Страница 11 из 18
– Что, замечталась, хм, детка? – вдруг спросил ее Ин Юнчен, стянув с головы шлем.
Девушка посмотрела на его плечи, на поблескивающую на шее цепочку и ответила, ни на секунду не задумавшись:
– Я терпеть не могу осьминогов.
Ее спутник обернулся, и по озадаченному выражению его лица Саша поняла, что все-таки сумела застать несносного насмешника врасплох. Перекинув одну ногу через сиденье, она спрыгнула с байка и встала вполоборота к парню.
– Поэтому на свидании, – сообщила Саша, – осьминогов мы есть не будем. Таково мое условие, главное и единственное.
Он сначала заулыбался, просто и открыто, а потом беззвучно захохотал и, потянувшись вперед, отвел с ее лица пряди высохших за время их совместной поездки волос. Александра глянула на Ин Юнчена чуть исподлобья, впервые улучив момент для того, чтобы рассмотреть его повнимательнее. Верно показалось ей с самого начала – в нем не было ни капли того нервного, томного изящества, что отличало многих богатых сынков из ее окружения. Он будто искрился жизнелюбием, смехом и размашистой, легкой силой.
Мгновение, что они смотрели друг на друга, показалось ей непростительно коротким – и восхитительно длинным. А потом мисс Сян, обычно не отличавшаяся излишней скромностью, вдруг вспыхнула и опустила глаза.
– Никаких осьминогов, клянусь, – отозвался в этот же момент Ин Юнчен и внезапно совсем другим тоном спросил: – Кто это там, у входа в дом?
Девушка, у которой все никак не получалось утихомирить бешено бьющееся сердце, повернулась – и от неожиданности отшатнулась, отступила назад, к мотоциклу.
По дорожке, ведущей от дома к воротам, несся ее отец, и было ясно, что господин Сян пребывает в состоянии истинного бешенства. Никогда прежде Сян Джи не видела своего родителя таким – в обычные дни он прилагал все силы, чтобы не потерять лица. Но появление младшей дочери, больше напоминающей уличную бродяжку, в компании какого-то наглеца, видимо, стало той самой каплей, что переполнила чашу его терпения.
Девушка торопливо схватилась за плечо Ин Юнчена.
– Тебе сейчас лучше уйти, – шепотом просвистела она. – Как говорила моя бабушка, мужчины нашего рода долго запрягают, но уж едут – быстрей некуда. А папа, похоже, как раз разгоняется.
– Что с того, – начал было возражать парень, – от меня не убудет поздороваться.
Саша замотала головой. Она сомневалась, что отец рискнет ввязаться в драку, но боялась, что он как-нибудь… унизит Ин Юнчена. Родитель ее не терпел того, что называл «неподходящими знакомствами» и частенько напоминал своей дочери о происхождении и статусе. «Орел воробью не товарищ», – вот что слышала она из его уст каждый раз, когда пыталась познакомить очередного своего ухажера с семьей.
– Потом, – поторопила его Александра. – Ты же не из тех, кто думает только о том, как идти вперед, но не глядит, как отступать назад? Лучше позвони мне вечером, а здесь я сама разберусь!
И, не дожидаясь ответа, она побежала вперед – отца следовало остановить, удержать и, если возможно, успокоить. Через несколько долгих мгновений за спиной ее взревел мотор, заскрипел под колесами байка щебень, и девушка с облегчением выдохнула.
Когда господин Сян схватил ее за запястье, потащил к дому, а потом весьма неласково втолкнул в общий зал, она даже не разозлилась. Ни материнский взгляд, полный разочарования и упрека, ни гневное молчание отца не способны были испортить ей настроения. Стоя перед родителями в забрызганной грязью одежде, с разметавшимися по плечам волосами, девушка едва сдерживала улыбку. Сами они могли жить по своим правилам и законам, но заставить ее склониться перед их волей – нет. Не в тот день, когда мужчина со скверным характером и глазами воина из древних легенд подарил ей крылья.
Она не перестала улыбаться даже в тот момент, когда захлопнулась за ее спиной дверь в студию. До того, чтобы запереть дочь в комнате, отец не дошел, но запрет выходить из дома все-таки наложил. Ей было все равно. Сияя, она подбежала к комоду, постояла с минуту, размышляя, а потом решительно стянула с пальца кольцо, будто сбросила с плеч тяжелую и неподъемную ношу.
