Агент № 1

Завод Мальцинотти выпускал в день более 50 моторов. Это составляло полторы тысячи моторов в месяц, а за 4 месяца — около 6000. Если даже считать, что по тактическим соображениям известная часть их была пощажена диверсантами, все же следует, что жертвами диверсий оказалось от 400 до 600 немецких самолетов.

Как выяснилось позднее, действующие в Египте немецкие эскадрильи переживали все более возрастающий кризис. Он дошел до апогея во время осеннего английского наступления, когда немецкие аэродромы в пустыне роились от множества новых самолетов. Тогда-то и оказалось, что экипажи не могут доверять буквально ничему — ни моторам, ни горючему, ни смазочным маслам. Аварии, происходящие по неведомым причинам, стали кошмаром немецких летчиков, и с этим ничего не мог поделать главный эксперт генерал фон Валдау, специально присланный верховным командованием, ни даже сам фон Кессельринг, руководивший воздушными операциями немцев и итальянцев. Во время тщательных исследований причин аварий большинство экипажей люфтваффе почти бездействовали, тогда как самолеты королевских военно-воздушных сил непрестанно вылетали на боевые задания. Комментаторы сражения под Эль-Аламейном, подчеркивая эту особенность, никак не могли подобрать к ней соответствующих объяснений, хотя и признавали, что выигрыш решающего сражения и дальнейшее преследование врага были в значительной степени облегчены «параличом» люфтваффе.

Под конец и эта форма диверсий стала невозможной, по крайней мере в Новом Фалироне. Случилось как-то, что уже летом три отправляющихся в Тунис самолета получили свои моторы прямо на заводе Мальцинотти. И надо же так произойти, что именно эти моторы были предварительно «обработаны». Пилоты самолетов, длительное время находившиеся под страхом аварии, долго разогревали и пробовали свои машины. И вот все три самолета буквально после старта грохнулись в море на глазах фалиронских рабочих.

Катастрофа такого масштаба не могла пройти незамеченной, она послужила сигналом всеобщей паники на заводе и началом яростных немецких репрессий. После пыток и полевого суда смертью храбрых пали десять фалиронских рабочих. Среди улик их диверсионной деятельности находились и зловещие зернышки, в которых немцы, к своему ужасу, узнали изобретение собственных химиков. И уж, во всяком случае, подозрительный «слесарь» в синих очках уже не мог показываться в Новом Фалироне; его теперь разыскивали по всей стране. Георгию вновь пришлось переменить внешность…

Тот, кто заставил содрогнуться Афины, Грецию и все вражеские штабы, праздновал свою нелегкую победу. Расхаживая по комнате, он время от времени потирал руки и запивал водой куски черствого хлеба. Наступили дни, когда хлеб составлял единственную пищу человека, которого оккупанты называли «врагом № 1» на Балканском полуострове.

В свободные минуты он обдумывал простой, легкий плакат с пропагандистским содержанием. На нем были видны летящие четырехмоторные бомбардировщики, а на первом плане сжатый кулак подымал большой палец в знак победы.

X

«ПАРФЕНИУМ»

Наступила прекрасная ранняя греческая весна. Вестниками ее по всей Аттике были алые, голубые и белые анемоны. А для Георгия с весной начался трудный период, ему вновь пришлось расстаться с квартирой. Пару ночей он проспал среди руин и скал, нетерпеливо дожидаясь связного. Сны ему снились тяжелые, зловещие, отравленные предчувствиями, а возможно, и опасным ароматом красивых, но вредоносных цветов. Анемоны раздражали его. Он предпочитал смотреть на парфениум. Как-то он сорвал один из этих нежных цветков и бездумно приложил к горящему лбу. Минуту спустя ему припомнилось, что по древнегреческим поверьям парфениумом лечили воспалительные процессы. Кажется, сама богиня Афина рекомендовала это лекарство Периклу, и, кажется, какой-то греческий каменщик, свалившийся с лесов при строительстве Пропилеев, был исцелен именно таким способом.

