Через миллиард лет

И я поведал Яне историю потерянной статуэтки.

Помнишь, Лори? Конечно, помнишь. Разве ты можешь забыть?

Тогда нам с тобой уже исполнилось по шесть. Отец надолго застрял на какой-то планете – ранний склероз, совершенно не помню названия – в системе Эпсилон Эридана. И привез нам оттуда в подарок две статуэтки, две игрушки. Одну тебе, одну мне. Это были изображения каких-то местных домашних зверюшек. Фарфоровые. Очень гладкие и приятные на ощупь. Стоило начать поглаживать такую фигурку, и уже не хотелось останавливаться.

Ты держала свою статуэтку на тумбочке рядом с больничной койкой, я таскал свою в кармане весь день, а ночью, перед тем как лечь спать, ставил на пол рядом с кроватью, чтобы в случае чего легко отыскать в темноте. Я любил эту фарфоровую зверюшку больше всех моих детских сокровищ.

Потом, в один прекрасный день отец взял меня с собой посмотреть, как его фирма будет строить большой новый дом где-то на Аляске. Я стоял на балконе, глядя, как заливают бетоном огромную яму для фундамента, и чихнул, а может, просто неловко повернулся – и статуэтка вылетела из моих рук и упала в котлован. Я кричал, плакал, просил отца достать ее, но строительные машины работали слишком быстро – через пять минут яма была заполнена, а моя игрушка погребена под десятками тонн бетона.

– Прикажи им выкопать ее! – потребовал я у отца. – Ведь этот дом принадлежит тебе. Ты можешь их заставить! Я хочу ее вернуть!

Отец рассмеялся и ответил, что если он остановит строительство и прикажет разворотить бетон, чтобы найти мою статуэтку, это обойдется ему в тысячи кредиток. Хочу ли я, чтобы он потерял так много денег? Кроме того, сказал он, через миллион лет сюда придут археологи, разберут руины здания, найдут игрушку и сдадут ее в музей. Я не знал, кто такие археологи и не хотел ждать миллион лет, пока они выкопают статуэтку. Я хотел ее обратно сейчас, сию же минуту и учинил такую истерику, что пришлось унести меня с балкона и сделать укол, чтобы я успокоился.

А ты, когда узнала, что случилось, сказала:

– Что ж, если у Тома больше нет такой игрушки, мне тоже не надо. – И попросила сиделку отдать статуэтку какой-нибудь девочке, что она и сделала.

Это был точный и чуткий, типично твой поступок. Я жутко ревновал и завидовал, что у тебя осталась игрушка, а у меня – нет. Думаю, что любая добрая девочка на твоем месте просто отдала бы брату свою игрушку, но ты никогда не поступала, как все, и почти всегда оказывалась права. В тот раз тоже. Меня ведь не утешила бы замена, а вот то, что ты отказалась от радости, которой был лишен я, каким-то образом смягчило горечь потери.

Со временем я узнал, кто такие археологи, и начал посещать музеи, чтобы увидеть найденные ими предметы. Там оказалось много игрушек, вещиц, которые потеряли другие маленькие мальчики пять, или пятнадцать, или пятьдесят тысяч лет назад. И тогда меня пронзила мысль: как печально, что все эти вещи были утрачены, что долгие годы к ним никто не прикасался и они никому не приносили радости. И как здорово, что кто-то побеспокоился, поехал и после стольких лет вернул их из забвения.

Потом я повзрослел, задумался о том, как обидно, что исчезают целые цивилизации, огромные пласты прошлого: короли, поэты и художники, обычаи, религии, скульптура, кухонная утварь, всякие инструменты. И как прекрасно, что кто-то побеспокоился, отправился в путь, и нашел, и выкопал, и воскресил все это.

Вот тогда я и решил, что должен стать одним из тех, кто ищет. Что, естественно, повергло в ужас и вызвало возмущение нашего отца и Повелителя, ибо он давно уже решил, что я унаследую его дело и буду… этим, строительным магнатом.

– Археология! Что может дать археология такому парню, как ты? Ты получишь в руки империю, Том!

Я сказал, что меня куда больше интересуют давно исчезнувшие империи.

Не мог же я ему объяснить, что самой главной причиной моего выбора была потерянная когда-то игрушечная зверюшка из системы Эпсилон Эридана.