Улыбка покинула ее лицо лишь в тот момент, когда Саша, сняв тяжелую кожаную куртку, сообразила, что они с Ин Юнченом так и не успели обменяться телефонными номерами.
Империя Цинь, 207 г. до н. э.
Татьяна Орловская и Лю Дзы
То, что на обоз нападут, Таня почувствовала за несколько минут до того, как это случилось. Воздух вокруг словно бы сгустился до плотности сахарного сиропа, потом по нему пробежала мелкая рябь, как по воде от брошенного «блинчиком» камушка, затем еще раз и еще. Каждая волосинка на ее теле встала дыбом, отзываясь на приступ такого знакомого панического ужаса перед неизбежным кровопролитием и насилием.
А потом воздух вокруг запел голосом множества стрел, из зарослей на дорогу, вопя и улюлюкая, выскочили какие-то оборванцы. Завязалась рукопашная, пролилась первая кровь. Но вовсе не она испугала Татьяну до немоты и болезненных спазмов в горле. Все нападающие, как один, носили на головах красные повязки, а у всадника на вороном коне, что выехал наперерез офицеру Шао, развевался за спиной большой красный флаг.
«Комиссары! И здесь они, эти ироды!» – мысленно взвыла Таня и незамедлительно, почти что кубарем, скатилась вниз, под повозку.
В Шанхае все знали – Гоминьдан[14] якшается с Советами, но русские обитатели авеню Жоффра надеялись, что уж Китай-то чаша сия как-нибудь минует. Видимо, зря надеялись. И сюда влезли краснопузые со своими знаменами!
Татьяну душили слезы, и она в отчаянии пару раз стукнула кулаком по ободу колеса. Боль очень вовремя отрезвила. Девушка будто очнулась от кошмарного сна.
Стрелы, копья, мечи и щиты Таню, как это ни странно, успокоили. Были бы здесь Советы, красноповязочники держали бы в руках винтовки и револьверы.
«Значит, все-таки прошлое! Слава тебе, Господи!» – ликовала Татьяна.
Конечно, грабители во все времена одинаковы, но в далеком прошлом никто еще до классового сознания не додумался. И то хлеб!
Самое главное в успешной засаде – неожиданность и внезапность, из чего плавно вытекает устрашение и потеря противником боевого духа. Поэтому горящие стрелы в таком деле очень кстати. Но тут важно не перестараться, потому что, во-первых, командир Лю не любил лишнего кровопролития, а во-вторых, целью нападения был все-таки грабеж, а не смертоубийство. Трофеи предполагалось захватить, а не сжечь.
Поэтому стрелы свистели густо и плотно, но избирательно, а мечи и копья разили лишь до тех пор, пока не скрылся из виду шустро улепетывавший циньский офицер, благоразумно бросивший своих солдат на растерзание мятежникам.
– Мятежник Лю! – вопили циньцы. – Мятежник Лю!
– Ну, раз признали… – пропыхтел Лю Дзы, выбивая копье у одного из охранников. – Так зачем продолжать? Эй, вы! Бросайте оружие, и я оставлю вам жизнь!
Как не преминул заметить мудрый Цзи Синь, «кто полон милосердия, тот непременно обладает мужеством»[15]. Противники Лю всех высказываний учителя Кун могли и не знать, зато про «мятежника Лю», известного как Пэй-гун, они были наслышаны. Солдаты переглянулись и один за другим побросали мечи.
– Так-то лучше, – буркнул командир и огляделся, быстро оценивая результаты нападения.
Обоз был целехонек. Вот что значит хорошо натаскать своих людей! Ни одна горящая стрела не попала в бесценные тюки с рисом, ни один рулон шелка не пострадал. И даже экипаж небесной девы… Лю замер, нахмурился и обошел вокруг пустой повозки. Так-так-так, а где же упомянутая дева? Сбежала под шумок?
– Эй! – Он дернул за рукав первого попавшегося солдата Цинь, товарищей которого бойцы сейчас деловито связывали попарно. – Ну-ка признавайся, была тут небесная дева или мне баек наплели про нее?
14
Правящая партия китайских националистов.
15
Слова Конфуция.