Страница 55 из 86
– Так или иначе, во всем виноват Утюдзё, который по молодости лет и легкомыслию. – заключил министр. Судя по всему, сам он был весьма невысокого мнения о девушке.
Воспользовавшись случаем, он зашел и в Северный флигель.
Сидя у небрежно поставленного занавеса, девушка играла в сугороку[10] с молодой изящной прислужницей по прозванию Госэти. Молитвенно сложив руки, она нетерпеливой скороговоркой твердила:
– Поменьше, поменьше…[11]
Досадливо поморщившись, министр движением руки остановил спутников, готовых возвестить о его прибытии, проскользнул в приотворенную боковую дверь и сквозь щель в перегородке заглянул в покои.
Госпожа Госэти, судя по всему, тоже не любила проигрывать.
– Еще раз, еще. – повторяла она, изо всех сил тряся бочонком и не сразу выкидывая кости.
Возможно, в глубине их сердец тоже были сокрыты глубокие «чувства-желания» (212), но на поведении их это никак не отражалось. У девушки, хрупкой и довольно миловидной, были прекрасные волосы, она вовсе не казалась существом, обремененным дурным предопределением. Вот только слишком узкий лоб и резкий голос несколько портили впечатление. Так или иначе, красавицей ее назвать было нельзя, однако же, посмотрев на нее, а затем в зеркало, министр понял, что не стоит оспаривать существующую меж ними связь, и невольно посетовал на судьбу.
– Наверное, вы еще не успели привыкнуть к дому и все здесь кажется вам чужим… К сожалению, я не имею довольно досуга, чтобы навещать вас почаще, – говорит он, а девушка своей обычной скороговоркой отвечает:
– О, да что может меня беспокоить, пока я здесь? Обидно только, что я так редко вижу вас. Долгие годы я мечтала о том, чтобы увидеть лицо отца, и вот… Словно мне все никак не выпадет нужное число.
– Вы совершенно правы. Я даже подумывал, а уж не использовать ли мне вас в качестве личной прислужницы, тем более что в моих покоях недостает надежных дам. Но это, увы, невозможно. Обычные прислужницы, затерявшись среди других, ничем от них не отличающихся дам, живут довольно спокойно, не привлекая к себе посторонних взглядов не вызывая пересудов. Но как только в мире станет известно, что одна из них – дочь того или иного вельможи, на нее сразу же обратятся придирчивые взоры, которым наверняка удастся обнаружить что-нибудь, бросающее тень на ее отца или братьев. А уж тем более. – И министр, не закончив, умолкает. Но девушка заявляет, ничуть не смутившись:
– Да что тут такого? Другое дело, если бы мне пришлось изображать из себя важную даму где-нибудь на людях, тогда бы я точно почувствовала себя неловко. А так – да я готова горшки за вами выносить.
Министр не мог удержаться от смеха:
– Что вы, такое занятие вам вовсе не к лицу! Но если у вас есть желание доказать свою дочернюю преданность, постарайтесь говорить немного тише и медленнее. Тогда и я буду медленнее стареть.
И министр снова смеется; право, он никогда не упустит случая пошутить.
– Ах, такая уж я уродилась! Когда я была совсем маленькая, матушка очень страдала из-за этого и часто бранила меня. Она говорила, что я переняла эту привычку от настоятеля монастыря Мёходзи[12], который присутствовал при моем появлении на свет. Обещаю вам сделать все возможное, чтобы исправиться.
Лицо ее изобразило такую явную готовность исполнить свой дочерний долг, что министр почувствовал себя растроганным.
– Право, я запретил бы таким монахам присутствовать при родах. Наверняка эта привычка послана ему в наказание за прошлые грехи. К примеру, считается, что немые и заики были некогда виновны в поношении сутры Великой колесницы[13], – говорит министр, начиная раскаиваться в своем решении поручить девушку заботам нёго Кокидэн. В самом деле, пристало ли особе, занимающей в мире столь высокое положение, что даже он, ее отец, невольно робел перед ней, иметь в своем окружении такое жалкое существо?
«Как же я мог решиться взять ее к себе, даже не узнав, что она собой представляет? Но теперь уже ничего не изменишь. Чем больше людей ее увидит, тем больше будет сплетен».
– Госпожа нёго как раз находится здесь. Вы можете время от времени заходить в ее покои и наблюдать за манерами дам, чтобы научиться вести себя должным образом. Даже не имеющий особенных достоинств человек, попав в ту или иную среду, невольно начинает ей соответствовать. Помня об этом, постарайтесь почаще встречаться с сестрой.
