Бездна

— Ну-у… не знаю…

— Я шла сюда за инструментами для починки канатов и не знала, что вы здесь. Корабль стало раскачивать и…

— Да… Ты не жалеешь о случившемся?

— Нет, — ответила Сандира. — Почему бы я стала жалеть? А ты, что, сожалеешь?

— Конечно, нет.

— Вот и хорошо, — спокойно произнесла она. — Нам давно бы следовало заняться этим.

— Да?

— Конечно, да! Почему ты так долго ждал?

Лоулер рассматривал ее при тусклом свете маленькой свечи. В холодных серых глазах Сандиры мелькнула легкая усмешка. Да, да, усмешка, но отнюдь не насмешка. Даже сейчас Вальбену казалось, что она относится к произошедшему значительно проще, чем он сам.

— Я мог бы задать тот же вопрос, — заметил Лоулер.

— Согласна… Кстати, я предоставляла тебе соответствующие возможности, но ты сделал все, чтобы только ими не воспользоваться.

— Знаю.

— Но почему?

— Это долгая история, — с сомнением ответил он. — И очень скучная. Гм-м… Разве сие имеет какое-то значение?

— Наверное, нет.

— Ну и хорошо.

И снова наступила тишина.

Через несколько минут ему пришло в голову, что неплохо бы снова заняться любовью, и он начал ласкать ее руку, потом — бедро. Почти сразу же она ответила на его прикосновения легкой дрожью, но, продемонстрировав великолепное умение владеть собой и безупречный такт, Сандира ухитрилась вовремя прекратить начатое им до того, как все зашло слишком далеко, и высвободилась из его объятий.

— Потом, — произнесла она дружелюбным тоном. — У меня ведь действительно есть причина для того, чтобы оказаться здесь.

Тейн поднялась, набросила накидку, подарила на прощание яркую, но холодную улыбку, подмигнула — и исчезла в складе на корме.

Лоулера поразила ее непробиваемость. Конечно, он не имел никакого права рассчитывать на то, что произошедшее между ними станет для нее столь же сильным потрясением, как и для него после столь длительного периода его воздержания. Правда, скорее всего, ей все понравилось. Нет, она определенно получила огромное удовольствие. А не было ли это для нее приятной, но преходящей случайностью, неожиданным следствием неровного хода корабля? По крайней мере, складывалось именно такое впечатление.

В один из сонных полудней отец Квиллан задумал сделать из Натима Гхаркида католика. Он занимался этим с заметной энергией, поэтому и обратил на себя внимание проходящего мимо Лоулера.

Разгоряченный и вспотевший священник изливал на маленького смуглого человечка обильный поток богословских концепций, и тот слушал с присущим ему почтительным вниманием и пассивностью.

— Отец, Сын и Святой Дух, — объяснял Квиллан, — един Господь, но троична сущность Его. — Гхаркид торжественно кивнул. Они не замечали Лоулера, который слушал их, остановившись наверху. Его удивило странное словосочетание. — Святой Дух… Что сие может означать?

Но священник, не останавливаясь, продолжал свои рассуждения. Теперь он перешел к объяснению того, что называл «непорочным зачатием». Что-то отвлекло внимание Вальбена, и он отошел от того места, где слушал рассуждения Квиллана. Вернувшись минут через двадцать, Лоулер обнаружил, что святой отец продолжает свои объяснения. Сейчас он говорил об искуплении, обновлении, сущности и существовании, о значении греха и о том, как зарождается грех в создании, которое есть образ и подобие Божие, и о том, почему необходимо было посылать в мир Спасителя, своей смертью искупившего все зло человеческого сообщества. Кое-что из сказанного Лоулеру понравилось, что-то произвело впечатление бессмысленного вздора; через несколько минут преобладание вздора над имеющим смысл сделалось, на его взгляд, настолько грандиозным, что Вальбена возмутила приверженность Квиллана к столь абсурдной религиозной доктрине. «Священник слишком умен,

— подумал он, — чтобы серьезно относиться ко всей этой болтовне о Боге, который вначале, создав мир, населил его несовершенными копиями самого себя, а затем послал в этот мир какую-то часть себя, чтобы спасти людей от недостатков и грехов с помощью собственной мучительной смерти». Но больше всего Лоулера злило то, что Квиллан, так долго сам исповедовавший эту глупую религию, теперь пытается навязать ее невинному и беззащитному Гхаркиду.

Немного позже возмущенный Вальбен подошел к Натиму и посоветовал:

— Вам не стоит обращать серьезного внимания на рассуждения отца Квиллана. Мне бы очень не хотелось, чтобы вы попались на его удочку.

В непроницаемых глазах Гхаркида мелькнула тень удивления:

— Вы думаете, что я могу попасться?

— По крайней мере, мне так показалось.

Натим тихо рассмеялся.

— Ах, какая ерунда… Этот человек ничего не понимает, — сказал он и отправился по своим делам.

В тот же день, попозже, священник отыскал Лоулера и сказал ему крайне резким и раздраженным тоном:

— Я был бы вам очень признателен, если бы впредь вы воздержались от высказывания своего мнения по поводу чьих-то подслушанных вами бесед. Вы не против, доктор?

Вальбен покраснел.

— Что вы хотите этим сказать?

— Вам прекрасно известно!

— Ну, да… да.

— Если у вас есть что сказать, приходите, садитесь со мной и Гхаркидом, и мы вас с удовольствием выслушаем. Но плевать в спину!..

Кивнув, Лоулер пробормотал:

— Извините.

Квиллан бросил на него пристальный ледяной взгляд.

— Надеюсь, это искренне.

— Неужели вы в самом деле считаете достойными попытки буквально впихнуть свои верования в такую простую и чистую душу, как Гхаркид?

— Мы об этом уже говорили… Он не так прост, как вы думаете.

— Возможно, — согласился Лоулер, — но он сказал мне, что ваши доводы не произвели на него большого впечатления.

— Да, это так. Но, по крайней мере, Натим выслушивал их без предубеждения. В то время как вы…

— Ну, хорошо, — прервал собеседника Вальбен, — сойдемся на том, что я по природе своей не исповедую никакую религию и ничего не могу поделать с этим. Идите и продолжайте делать из несчастного Гхаркида католика… По большому счету, меня сие мало волнует… сделайте из него даже большего верующего, чем вы сами. Это не столь сложно. С какой стати меня должно волновать ваше стремление? Я же уже извинился за свое вмешательство и действительно искренне сожалею, что влез не в свое дело. Вы принимаете мои извинения?