— Можешь спокойно возвращаться, — сказала хозяйка бывшего дома, найдя убежище инженера и помогая приготовить ему еду.

Тревога возникла опять из-за Апостолидиса, который после очередного допроса у гестаповцев разболелся и в жару принялся выкрикивать, что он не виновен, что страдает он из-за братьев Янатос и многих других, называя также Папазоглу и обоих морских офицеров. Однако, оправившись, Апостолидис поклялся, что ничего подобного он немцам не говорил, это пока подтверждалось отсутствием арестов или обысков. Тем не менее с этим беднягой нужно было что-то делать. «Убить», — посоветовал один из братьев Лабринопулос. Янатосы и Папазоглу возмутились таким решением и предложили выслать Апостолидиса вместе с семьей куда-нибудь в провинцию, но выполнить это не представлялось возможным из-за отсутствия денег.

Хозяйка принесла не только плохие вести. Так, она сообщила, что в Новом Фалироне операции продолжаются, приблизительно каждый третий мотор начиняется «фасолью». Донесения центру «004» отправляются регулярно. И вот еще какое-то новое предложение Каира относительно «М. С. 109».

Георгий с головой ушел в расшифровку текста, который требовал от него выполнения нового задания. Предыстория этого задания была связана с сообщением одного информатора, работавшего на побережье. Тот сообщил, что в греческих водах появилось новое немецкое судно. Информация была подвергнута проверке, затем зашифрована и передана центру «004». Спустя какое-то время Георгий еще раз вернулся к этому вопросу и дополнительно сообщил, что указанное судно представляет собой подводную лодку, поставленную на причал не в обычном месте стоянки военных кораблей в Саламинском заливе, а пришвартованную в Скараманга, в Элефсисе, на некотором отдалении от Арсенала. «На подводной лодке замечен опознавательный знак, состоящий из букв М и С, а также цифры 109. Повторяю: М. С. 109, — гласила телеграмма Георгия, отосланная неделю назад. — Похоже, что лодка поставлена на ремонт и отойдет, по-видимому, не скоро». Казалось, что известие такого рода не может взволновать англичан. Однако все произошло наоборот…

Наступили первые мартовские дни — жаркая пора как в метеорологическом, так и в военном смысле. На далеком Тихом океане одна за другой рушились под натиском японцев англо-американские позиции, а на Средиземном море продолжалось единоборство авиации и флота борющихся сторон за два главных пути, скрестившихся в этом районе: Гибралтар — Суэц и Сицилия — Триполи, в первую же очередь — Мальта. В Северной Африке в любой день могло начаться новое контрнаступление генерала Роммеля, который спешно латал прорехи в людях и технике, накапливал боеприпасы и горючее. При создавшемся положении англичане больше всего интересовались регулярно выходящими из Пирея и Патр караванами судов. Но вот оказалось, что малоинтересное сообщение о незаметной, да к тому же еще и ремонтируемой подводной лодке очень взволновало англичан.

Вопросы относительно загадочной «М. С. 109» посыпались градом, после чего был получен категорический приказ принять любые меры для ее уничтожения. И сейчас Георгий расшифровывал депешу, призывающую агента № 1 вплотную заняться этим делом, расценивая его как главное задание.

Отправляясь в Скараманга, Георгий вновь изменил свою внешность. Офицер-подпольщик из греческой полиции снабдил его удостоверением моряка греческого торгового флота на имя Кириакоса Париссиса. С таким документом, в черной матросской робе и порядком потрепанных брюках, подстриженный ежиком и плохо умытый, Георгий мог и в действительности сойти за бродягу или моряка, выгнанного с какого-нибудь торгового суденышка. Информатор сопровождал его до места назначения, стараясь познакомить спутника с местностью, на которой предстояло ему действовать. Самое главное было найти правильный тон при первом же разговоре с лейтенантом немецкого военно-морского флота, неким Адольфом Кингелем.

— Если сумеешь ему понравиться, он примет, если же нет — все пропало, — говорил грек, указывая дорогу к бараку, в котором размещалась администрация.