– Ах, радость-то какая! Ведь и во сне, и наяву я только и мечтаю о том, чтобы быть признанной этими благородными особами! Других желаний у меня давно уже нет. Только позвольте, и я стану черпать воду для госпожи сестрицы[14], – быстрее прежнего щебечет девушка, и, понимая, что останавливать ее бесполезно, министр говорит:
– Полно, вам вряд ли придется заниматься собиранием хвороста. Лучше постарайтесь держаться подальше от монахов, которые столь дурно на вас влияют.
Однако девушка не понимала шуток, как не понимала и того, что перед ней один из самых блестящих в стране сановников, которого один взгляд повергает окружающих в трепет.
– Когда же мне пойти к ней. – спрашивает она.
– Обычно выбирают благоприятный день. Но к чему нам такие церемонии? Можете пойти к ней хоть сегодня, если хотите…
С этими словами министр выходит.
Ему сопутствуют, повинуясь каждому его слову, благородные юноши Четвертого и Пятого рангов, малейшее его движение исполнено такого величия, что девушка восклицает, восхищенная:
– Какое счастье иметь такого отца! И как нелепо, что я, его дочь, выросла в жалкой хижине!
– О да, боюсь, что он даже слишком важен, – соглашается Госэти. – Пожалуй, было бы лучше, если бы вы нашли себе более подходящего родителя, который по крайней мере заботился бы о вас, – неожиданно добавляет она.
– О, как тебе не стыдно! Ты всегда готова все испортить. Не смей теперь разговаривать со мной на равных! Вот подожди, увидишь, кем я стану.
В гневе она казалась привлекательнее, искреннее негодование, написанное на ее лице, сообщало ему своеобразное очарование, и казалось, что она не так уж и дурна. Единственное, с чем нельзя было примириться, так это с ее манерой говорить. Впрочем, могла ли она научиться говорить правильно, живя в провинции, среди жалких бедняков? Самые незначительные слова, произнесенные неторопливо, тихим голосом, обычно производят на слушающего приятное впечатление. А уж стихи тем более следует произносить как можно проникновеннее, многозначительно не договаривая начальных и конечных слов, тогда слушающий наверняка будет в восторге, даже если не успеет проникнуть в глубину содержания. Но самые тонкие, глубокие замечания, произнесенные скороговоркой, могут показаться лишенными всякого смысла. Девушка из Северного флигеля не особенно задумывалась над тем, что и как она говорит; голос ее звучал резко, она часто искажала слова. К тому же, воспитанная грубой кормилицей, потакавшей всем ее прихотям, она привыкла держаться довольно развязно – словом, производила весьма дурное впечатление. Впрочем, совсем уж ничтожной ее тоже нельзя было назвать. При случае она даже могла сложить песню в тридцать один слог и произнести ее обычной своей скороговоркой. Правда, чаще всего начало песни не соответствовало ее концу…
– Господин министр посоветовал мне навестить госпожу нёго, – сказала она Госэти. – Он огорчится, если я стану медлить. Пойду к ней сегодня же вечером. В его-то любви я уверена, для него нет никого на свете дороже меня, но вот остальные… Пока я не добьюсь их расположения, мне будет довольно неуютно здесь.
Нетрудно себе представить, с каким пренебрежением должны были относиться к ней в доме министра Двора.
Девушка начала с того, что отправила нёго Кокидэн письмо.
10
Сугороку – одна из древнейших настольных игр, завезенных в Японию из Китая. На особой доске расставляются белые и черные шашки («камни»). Играющие из бочонка выкидывают кости и в соответствии с полученным числом переставляют шашки. Выигрывает тот, кто первым займет поле противника
11
Поменьше, поменьше… – т. е. чтобы даме, играющей с ней, выпало меньшее число
12
Мёходзи – монастырь в пров. Оми, посвященный бодхисаттве Каннон
13
…немые и заики были некогда виновны и в поношении сутры Великой колесницы. – В сутре Лотоса (Притчи. 3) говорится, что люди, когда-либо поносившие эту сутру, даже возродившись в человеческом обличье, будут слепыми, глухими, немыми или заиками
14
…черпать воду для госпожи сестрицы… – госпожа Оми намекает на то, что и будда Гаутама, живя у отшельника, носил ему дрова и воду