Страница 57 из 58
А потом я вдруг проснулся ночью, но не от кошмара, как обычно, а от странного томления и боли во всём теле. Я не сразу понял, что со мной и только потом понял, что хочу её. Безумно. Страстно. И что я уже не смогу уснуть, не сняв это жуткое напряжение.
Я подкатился к ней и, найдя в темноте её губы, принялся их целовать. Она проснулась почти мгновенно и без слов поняла моё состояние. А потом случилось все. Мыслимое и немыслимое. И границы между нами стерлись, растворились. Словно их никогда и не было.
А потом, когда все закончилось, откинувшись на подушку, я облизал губы. Они были холодными и сухими и, проглотив слюну, я распахнул глаза. Селин смотрела на меня. Её глаза, казалось, сверкали в темноте.
- Пойдем в душ. – Позвала она. Я не сопротивлялся.
Я позволил ей отвести себя в душ и включить тёплую воду. Струи заливали моё лицо, и я покачивался в такт какой-то незримой музыке. Потом мы вернулись обратно в кровать.
Я потянулся к её губам.
- Тебе нужно поспать, - она мягко оттолкнула меня, - просто ляг и спи, Нельсон.
И я буквально в тот же миг провалился в сон.
Глава XV.
СТРАХИ.
«Для того чтобы жить, нужны более веские основания, чем для того, чтобы умереть». Ривароль.
«Когда умирает взрослый, он может попасть либо в рай, либо в ад, в зависимости от причин, послуживших его смерти и от жизни, которую он прежде вел. Когда умирает невинный младенец – однозначно попадает в рай. Самоубийца – в ад. Вроде бы всё понятно, словно разложено по полочкам.
Интересно, куда же попаду я после смерти? В рай или ад? А может после смерти ничего не существует? Только небытие. И разговоры о загробной жизни – выдумка для любителей мистики?
И что я почувствую при этом? Просто засну и не проснусь? Или же мне будет больно? Боли я боюсь. Лучше просто заснуть. Раствориться в темноте. Как будто тебя никогда и не было. Перестать существовать. Перестать думать. Исчезнуть. Умереть.
Наверное, страшно, когда подобные мысли приходят в голову юной девочке, но я ничего не могу с этим поделать. Не могу перестать думать, не могу вновь и вновь не представлять себя в гробу. Холодной, бездыханной. Родители склонились надо мной. Они плачут. Или нет. Отец не заплачет, только стиснет зубы и будет стойко слушать последние слова священника, обнимая рыдающую мать за плечи. Что она будет рыдать – сомнений в этом у меня нет.
Лили и Кайла на кладбище не возьмут. Оставят на попечение няни, зато Брайан с женой обязательно придут. Гэвина отпустят на пару дней из Оксфорда….
Нет! Довольно! Так можно и умом тронуться. Две таблетки с утра я выпила, поэтому боли можно не бояться. Отпадает. Парня у меня нет. Значит, никто другой помимо семьи не будет страдать после моей смерти. Остаётся только одна забота – мои дорогие родители. Они не должны видеть, как я страдаю. Не должны знать, что боязнь смерти мучает меня каждый день.
Из-за неё я плохо сплю по ночам, плохо ем. Хотя. Говорят, что в моём теперешнем состоянии аппетит должен ухудшиться. Это нормально. Если можно так обозвать мою болезнь.
Моя милая семья. Они лезут из кожи вон, чтобы отвлечь меня от грустных мыслей. Позволяют мне всё и даже более того. Раньше вот Брайан не позволял мне кататься на своей яхте, а теперь каждые выходные зовёт. Хитрит, что якобы ему одному не справиться, но я знаю, что старается он исключительно ради меня.
Он знает, я люблю море. Оно меня успокаивает. Отвлекает от грустных мыслей. Когда я смотрю на бьющиеся о борта яхты волны, то словно растворяюсь в них. Перестаю существовать. Как русалочка у Андерсена. Интересно, что она чувствовала, когда растворялась, превращаясь в пену?
