Страница 16 из 27
Я передернулась и подтянула одеяло к подбородку. Дождь тихо шелестел, шептал, как священник на исповеди у папистов, что для нас с Дэнди был лишь один безопасный путь – вовсе оставить эту жизнь. Покинуть балаганы и ярмарки. Уйти от деревенских зевак и уличных прохиндеев. Я хотела для нас безопасности, хотела жить как господа: чистые простыни, хорошая еда на столе, красивые платья и дни, полные отдыха. Верховые лошади, охотничьи собаки, канарейки в клетках, и целый день ничего не делаешь, только беседуешь, шьешь, читаешь и поешь.
Я хотела, чтобы мы с Дэнди жили так, хотела спасти ее от мира балагана и жизни шлюхи. И сама я тоже хотела такой жизни, потому что не знала, кем стану. Нельзя же всю жизнь носить мужские штаны и ходить за лошадями. Джек был для меня предостережением и угрозой. Он мог желать меня слегка, из пустого тщеславия. Но другие мужчины могли захотеть меня всерьез. Я могла стричься и вечно опускать глаза, но меня бы это не спасло. Никто не стал бы за меня драться, но никто и не отказался бы меня продать, если бы дали хорошую цену.
Только в одном месте я могла быть в безопасности. Только в одно место могла отвезти Дэнди и дать ей то, что ее радовало, но не было опасно. В Дол.
Я знала, что там мой дом.
Знала – там мое убежище.
Я только не знала, где оно.
Я вздохнула, как старуха, дошедшая до конца своих размышлений и обнаружившая, что они ее никуда не привели.
Однажды я найду Дол, в этом я была уверена. Однажды я окажусь в безопасности. Однажды я спасу Дэнди!
Я повернулась на бок с этой мыслью – и уснула.
5
Не знаю, что я ожидала увидеть в Уарминстере, но короткая главная улица с домами из серого камня, тремя-четырьмя лавками и двумя хорошими харчевнями меня обрадовала. Похоже было, что здесь ничего особенного никогда не случалось – и никогда не случится. Я осмотрелась на широкой улице и представила еженедельный рынок, который именно здесь и должен проходить: прилавки, где продают муку, хлеб и сыр, шум и голоса животных в овечьих и скотных рядах. Я была рада, что мы проведем тут зиму. Здесь Дэнди едва ли могла упражняться в своих талантах по вытягиванию серебра у престарелых джентльменов – и этому я была рада.
Я вытянула шею, чтобы осмотреться, и Роберт Гауер, улыбнувшись моему нетерпению, гордо сказал:
– Почти приехали, – и круто повернул налево, с мощеной главной улицы на земляную дорожку.
Я думала увидеть дом с комнатой наверху и двумя внизу, с низкой крышей и окнами, закрытыми бумагой и тряпьем, крохотный огородик перед ним и лужайку для лошадей позади.
– Господи! – воскликнула Дэнди, когда фургон свернул с дороги и мы оказались на широком конюшенном дворе.
Роберт Гауер улыбнулся.
– Удивлена, маленькая мисс Дэнди? – удовлетворенно спросил он. – Я так и думал! Эти твои расспросы: сколько я зарабатываю да сколько плачу… А ты так и не вызнала, что у меня собственность в базарном городе! Вот так! И голосовать могу, и прочее! – с торжеством сказал он.
Он остановил фургон, и мы с Дэнди вышли. Я, недолго думая, пошла к пони, отвязала их и привела с собой. Роберт кивнул мне.
– Стойла есть для всех! – сказал он. – Стойла, если захочу загнать их на зиму под крышу, чтобы отъедались и толстели. Они, конечно, отправятся на луг, но если бы я решил держать их в конюшне, то мог бы. Всех до единого. У меня тут десять денников! Неплохо, а?
– Неплохо, – отозвалась я.
И это было правдой. Только чудо упорного труда и тщательного расчета могло привести человека из бедности к этому тайному богатству. И я тем более исполнилась к нему уважения, что он мог оставлять этот удобный дом и работать каждый день весь длинный тяжелый сезон.
Дверь в стене, окружавшей двор, открылась, и вышла седая женщина в нарядном фартуке и белом чепце ему под стать. Она присела перед Робертом, словно он был из господ.
– С возвращением, сэр! – сказала она. – В гостиной разведен огонь, и в вашей спальне тоже, когда захотите подняться. Послать мальчика за вашими вещами?
