Страница 6 из 8
Ночью тьма окутывала лодку, словно одеяло.
Воспоминания о жене Ирине, о детях и внуках не дают скучать.
Ночью ветер смешался с дождем, осел на океан и заодно на лодку.
Как говорил древний монах авва Форст: «Если Богу угодно, чтобы я жил, то Он знает, как это устроить. А если Ему не угодно, то для чего мне и жить?»
Я бросил грести, встал в полный рост, держась за страховочные дуги, и ощутил такое качество и глубину молчания, которое не было просто отсутствием шума и звука, – это тишина в моей душе, а не в океане. Но и в этом плавании я не буду избавлен от одиночества (всегда кто-то присутствует на борту лодки). С другой стороны, Бог послал мне одиночество, но это только одиночество без людей, одиночество в Божием присутствии, в уверенности, что со мной всегда рядом Он, с которым я способен свободно войти в вечность.
Уже прошло четыре года с 22 декабря 2009, когда в селе Атманай на берегу Азовского моря скончалась наша мама Мария Ефремовна. Ей было 93 года и четыре месяца от роду. Они с папой прожили 73 года вместе, у них было пятеро детей, тринадцать внуков и тринадцать правнуков. Смерть была очень тихая, без страданий и видимых мучений, она будто погасла. Мы ее похоронили прямо на берегу моря. Как легка была ее кончина. Ее смерть стала для меня откровением в мои пятьдесят девять лет. Когда я вернулся из очередной экспедиции из Гренландии, глаза мамы не открывались, и, как загнанная газель, она прерывисто, часто дышала. Но не смерть занимала ее, а хотелось одного – улыбнуться. Она дождалась меня, и можно было отправляться туда, где ее уже ждала та, от которой никто не увернется, когда наступает время.
Я встал на колени перед мертвой мамой. Когда она была жива, никогда этого не делал. А жаль! Даже после того, как опустили гроб в землю, я не поднимался, и говорить не хотелось. Мамы больше не было с нами, она не сможет обласкать, но мы по-прежнему нуждались в ней и, опуская гроб на рыбацких просоленных веревках в землю, знали, что заботливо укрываем ее землей, а не хороним покойницу. Мы – ее дети, а нас пятеро, собрались на кладбище, но никто не плакал. Тяжесть наша была тяжестью краеугольного камня храма. Все только опустили глаза, чтобы не смотреть ей – смерти – в глаза.
Три вопроса мудрецу:
Сын Николай, стремись к тому, чтобы сделать из молитвы жизнь и из жизни – постоянную молитву.
От океана веет покоем. Он лишился формы.
Когда молюсь, то плачу, но от молитвы светлеет на сердце. Здесь я ничего не требую. Когда больше требуешь, больше и спрашивают. Меня спрашивают: что я буду делать завтра? Здесь, в океане, буду грести веслами, а там, на суше, буду пересекать Аравийскую пустыню на верблюдах, писать картины на холсте, строить храмы, наблюдать за звездами, проектировать яхту.
7 января 2014 г.
День 16-й.
Тихий океан
22°06′ – Ю.Д.
82°14′ – З.Ш.
Слава Господу Богу, я дожил до Рождества Христова. Рождественская ночь прошла спокойно, без происшествий. Ветер – 12–15 узлов, грести было легко и спокойно. Восточный ветер позволяет продвигаться ровно на запад. Меня беспокоит только плотная облачность, на небе абсолютно нет просвета. Небо черное, бортовые аккумуляторы за ночь сильно разрядились, и не хватает дневного света, чтобы их подзарядить. Солнца нет.
Ночью лодку окружает мрак. Когда гребу, удается отвлекаться от мыслей, но как только перестаю, становится страшно. Лодка окутана сыростью и темнотой. Ничего не видно, даже лопастей весел, которые в двух метрах от борта. Нет ни луны, ни звезд. Слышно только дыхание океана, шум волн. В такие моменты особенно остро ощущаешь, что ты песчинка на маленькой лодке в Мировом океане. Спасает только Иисусова молитва.