Правда, она умирала, спасая любимого человека. Она жертвовала собой во имя счастья своего единственного. А я? Во имя чего умираю я? У меня даже единственного нет. И не будет уже, наверное. Сейчас стало так сложно найти хорошего человека, с которым можно не просто круто погулять, а ощутить всю нереальную гамму чувств. А я так много чего не успела почувствовать! Так много хочется и так мало времени. Катастрофически мало. И хотя я уже смирилась с одиночеством, всё равно продолжаю мечтать о чуде. День за днем. А стрелки всё бегут вперёд, с каждым часом приближая меня к смерти.
«Святая Диана» - лайнер моего братца, названный так в честь матери, плавно скользит по волнам. Белоснежные чайки кружат над головою, редкие лучи солнца пробиваются сквозь плотную завесу серых облаков. Мы отплываем от южного побережья Великобритании. Совсем скоро берег исчезнет за линией горизонта и вокруг останется лишь бесконечное море. Какая красота!
Сегодня пассажиров немного, даже есть свободные места во втором классе. Не говоря уже о первом, где билеты на несколько десятков евро дороже. И я просто стою, опершись спиной на деревянный парапет на небольшом пятачке, именуемым «капитанским бортиком». Отсюда прекрасно видна верхняя и нижняя палубы. Я рассматриваю пассажиров, как обычно придумывая разные несуществующие истории, почему они здесь оказались.
Вот молодая девушка, улыбчивая, счастливая, лет двадцати пяти не более. Зачем она плывёт на Уайт? В поисках работы? К тетё? А может к своему любимому, который с нетерпением будет ждать её с букетом белых орхидей на причале.
Пожилая пара в углу второго класса. Он читает газету, она что-то вяжет. Похоже они счастливы. Дети давно выросли, и сейчас эти двое просто путешествуют.
Я посмотрела на часы. Забавно, я стала чаще обращать внимание на время. Похоже на паранойю.
Неожиданно краем глаза я заметила необычную активность на одном из мест верхней палубы. Кто-то явно мужского пола торопливо расстёгивал пуговицы бордового пиджака. Под ним у него оказалась светло-голубая футболка. Он медленно встал. На ногах синие джинсы. Я перевела взгляд на себя и усмехнулась. Голубая водолазка и джинсы такого же цвета. Отличный выбор, незнакомец!
Пока я рассматривала себя, незнакомец по лестнице переместился на нижнюю палубу, расположившись неподалеку боком ко мне. Теперь я смогла рассмотреть его с достаточно близкого расстояния. Совсем молодой. Лет семнадцати или около того. Темноволосый. Волосы длиннее обычного, кончики немного вьются. Стоит, сгорбившись, поставив локти на парапет. Пристально смотрит вниз на волны. Слишком пристально на мой взгляд.
Вот движение. Он потер глаз, затем лоб ладонью. Облизал губы. Они вроде как у него пересохли. Опять взгляд на море, затем в небо, потом в пустоту. Тяжело дышит, рот приоткрыт. Повернул голову. Взгляд как у пьяного. Вот-вот покачнётся и упадёт.
До меня дошло в самый последний момент. Чёрт, да его попросту укачивает! Резко сорвавшись с места, я быстро спускаюсь, нет, скорее слетаю по ступенькам вниз и успеваю в самый последний момент. Подхватываю его под мышки, не даю упасть. Господи, какой он тяжелый. Вроде бы худощавый и невысокого роста. Быстро отрываю его руки от парапета. Он не сопротивляется. В глазах ни проблеска сознания. Видно ему совсем хреново.
Куда же его пристроить? Оставить здесь, значить посеять панику среди пассажиров. Брайана напрягать не хочется, у него и без этого дел по горло. Остаётся только моя каюта. Именно туда я его и потащила. На ступеньках он упал. Не споткнулся, а именно опустился со всего размаха на колени. Но даже не застонал. С трудом я помогла ему встать и уложила на прибитую к стене койку.
Голова его откинулась. Глаза немного приоткрыты. А он симпатичный. Тонкие губы правильной формы, острый прямой нос, карие глаза. Правда сейчас немного мутные, но это пройдёт. Морская болезнь к счастью лечится.
Пока я внимательно рассматривала его, он понемногу тоже стал присматриваться ко мне. Он изучал меня так же обстоятельно, как и я его. Меня это здорово смутило, и я ляпнула первое, что пришло в голову.