Когда я закончил, Яна спросила:

– Позавчера ты выкопал из песчаника золотой шар – замечательную волшебную игрушку. Это было, словно ты нашел ту старую статуэтку?

– Да. Очень похоже. Я нашел целый мир, Яна. Для этого я и стал археологом.

– А представь, что твой отец тогда остановил строительную технику и приказал рабочим выковырять статуэтку из свежего бетона? Как ты думаешь, сидел бы ты с нами сегодня на Хигби-5?

– Полагаю, я был бы младшим партнером в фирме по продаже недвижимости, – сказал я. Наверное, сказал правду.

Теперь пришла моя очередь спрашивать Яну, как ее занесло в дебри археологии. Ее ответ сильно разочаровал меня. Она не стала рассказывать страшных историй времен своего детства.

– Я стала археологом, потому что это интересно, – ответила она. – Вот и все. Мне очень нравится узнавать, что на самом деле происходило в прошлом.

Ну ты же понимаешь, что никакой это не ответ. Ежу понятно, что все археологи находят археологию чертовски интересным занятием. Вопрос в том, почему они так думают. По-моему, ответ примерно таков: все мы ищем какую-нибудь потерянную игрушку. Мы сражаемся с силой, толкающей Вселенную в хаос. Мы объявили войну непобедимому времени, ведем партизанские действия против энтропии, пытаемся вернуть то, что годы забрали у нас: игрушки нашего детства, друзей и родственников, давно покинувших нас, события прошлого – все. Мы пытаемся захватить все, начиная с первого дня творения, не дать самой крохотной мелочи исчезнуть, утечь сквозь пальцы.

Прости мне это философствование. Не знаю, согласится ли со мной Яна или еще кто-нибудь из наших, даже проверять не хочу. Наверное, скажут, что для них это обыкновенная работа, способ достижения славы и престижа или просто времяпрепровождение. И они, может быть, не лгут, кто знает? Но я все-таки считаю, что есть более сложная, более личная причина.

Как я давно уже понял, главное неудобство серьезных откровенных разговоров состоит в том, что наступает минута, когда их просто неудобно продолжать, особенно если собеседники не очень хорошо знают друг друга. Мы очень мило и открыто говорили о том, как мой отец не хотел, чтобы я стал археологом, и о многих других не менее важных и интересных предметах, пока я не заметил, что откровенность начинает угнетать нас. Нужно было срочно предпринять что-нибудь. Или все же попытаться подкатиться к Яне, что после нашей серьезной беседы казалось еще более недопустимым, чем до нее, или выбраться из машины и сделать вид, что можно попробовать завести мотор. Я выбрал второе.

Яна крикнула:

– Зачем строить из себя рыцаря? Ты же прекрасно знаешь, что ничего сделать нельзя. Разве что потереть пальцы друг о дружку и попробовать загнать пару десятков ватт в эту чертову вездеходную батарею.

Стоя в потоках дождя, я мрачно улыбнулся:

– Мы можем застрять тут на неделю.

– Ну и что? Они вышлют за нами партию спасателей. Полезай обратно.

Я подчинился, и через пять минут на дороге показался военный грузовик. В машине сидели три солдата. Они остановились, когда увидели, что мы в беде, стали предельно внимательны и любезны, когда хорошенько рассмотрели Яну (девушки с ее формами редко попадаются на этой жалкой окраине Земной Империи), и галантно предложили, чтобы она доехала с ними до города, а я остался на дороге охранять вездеход. Яна наотрез отказалась, и это крайне их огорчило. Ребята искоса бросали на меня взгляды, исполненные нескрываемой черной зависти. Видимо, они решили, что в ожидании помощи мы успели основательно подзаняться любовью. Ну и пусть себе.

Все же они подвезли нас до города. И там нас тоже встретили неприветливо. Первым делом мы отправились в коммуникационный центр, чтобы отправить заявление, и, конечно же, дежурным телепатом оказалась мисс Мардж Хотчкисс собственной персоной. Наша очаровательная радиоактивная соблазнительница. Она небрежно облокотилась о стойку и вопросила:

– Ну? Что еще?

– Нам нужно отослать заявление для прессы. Для передачи в ближайший корпункт Галактической Службы Новостей.