я думаю, ничего подобного не случилось. Просто таков уж его характер, любимая. Для Престимиона все срочно. Он самый нетерпеливый из всех людей на свете.

Она согласилась с этим с величайшей неохотой.

Искупавшись, Деккерет поднялся в покои Престимиона. Вместе с понтифексом там находились Септах Мелайн и Гиялорис, чего Деккерет никак не ожидал.

Не ожидал он и той стремительности, с которой понтифекс перейдет к основному вопросу встречи. Престимион радостно обнял его, как отец мог бы обнимать любимого сына, с которым давно не виделся, но почти сразу же углубился в обсуждение положения на Зимроэле. Престимион не удосужился выслушать рассказ Деккерета о его путешествии по континенту, о его странных приключениях в Шабиканте, Тиламбалуке и других городах, в которых им довелось побывать во время поездки на запад. Два или три не относящихся к делу вопроса, бесцеремонные прерывания ответов Деккерета, и вот они уже говорят о Мандралиске и Пяти правителях и о том, как, по мнению Престимиона, следовало разрешить кризис на Зимроэле.

А по мнению Престимиона, как стало ясно Деккерету с первых же слов, следовало послать за море большую армию — армию под командованием лично короналя лорда Деккерета, — чтобы восстановить там порядок; если потребуется, сделать это силой оружия.

— Мы должны наконец разделаться с этим Мандралиской, причем разделаться так, чтобы он никогда больше не смог оправиться, — заявил Престимион. Когда он произносил эти слова, все черты его лица странным образом исказились, глаза цвета морской волны засверкали холодной яростью, которой Деккерет никогда не видел в них прежде, тонкие губы сжались в еле заметную ниточку, ноздри раздулись от поразившего его мстительного гнева. — И тут не должно быть никаких неясностей: мы должны уничтожить его независимо от того, во что это нам обойдется, его и всех, кто следует за ним. Не может быть никакой надежды на мир и покой на планете, пока этот человек продолжает дышать.

Тон Престимиона был необыкновенно воинственным, бескомпромиссным, жестоким. Деккерет был просто ошеломлен этим, хотя и постарался скрыть от понтифекса свое удивление и тревогу. Конечно Престимион лучше всех на свете знал, что такое гражданская война на Маджипуре. И все же он, содрогаясь от еле сдерживаемого гнева, объяснял своему короналю, что тот должен, если потребуется, обратить в руины весь Зимроэль, лишь бы покончить с восстанием Самбайлидов!

Вероятно, я просто не понимаю его, вопреки очевидности пытался убедить себя Деккерет.

Вероятно, он призывает вовсе не к настоящей войне, а всего лишь к помпезной демонстрации имперского величия и силы, под прикрытием которой Мандралиску можно будет тихонько окружить и изолировать.

Именно Деккерет несколько месяцев назад первым пришел к выводу, что, вероятно, ему самому нужно будет отправиться на Зимроэль и положить конец начавшимся там волнениям. А Престимион тогда согласился, что это, пожалуй, хорошая мысль. Но Деккерету казалось, что они оба имели в виду нечто наподобие великого паломничества: корональ совершает формальный государственный визит на западный континент со всей помпезностью, обязательной для деяний подобного рода, и таким образом напоминает обитателям Зимроэля о древнем соглашении, по которому все части государства жили единой дружной семьей. Во время этого посещения Деккерет получил бы возможность определить реальный размах и силу восстания Мандралиски и, пользуясь властью и авторитетом, которые придаст всей акции одно лишь его личное присутствие, предпринять действия — политические действия, дипломатические действия, — которые неизбежно положат конец беспорядкам.

Но сейчас Престимион говорил об отправке армии — большой армии — на Зимроэль, чтобы покончить с Мандралиской.

Но, насколько помнил Деккерет, они никогда не вели никаких разговоров о том, что поездку на Зимроэль ему предстоит совершить во главе какой-либо относительно крупной военной силы. Когда же Престимион коренным образом изменил свое мнение, отказался от борьбы с мятежниками мирными средствами и решил перейти к военным действиям? Что же, гадал Деккерет, что же привело понтифекса в такую откровенную ярость? Никто не имел больше оснований ненавидеть войну, чем Престимион, и все же… все же… гневный блеск в его глазах, хрипотца бешенства в голосе — возможно ли было усомниться в их значении? Должна быть война — вот что, по существу, говорил Престимион. И вы будете вести ее от моего имени. Это звучало очень похоже на приказ, прямой приказ старшего монарха.

«Как же он будет выходить из этого положения?» — спрашивал себя Деккерет.

Конечно, от Мандралиски необходимо избавиться, в этом не могло быть никакого сомнения. Но неужели война — единственное для этого средство? Внезапно Деккерет обнаружил, что голова у него идет кругом от массы взаимоисключающих противоречий. Мысль о войне была столь же ненавистна ему, как любому другому разумному человеку. Ему попросту никогда не приходило в голову, что он может начать свое правление на поле битвы, как это было с Престимионом.

Он бросил быстрый взгляд на Септаха Мелайна и Гиялориса, пытаясь найти какую-то подсказку. Но широкое, с обвисшими щеками и двойным подбородком лицо Гиялориса выражало лишь холодную, суровую решительность, и даже легкомысленный с виду, непоседливый Септах Мелайн выглядел непривычно серьезным. Они оба были твердо убеждены в неизбежности войны, понял Деккерет. Возможно, эти двое, старейшие и ближайшие друзья Престимиона, как раз и склонили понтифекса к такому образу мыслей.

— Уверяю вас, ваше величество, — тщательно подбирая слова и надеясь, что Престимион не заметит двусмысленности его высказывания, сказал Деккерет, — что сделаю все, что будет необходимо для того, чтобы восстановить власть закона на Зимроэле.

Престимион кивнул. Он выглядел уже заметно спокойнее, чем мгновение назад, яростное выражение покинуло его лицо, поза стала менее напряженной.

— Я не сомневаюсь в вас, Деккерет. И когда же вы намерены представить конкретный план действий?

— Как можно скорее, ваше величество. — Эти слова показались Деккерету еще более двусмысленными, но Престимион, похоже, не нашел в них ничего странного. — С моей стороны было бы неблагоразумно принимать окончательное решение прямо сейчас. Смерть вашего брата лишила меня Верховного канцлера, а у меня не было возможности подобрать другую кандидатуру. И поэтому, ваше величество…