– Да, – ответил Роберт. – И принесите в гостиную чай для двоих, миссис Гривз. Эти две девушки, Меридон и Дэнди, будут пить чай с вами, в кухне.
Она приветливо улыбнулась мне, а я откровенно уставилась на нее. Проехав несколько миль по дороге, Роберт Гауер превратился в господина. Он и Джек преобразились.
А мы с Дэнди остались теми же, кем были всегда: цыганским отродьем.
Джек тоже заметил, что все переменилось. Он соскользнул со спины Снега и передал мне поводья, словно я была его грумом. Повод Пролески он тоже отдал мне, и получилось, что я держу цепочку пони и двух больших лошадей.
– Спасибо, Меридон, – благосклонно произнес он. – Мальчик тебе покажет, куда их поставить.
И прошел мимо меня в дом. Дэнди, все еще сидевшая на ступеньке фургона, поглядела на меня.
– Пф, – фыркнула она и соскочила со ступеньки, чтобы взять у меня повод пони. – Добро пожаловать на половину слуг, Мэрри!
– Да, – сказала я. – Неудивительно, что Роберт Гауер не хотел, чтобы Джеку кто-то из нас понравился. Он, поди, думает, что на полпути к господам.
По лицу Дэнди скользнуло странное хитрое выражение, но она нагнулась к уздечке, чтобы вести пони, и я его толком не рассмотрела.
– А то, – сказала она через плечо. – Наш красавчик Джек – завидная добыча для дамочек Уарминстера!
Прежде чем я успела ответить, из двери, ведшей в конюшни, вышел парнишка. Одет он был в добротные, хотя и дешевые, бриджи, грубую рубашку и бумазейный жилет. Он принял у меня повод Пролески и похлопал ее по шее в знак приветствия.
– Я Уильям, – представился он.
– Я Меридон Кокс, – ответила я. – А это моя сестра Дэнди.
Он внимательно меня осмотрел, приметив ушитые мужские бриджи для верховой езды и ушитую рубашку; путаницу медных кудрей и поджарую крепость; а потом вытаращил глаза, увидев Дэнди – ее красную юбку, небрежно подоткнутую так, что видны были лодыжки, и зеленую шаль, на которой выделялись густые, свободно заплетенные черные волосы.
– Вы работаете на Роберта Гауера? – недоверчиво спросил он.
– Я по части лошадей, а Дэнди на воротах, – сказала я.
– Вы и есть те девушки, что будут подниматься на этих качелях? – полюбопытствовал он.
При мысли об этом у меня подвело живот.
– Может быть, – сказала я. – Сестра будет, а я работаю с лошадьми. Мне нужно будет только попробовать. Я буду ездить без седла.
– Он велел очистить амбар, а вчера приехал этот, с трапецией, и развесил там веревки, блоки и помочи, – затараторил Уильям. – Так высоко! И там еще натянули сетку, вроде рыбацкой, внизу, чтобы поймать, если упадешь. Мы ее проверили, достаточно ли крепкая, сбросили под нее два тюка сена. В амбаре полно опилок с лесопилки – много мешков. Когда овладеете оснасткой, там можно лошадей дрессировать, если погода плохая.
Я кивнула. Роберт говорил всерьез, когда обещал, что зимой мы будем тяжело работать.
– А где мы будем спать? – спросила я. – И есть?
– Он велел приготовить для вас комнаты над конюшней, – сказал Уильям. – Мы положили два соломенных тюфяка и поставили сундук, сложите туда свои вещи. И у вас там свой кувшин и таз. Там даже камин есть, мы трубочиста звали, он его для вас вычистил. А есть будете в кухне, с миссис Гривз и со мной.
Он показал нам, как пройти в конюшни. На дверце каждого денника было написано имя лошади. Уильям взглянул на меня и заметил, что меня озадачили его слова и я не знаю, куда ставить Снега.
– Ты читать не умеешь? – удивленно спросил он.
И, взяв у меня повод, повел Снега в лучший денник, подальше от двери и от сквозняков. Пролеску устроили по соседству; потом пони – по два в просторный денник. Я заглянула поверх дверцы, убедиться, что у них есть сено и вода.
– Когда остынут, всех надо будет вывести, кроме Снега, – сказал Уильям. – Через те ворота, по дорожке через сад, там дальше луг. Отведешь их.
– А ты что делаешь? – спросила я, уязвленная таким распределением работы. – Ты за ними не смотришь?