Страница 43 из 45
Первым заметил отсутствие собаки профессор Толмазов.
— Костя! Где Джульбарс? — спросил он, остановившись, чтобы передохнуть.
Как нарочно, откуда-то издалека раздался собачий лай.
— Почему его нет с нами?
Костя принялся звать собаку.
— Может быть, мы ее нечаянно закрыли в машине и она не может оттуда выбраться? — сделал предположение профессор.
— Нет. Люк остался открытым… Непонятно, почему ее нет…
О действительной причине отсутствия Джульбарса никто, конечно, не мог догадаться. Дело в том, что как только люди покинули подземную машину, из наушников радиоприемника, по рассеянности не выключенных Костей, послышался звук морзянки. Это случилось именно в тот момент, когда на поверхности только что запустили передатчик.
Но в кабине уже никого не было.
Звук морзянки привлек внимание собаки. Она уселась на задние лапы и стала прислушиваться к слабым звукам, доносившимся из наушников. Затем, когда на поверхности перешли на телефонную передачу и из наушников послышался слегка дребезжащий голос, Джульбарс принялся лаять. Искаженный человеческий голос его раздражал.
— Я считаю, что собаке, спасшей нас и предупреждавшей о грозящей гибели, следует помочь выбраться из лодки, в которой она, видимо, застряла, проговорил профессор. — Вернемся, товарищи?
— Я схожу один, — сказал Костя.
Преодолевая овраги и камни, он шел к покинутой машине, чтобы выручить своего четвероногого друга.
Вот и лодка. Костя быстро взобрался по лестнице и заглянул в люк. К его удивлению, ничто не мешало собаке покинуть машину. Она сидела и радостно виляла хвостом при виде своего хозяина.
Из наушников уже не было слышно сигналов.
Костя позвал Джульбарса и тронулся в обратный путь, не подозревая о причине, заставившей лаять собаку.
Наконец достигнуто самое высокое место подземелья. Взявшись за кирки, путешественники принялись пробивать себе путь на поверхность земли.
Глава шестая
Много необъяснимых шорохов можно услышать в земле, если к ней прислушаться при помощи чувствительных электрических приборов — геофонов. Но то, что услышали звукометристы спасательной экспедиции, как только им удалось наладить аппаратуру, было в высшей степени странным.
Из-под земли слышалась музыка.
В палатке царила гробовая тишина. Звукометрическая аппаратура, снабженная несколькими наушниками, позволяла слушать одновременно нескольким человекам.
— Музыка! — воскликнул директор. — Что это значит?
— Ничего не понимаю… — откликнулся Батя. — Откуда? В земле… под пустыней, и вдруг — музыка?
Весть о необыкновенном сигнале из-под земли быстро разнеслась по лагерю. Люди начали собираться возле звукометрической палатки.
— Пение слышится из-под земли, — раздался чей-то голос.
— Не пение, а музыка, — поправил сосед.
Из палатки высунул голову конструктор Катушкин.
— Тише, — проговорил он шепотом. — Не топчитесь… Ваши даже самые легкие движения создают впечатление, будто рядом ходят слоны! Надо же, товарищи, считаться с чувствительностью аппаратуры!
— Тут какая-то ошибка, — сказал шепотом директор Бате. — Возможно, что новые геофоны настолько чувствительны…
— Да, но какая может быть музыка поблизости. Тут пустыня! — не снимая наушников, также шепотом ответил Батя.
— Неужели бурить в том месте, откуда слышится музыка? — растерянно спросил Горшков.
— Да, надо бурить… — подтвердил Батя.
— Это не дело! — не унимался Пантелеймон Евсеевич. — Шум буровой машины заглушит все и не даст возможности услышать шум лодки…
В это время почти одновременно заговорило несколько человек, сидевших с наушниками у аппаратуры.
— Лает собака! Слышу лай! Собака лает!
— Что же это такое, товарищи? — сказал удивленно директор. — Откуда под землей собака?
Словно буря, в палатку ворвалась Наташа.
— Это они! Это Костя! — закричала она задыхаясь.
— То есть, позвольте… — сердито пробормотал Горшков. — Почему Костя? Или вы думаете, что Костя…
— Нет, нет! Это собака его лает. Он, наверное, взял ее все-таки в лодку.