По спутниковому телефону мой сын Оскар передал прогноз погоды, согласно которому такая обстановка продержится до 10 января. Из-за разряженных аккумуляторов сеанс связи был не больше 5 минут, но он успел сказать, что в регионе, где я нахожусь (20 градусов южной широты и 80 градусов западной долготы), очень плотная облачность, временами достигает 90 %, т. е. плотность облаков такова, что до поверхности океана доходит только 1 % солнечного света. Из экспедиционного штаба в Москве поступают вопросы, связанные с тем, почему я иду больше на северо-запад и тем самым увеличиваю расстояние до Австралии, хотя логичнее было бы держать курс строго на запад.
Маршрут любого пересечения океана на веслах прокладывается в зависимости от течений и преобладающих направлений ветров, и гребцы полагаются на эти два фактора и зависят от них. Они либо повторяют схему течения, если попадают в него вскоре после старта, либо рассчитывают свой маршрут так, чтобы в конечном итоге попасть в благоприятное. Естественно, и в первом, и во втором случае курс гребца не пролегает по прямой. В Атлантике лучшей иллюстрацией подобного «искривления» маршрута может служить путь Колумба к берегам Нового Света. Выходя из Испании и Португалии, каравеллы сначала отправлялись на юг, к Канарским островам, следуя за Канарским течением, доходили почти до островов Зеленого Мыса, и уже оттуда, войдя в пассаты и Северное экваториальное течение, пересекали Атлантику с востока на запад. Обратное движение – с запада на восток – шло по Гольфстриму, т. е. от Вест-Индии корабли поднимались на север и только тогда начинали переход к Европе.
В Тихом океане, вдоль берегов Южной Америки, с юга на север проходит Перуанское течение (Гумбольдта) – одна из крупнейших систем течений Мирового океана. Именно в него стремлюсь войти и я, чтобы, поднявшись до 15–10-го градуса южной широты, достичь зоны южных пассатов и тогда уже начинать движение на запад. На карте течений хорошо видно, что подходить к Австралии можно только по пассатам, причем не торопясь поворачивать на юг, чтобы восточная граница Восточно-Австралийского течения не унесла меня к Новой Зеландии, но и не слишком медля, чтобы не попасть в ветку Пассатного течения, поворачивающую назад на запад, сливаясь с Экваториальным противотечением.
Гребная лодка не может идти ни против течения, ни против ветра, и каким бы непонятным, «непрямым» ни казался мой маршрут, любому неискушенному в навигации человеку ясно, что этот курс – и логичный, и верный, и, собственно, единственно возможный для моей лодки, направляющейся из Южной Америки в Австралию.
Первые две недели при увеличении расстояния от старта путь до финиша тоже увеличивался. Это потому что я двигаюсь к Австралии по дуге, повторяя направление движения основных течений.
Второго января 2014 года, на одиннадцатый день перехода, находясь на расстоянии 534 морских миль от Конкона, я одновременно удалился от своей конечной цели на 137 морских миль. В этот день расстояние до Брисбена составляло 6523 морские мили, что являлось самой отдаленной от финиша точкой всего маршрута. После нее началось медленное сокращение расстояния, 5 января оно уже составило 6482 морские мили.
Я давно вынашиваю идею и план выстроить дом для истинных моих друзей. Уже приобрел красивую землю недалеко от Москвы. Дом должен быть огромен, ведь у меня много друзей. Друг мне и тот, кто считает, что ненавидит меня. Я считаю так: если того считаешь другом, кому доверяешь без опаски деньги, значит, дружба для тебя – честность слуги. Если того, к кому обращаешься за помощью и получаешь ее, дружба для тебя – выгода, которую можно извлечь из нее. Если того, кто в нужный момент встанет на твою защиту, значит, дружба – долг чести. Но я называю другом того, кто при моем приближении узнает меня и улыбается. В таком друге я не смогу разочароваться.
Сын Николай, в мире достаточно судей. Не выбирай профессию, связанную с судом. Сегодня судят человека за преступление, а завтра все о нем сострадают. «К Богу приходят не экскурсии с гидом, а одинокие путешественники» (Владимир Набоков). Дьякон, пристрастный к мирскому, уже не дьякон; священник жестокосердный уже не священник; художник, не пишущий картину, уже не художник; путешественник, не путешествующий, уже не путешественник. И когда я прочитал слова апостола Павла к Римлянам: «Я жил некогда без закона, но когда пришла заповедь, то грех ожил» (Рим.7:9), – то неподготовленным к ней оказался. «Прошлое покрыто мраком, будущее неопределенно» (Григор Нарекаци).