— Так и есть! Наташа правильно говорит, — приглушенным голосом начал Панферыч, просунув голову в палатку. — Я вот собирался доложить Константину Григорьевичу, что собака Кости словно в землю провалилась… А товарищ Катушкин заявил мне, что не надо… Мелочь, мол! А разве можно пренебрегать мелочами, раз такое дело? Все равно! Это собака Кости под землей на профессора гавкает…
— Надо бурить немедленно, — предложил Батя.
— Бурить! Бурить! — послышались радостные крики. — Это они!
— Координаты установлены? — быстро спросил директор.
— Совершенно точные, — звукометрист подал Гремякину карту местности. Музыка и лай идут вот отсюда.
— Бурить немедленно, — твердо произнес директор и направился к выходу из палатки. За ним последовали остальные.
Вскоре в наступающем рассвете стало видно, как ползет по песку огромная машина — сверхскоростной шахтный бур.
— Бур — это дело верное. Без вашего бура не обошлось, — сказал Трубнину Горшков.
— Не мешайте, Пантелеймон Евсеевич… — рассеянно ответил инженер, занятый своими мыслями.
— У меня такое ощущение, — говорил Гремякин Бате, — что сейчас на этом песчаном поле произойдет сражение. Жестокая схватка с непокорной природой.
— Ты не вспомнил, дорогой полководец, про армию, — рассмеялся Батя, беря своего друга под руку. — Она незримо присутствует здесь. Это армия рабочих и инженеров, строивших новые машины. И сражение, по-моему, длится уже давно. А сейчас решающая схватка, но не последняя.
Работа подвигалась медленно.
Острие кирки легко вонзалось в мягкий известняк, но застревало в нем. Чтобы вытащить инструмент обратно, требовалось большое усилие. Еще труднее было работать лопатой.
— Надо осторожно расходовать свои силы. Давайте опять отдохнем, предложил Крымов.
Люди отложили в сторону инструменты и сели на глинистую почву.
— Каково теперь моей Марине Ивановне… — тихо начал Толмазов, задумчиво склонив голову. — Волнуется, бедная, погибшим, наверное, считает… В течение сорока двух лет нашей совместной жизни сколько раз случалось всякое. Экспедиции, знаете, бывали не безопасные. Много тяжелых дней ожиданий и раздумий доставил я своей жене. А возвратишься благополучно, говорит, верила, что вернешься цел и невредим, несмотря ни на что, верила. А по лицу видно волновалась, переживала…
— Маме я отправил письмо в день нашего старта, — сказал Крымов как бы про себя. — Зоя Владимировна обещала мне, если будет какая-либо задержка, посылать старушке телеграммы по своему усмотрению…
Костя думал о матери, о сестренке Кире, десятилетней девочке с белыми вьющимися волосами, и… о Наташе. Но вслух своих мыслей не высказал.
— Хотя бы немного осталось взрывчатки, — мечтательно проговорил он. — Всю израсходовали при устройстве заграждения.
— Да… — протянул профессор. — Как там наше заграждение, действует или нет?
— Не узнаем, пока не выберемся на поверхность, — заметил Крымов. — Спой, Костя, еще что-нибудь! У тебя здорово получается, серьезно! Пение нас ободрит…
Немного подумав, механик затянул фронтовую песню. К нему присоединился профессор; он не знал слов, но мелодию подтягивал верно.
Звук песни, отразившись от стен, превратился в продолжительное эхо и возвратился к поющим, аккомпанируя им, словно мощный симфонический оркестр. Таков акустический закон огромного подземелья.
Кончив песню, люди снова принялись за работу.
— Волноваться не следует, — провизии у нас много, только работай… Выберемся! — промолвил Толмазов, нанося первый удар по известковому потолку.
Через несколько минут собака опять начала проявлять признаки беспокойства. Она глухо рычала, ощетинив шерсть.
— Что это может быть? — спросил Крымов, уже познавший на опыте, что животное не волнуется даром.
Костя бросил кирку и молча направился за Джульбарсом, освещая ему путь своим фонарем. Собака вела к тому месту, где стояла подземная машина. Через минуту все стало ясно: из широкого отверстия, проделанного лодкой, с легким шумом в подземелье начала поступать вода.